Звание Баба-яга. Потомственная ведьма
Шрифт:
Атаний огорченно пыхтит, у Талма слезы уже ручьем, но я все дожимаю. Пусть пораскаиваются, им полезно.
Они же не представляют, как я перепугалась на самом деле. Сразу историю своего мира вспомнила, когда даже не по подозрению, а по простому наговору, по доносу завистливой соседки или похотливого гаденыша женщины шли на страшные муки и на костер.
– Вия, – решил наконец вступиться староста, – ты прости их, ничего плохого мы бы не сделали. Мы всегда проверяем, если кто подозрительный попадется… А ты правда
Ага. Фигушки вы меня обдурите. Я-то до сих пор помню, что в человеческом виде накрепко связана веревками.
– Могу, но не буду. И вообще, минуты лишней с вами не останусь. Утречком пораньше и улечу, а сейчас выходите все отсюда, я устала.
Командую ими, а сама поглядываю – успею в окно, если что, выпрыгнуть? И сумку бы прихватить не помешало. А вот метла сама прилетит, такое на ней заклятие.
Но гномы послушно помаленьку из комнаты вышли и дверь за собой прикрыли.
Так, это хорошо, что я сейчас снова кошка. Слух у меня в этом облике намного тоньше. Подкралась к двери, ухо приложила – все они ушли или нет?
Нет, не все. Кто-то неподалеку потихоньку носом хлюпает, и я даже точно знаю кто.
Но на жалость больше не поведусь, хватит, дожалелась. Они, может, и правда ничего бы плохого не сделали, только я вовсе не мышь белая, чтобы позволять над собой эксперименты проводить.
И про утро я им специально заливала, вот сейчас соберусь, на метлу сяду… только меня и видели.
Достала я зубами из сумки булавку и долго мучилась, прежде чем придумала, как ее пристроить к спинке кровати, чтобы можно было быстро палец уколоть.
А потом снова произвела над собой знакомый ритуал и оказалась лежащей на постели лицом вниз. Со связанными руками и ногами. Ох же и бестолковая! Опять не подумала, что человеком так лежать мне будет неудобно.
Безобидное и почти не требующее магии заклинание для клубков само всплыло в памяти, и через миг веревки лежали у моих ног, смотанные в два ровных мотка.
Так, теперь займемся подготовкой. Настроение у меня боевое, только всхлипы за дверью начинают на нервы действовать. А не слишком ли я поспешила окончательное решение принимать? Ну да ладно, сначала дело, потом все остальное. А приготовить мне нужно многое.
Достать из потайного кармашка простенький на вид мешочек, развернуть. Некоторые, самые необходимые в дороге предметы рассовать по карманам, остальное рассортировать по степени нужности.
Подправить макияж и прическу, брызнуть духами, протереть углом коврика ботиночки… ну вот я и в ажуре. Засунуть сумку в мешок вместе с курткой и метлой, шепнуть заветное словечко – и у меня в руках небольшой кошелечек в виде кисета.
Его я повесила на шею, под платье, проверила еще раз, все ли предусмотрено, и вперед.
На кухню, разумеется.
И не важно, что сначала я собиралась улететь отсюда немедленно. Зато, поразмыслив, решила дать гномам второй шанс.
В чужом мире нужно быть крайне осторожной, если хочешь выжить, а я очень хочу. Потому и останусь тут до утра. А утром раздобуду местную одежду, запасусь едой, и неплохо бы разжиться здешней валютой, боюсь, моя карточка туземных банкиров не впечатлит.
– Так что радуйтесь, гномы, сегодня мы идем к вам, – открывая дверь, пробормотала я и сразу наткнулась на опухшие от слез глазенки Талма.
Эх, гном, ну сколько раз тебе говорить, что не должны мужчины плакать?
– Ну, будут меня тут кормить или как? – совсем невоинственно интересуюсь, разрываясь в душе между желанием потрепать утешающе эту несчастную глазастую голову и остатками мстительности.
Ну да, грозная я. Как гроза летняя. Налетела, пошумела, дров наломала и растаяла в умытом небе.
До следующего раза.
– Будут! – вспыхнули радостью зеленые глазки.
Гном с готовностью вскочил и рванул впереди меня по лесенке, а я потопала следом, испытывая огромное сожаление, что все же не решилась его погладить.
М-да, весна, что ли, на меня так расслабляюще действует или это наша извечная бабско-ёжская жалостливость не ко времени проснулась?
Так усыпить ее срочно тройной дозой самых суровых наговоров! От жалости слабость, а мне сейчас слабой быть никак нельзя.
Слабыми в чужих мирах дороги мостят.
Ой, а кто же это у нас на кухне такой нарядный гуляет? Я от изумления едва не споткнулась.
Рубашечка белоснежная, волосы русые, с прозеленью, по плечам, рубашечку распирающим, шелком промытым рассыпаны…
А зеленые глаза смотрят с тревожным вопросом – мириться я пришла или ссориться?
А вот ни то ни другое. Как с вами обращаться, это я еще по вашему поведению посмотрю. Но это раньше я была у вас на положении бедной родственницы, теперь я – Баба-яга в тылу врага, и тактика будет соответственная.
– Вия спрашивает, кормить ее будут? – счастливо сияет наивными глазками меньшой, и старший, светлея лицом, немедля пододвигает мне стул.
И начинает ловко уставлять стол тарелками и мисками.
Вот давно пора было так-то. А то на полу кормить собирался. Нет, не забыла я еще про это: пусть и незлопамятная, но не до такой же степени.
Вилки у них хоть и двузубые, но имеются, а вот ножей не видать. А куски мяса… ну, когда я в кошачьем облике, то в самый раз, а вот подкрашенными губками аккуратно не поесть.
– Ножика нет? – спрашиваю в никуда, загадывая, кто из них первый за ножом помчится.
Рванули оба. Но нечто более приемлемое притащил Талм. Такой кухонный ножище, какими капусту по осени в деревнях рубят. Не все, конечно. До кого цивилизация дошла, те в комбайне крошат.