Шрифт:
Елена КАТАСОНОВА
Зверь по имени Брем
Всем собакам - маленьким и большим, породистым и беспородным, живущим вместе с нами и от нас независимо, - с любовью и уважением посвящается
Брем - черный лохматый пес. Глаза у него круглые и веселые, брюшко с белой подпалиной, лапки косматые, словно Брем ходит в бурках. Интересно, что сказал бы великий зоолог, если б знал, что именем его назовут пса неопределенной породы? Образованная соседка порицала Наташу, называла это кощунством, но за Натащу вступилась бабушка, Мария Тихоновна.
– Брем был бы рад, - взяла она
– Он был бы счастлив, что его до сих пор помнят и любят. И он не считал животных хуже нас с вами...
Соседка захлебнулась от негодования, но Мария Тихоновна повернулась и ушла к себе: врачи не велели ей волноваться.
***
Легкомысленная собака Булька родила Брема в знойный июньский полдень, укрывшись от людей в подвале старого дома. Хозяева Бульки удивились невероятно.
– Как же так?
– недоумевали они.
– Ее же водили на поводке! Как мы ничего не заметили?
Булька, чувствуя смуту и общее недовольство, от щенков не отходила, ничего не пила, не ела и к себе никого не пускала. Но соседская девчонка Света пошепталась с Наташей, и они вдвоем проникли в подвал. Света прижимала к животу здоровенную миску с супом, а Наташа несла банку с водой. Она присела на корточки на почтительном расстоянии и, вытянув далеко руку, осторожно поставила перед Булькой воду.
Булька, не переставая ворчать, чуть шевельнулась: пить хотелось давно.
– Булечка, милая, покажи щенка, хоть одного, - протяжно попросила Наташа.
Булька перевела взгляд с банки на девочку и, поколебавшись, медленно убрала лапу: ею укрывала от мира, прижимала к себе бесценное свое сокровище - крошечный, слабо шевелящийся и попискивающий комочек.
– Ма-а-аленький, - растроганно пропела Наташа.
– Ой, Светка, я его выпрошу!
– А чего просить-то?
– резонно возразила Света.
– Подумаешь, щенок, да еще беспородный... Они и так не знают, куда их девать.
– Правда?
– обрадовалась Наташа и метнулась к двери.
– Булечка, никого не пускай, я мигом!
***
Бабушка Наташу любила и баловала: их было двое на всем белом свете. Мама умерла, когда Наташе исполнилось три года. В таинственных тайниках памяти сохранились светлые волосы, теплые руки, запах сирени... Вот и все, так мало! Остальное восполняли бабушкины рассказы.
– Баб, Ты послушай, только не перебивай, - запыхавшись от бега, тараторила Наташа.
– У Бульки щенки, такие маленькие, совсем слепые, давай возьмем одного, самого черненького? У тебя ведь сердце, тебе велели гулять. Помнишь, тетя Настя еще уговаривала, а ты смеялась: "Чего это я на старости лет гулять потащусь?" А теперь будет щенок, ты с ним будешь дышать свежим воздухом... Бабуль, мне так хочется живое существо!
– - Тебе, значит, существо, а как гулять - так мне?
– прищурилась бабушка, и добрые морщинки разбежались по ее лицу.
– Ура-а-а!..
– завопила Наташа.
– Наша взяла! Баб, я буду все сама, вот увидишь, - и кормить, и купать, все-все!
– Ну-ну, тащи своего зверя, так и быть, - сказала бабушка.
– Только заруби на носу, Натка, впереди восьмой класс. Будешь валять дурака,
– - А я его догоню, и мы уйдем вдвоем, далеко-далеко, - мечтательно сказала Наташа.
– Ты будешь плакать и махать нам платочком вслед.
– Она любила сочинять истории.
– А потом тебе станет грустно, так грустно, что ты возьмешь в руки железный посох, обуешься в железные башмаки и пойдешь искать нас на край света. И пока не износишь ты три пары железных башмаков, и пока не сотрешь три железных посоха...
– И пока ты болтаешь тут, Натка, кто-нибудь выпросит щенка себе и останешься ты, матушка моя, с носом, - сказала бабушка, и Наташа ахнула и побежала к хозяевам Бульки.
Никого, как назло, дома не было. Она звонила, звонила и звонила, но поняла, что все на работе, и, печальная, вернулась домой.
– Не горюй, - утешала ее бабушка.
– Потерпим до вечера. Гляди-ка, что я шью... Угадай, для кого это?
Бабушка покойно сидела за зингеровской, инкрустированной перламутром машинкой и прострачивала половичок. Наташа тут же пристроилась рядом: она любила смотреть, как бабушка шьет.
– Ой, подстилка, - догадалась она.
– Это щенку?
– Конечно, - кивнула бабушка - старинный гребень не давал разлететься ее тонким серебряным волосам.
– Ты к нему теперь заходи, корми Бульку, только очень не приставай! Вот увидишь, она поймет, что к чему, поймет и доверит тебе щенка.
– А они согласятся?
– Наташа побаивалась толстых хозяев Бульки.
– Хозяева? Ну, я думаю, возражать не станут. Только главное - Булька. Надо, чтоб она согласилась.
– Я отнесу ей торт, ладно?
– рванулась к холодильнику Наташа.
– Я, баб. Сладкое уже не люблю!
Мария Тихоновна засмеялась.
– Разлюбила, значит? Отнеси-ка ей лучше мяса, вылови из супа. Да сбегай в библиотеку, посмотри, что там есть о собаках.
***
Так у Наташи появился Б рем и по мере своих слабых сил начал старательно исправлять злую не правоту природы. Сначала его держали в кухне: он пачкал, пачкал и пачкал, хотя трижды в день Наташа выносила его во двор и приучала гулять. К осени Брем усвоил, что хотят от него люди, и в кухне стало чисто.
– Ну-с, молодой человек, - сказала однажды Мария Тихоновна, - пора выходить в свет. Прошу вас...
– И она открыла дверь в комнату.
Брем постоял в нерешительности, покачиваясь со сна на коротких лапках, и медленно, с опаской вышел из кухни. Старательно обнюхивая пол, он потрусил по знакомому коридорчику и замер: перед ним зияло ничто, пустота. Но бабушка с Наташей стояли рядом, и это его подбадривало.
– Ну, зверь, не робей, - сказала бабушка.
– Не робей, заяц!
Щенок ринулся в распахнутое настежь пространство, и его храбрость и безрассудство были вознаграждены. Какой новый, какой великолепный мир открылся ему! Черный комочек носился по ковру, отчаянно тявкал, пугая солнечный зайчик, пробовал на зуб открытую дверь балкона, рычал на телевизор и шкаф и наконец поднял, самоутверждаясь, лапу у полированной ножки стола. Ну, это ему простили: люди понимали его волнение.