Зульфагар. Меч халифа
Шрифт:
Дом напоминал старого инвалида-бомжа — избитого бродягу с покрытым язвами и кровоподтеками лицом, изодранной одежонке, с несвежим дыханием из гнилого беззубого рта, бродягу, покрытого коростой и до невозможности населенного глистами, вшами и чесоточным клещом… А ведь они оба — и дом, и бродяга — были когда-то юными и красивыми, и не подозревали о такой вот участи…
Хамлаев притормозил, аккуратно съехал с разбитого асфальта и подрулил к разрушенному заборчику. Только здесь остановился. Причем, остановился так, чтобы машина не была видна с трассы — вдруг кто-нибудь
Всю дорогу он думал о том, как бы половчее снять пистолет с предохранителя и взвести курок. Для этого нужно было хоть на несколько мгновений оказаться в стороне от Хамида. Тот хоть человек туповатый, но боец опытный — щелчок взведенной боевой пружины услышит сразу.
— Куда идти? Показывай…
Наверное, Хамид почувствовал что-то неладное. Он покосился на подручного Аргуна. Тот уже спрыгнул на землю, оглядывался по сторонам. Вел себя естественно и непринужденно, что немного успокоило командира уже несуществующего отряда. Однако чувство тревоги не проходило.
Впрочем, успокаивал себя Хамид, ну что может ему сделать Хамлаев? Убить без суда и следствия, в непосредственной близости от лагеря, не посмеет… Да и зачем? За что? Из-за чего? Из-за этой злосчастной кассеты? Не может быть, чтобы мусульманин мусульманина убил из-за какой-то гяурской кассеты.
Ну а что еще плохое можно предположить?.. Худшее, что может случиться — это попасть в руки Абу. Но для этого нужна санкция кого-то повыше, чем Аргун. Да и за что, опять же? За то, что отряд потерял? Так ведь тот же Хамлаев недавно тоже своих подчиненных потерял, и ничего, ему все сошло с рук, только пожурили…
Нет, не может быть, чтобы против него замышлялось что-то серьезное! Понятно, отвечать за гибель подчиненных придется, но только произойдет это в установленном законом порядке.
— Ну чего ты застрял? — обернулся уже от калитки Шанияз. — Куда идти-то?..
Он едва не положил руку на кобуру, чтобы расстегнуть ее, однако заметил несколько беспокойный взгляд Хамида, который был нацелен на него. И решил, что спешить пока не следует. Если не можешь сам создать выгодную тебе ситуацию, выжди время и воспользуйся моментом!
Словно подслушав его мысли, Хамид тоже спрыгнул на землю, поспешно направился за ним.
— Там, там, в доме, внутри, — показал он. — Ты погоди, я сам схожу…
— Да ладно, пошли вместе, — не согласился Хамлаев. — Ты же слышал, что сказал Аргун — чтобы мы были вместе.
Они вошли внутрь один за другим.
Внутри дом вполне соответствовал своему внешнему обшарпанному виду. Сколько подобных домов им довелось видеть за последнее время! Всюду мусор, стекольное крошево, пустые консервные банки, пластиковые бутылки и яркие жестянки из-под напитков… Сквозь пустые оконные и дверные проемы легко гуляет ветер… В потоке зияет дыра и с чердака слышны какие-то шорохи, оттуда временами мелко сеется-сыпется какая-то труха… Под ногами громко хрустит разномастный
Мертвый дом.
Сейчас он станет мертвым вдвойне. Потому что Зульфагар воспользовался удачным моментом. Они вошли в полумрак с ярко освещенного двора и пока глаза привыкали, быстро расстегнул кобуру. Тут же, громко грохоча подкованными ботинками и отфутболив подвернувшуюся под ноги банку, под прикрытием этого шума, снял пистолет с предохранителя и взвел курок. Патрон у него всегда был в патроннике.
— Какого шайтана вас занесло именно сюда? — неискренне проворчал Шанияз. — Могли бы это спрятать где-то поближе…
— Мы боялись, — негромко и несколько смущенно признался Хамид.
— Чего?
— Что эта кассета попадет в чужие руки.
— Добоялись… — не сдержавшись, пробурчал Хамлаев.
— Что? — не понял Хамид.
— Да нет, ничего. Это я так… — досадуя на себя, отозвался Шанияз. — А что на кассете?
— Не знаю. Мы же ее не смотрели… Да и вообще мы не знаем, что в пакете. Просто кассета прощупывалась… А может там еще что-нибудь… Мы ее вообще хотели выбросить, а потом побоялись — гяуры ведь тогда и об этом сообщили бы… — неожиданно для самого себя разоткровенничался Хамид.
Так, значит, Аргун приговорил этого дурака, даже не зная из-за чего. Просто из опасения, что пока сам будет разбираться в ситуации, Хамид кому-то расскажет о кассете.
Ай да Аргун! Значит, он легко и просто приказывает избавить себя от соратника из одного лишь подозрения, что тот может причинить ему какие-то неприятности. Не причинил, не уличен в том, что намерен причинить, а лишь может причинить?..
Это тогда получается, сама собой напрашивается мысль, если доведется, он и его, Зульфагара, точно так же прикажет «замочить» «на всякий случай».
Ну уж меня-то не станет, — подумалось. А почему же и нет? — реалистично возразил Хамлаев сам себе. Чем он, по большому счету, так уж отличается от Хамида? Разве тем, что умнее. Ну так ведь от умных избавляются не реже, чем от дураков. А то и чаще…
Так что, Зульфагар, бдительность, бдительность и еще раз бдительность! Ее терять никак нельзя. Не случайно символом, эмблемой Ичкерии является одинокий волк. В волчьей среде, если верить легендам, нередки случаи, когда расправляются со своими — когда от бескормицы, а когда и от того, что более сильный начинает бояться набирающего силу молодого собрата. Значит, сделал для себя вывод Зульфагар, нельзя расслабиться и упустить момент, когда Аргун перестанет в нем нуждаться и почувствует в нем соперника…
Между тем Хамид, а за ним Шанияз прошли в самую дальнюю комнату брошенного дома. Там в углу оказалась груда неопрятного тряпья, к которому было противно даже прикасаться — именно поэтому на него никто не позарился. Обычно на войне из домов — как жилых, так и заброшенных — вытаскивают все. А через эти места в 94-96-м годах война прокатилась не раз…
Хамид разворошил мусор и достал из-под него завернутый в грязную изодранную тряпку предмет.
— Ты бы кассету еще в дерьме спрятал, — раздраженно сказал Шанияз. — Как ее сейчас в руки-то брать…