Зверь
Шрифт:
– Даша, - произнес я голосом, внезапно ставшим совершенно серьезным.
– Лучше остановись!
– Да не умею я, - прокричала девчонка, нажимая все кнопки подряд.
Во второй раз этот прием не срабатывал. Наверняка при создании этого тепловоза предусматривались защиты от дураков. Правда, один раз они уже показали, что от военных дураков, как от лома, приема нет вообще, так что я, понадеявшись еще раз обмануть технику, присоединился к журналистке, тыкая во все подряд. Удалось-таки! Состав вздрогнул, резко дернулся, и, отчаянно скрипя, высекая колесами искры, начал стремительно
– Аха!
– воскликнул я.
– Калач, получилось!
– А то, - кивнул он, убирая руку с красной коробки на стене с белыми буквами "стоп-кран".
Ми-24 успел приземлиться, и от вертушки к нам бежало отделение десантников в зеленом пятнистом камуфляже, с голубыми беретами на головах. Я высунулся в дверь, но, услышав очередь, запрыгнул обратно. Пули застучали по дюралю обшивки.
– Вы что, вашу мать? Совсем охренели?
– закричал я.
– Свои мы! Славяне!
– Тогда бросайте оружие, и выходите по одному с поднятыми руками, если свои!
– последовал ответ.
Было бы еще, что бросать. Я вышвырнул в проем трофейный АК, и вылез сам, предварительно пропустив вперед поднятые руки. Перед тепловозом, спрятавшись в камнях и канавах, выставив стволы автоматов, приготовившись накачать свинцом любого, кто окажет сопротивление, лежали бойцы федеральный войск.
– Гляди-ка!
– воскликнула одна из фигур, поднимаясь.
– Живые!
– А ты сомневался, - усмехнулся я, узнав Николая.
Майор спохватился, и, взяв под козырек полевого кепи, гаркнул во весь голос:
– Здравья желаю, товарищ полковник!
– Ну, это...
– смутился я.
– Благодарю за службу, сынки! Кстати, руки то уже можно отпустить?
На следующий день, обычным гражданским рейсом из Кисловодска, куда нас доставил все тот же Ми-24, наделав при этом немало шуму, мы прибыли в родной город. Причем, тоже не без помпы. Пассажиры Туполева догадались, что среди них присутствуют далеко не простые личности, когда капитан воздушного судна убедительно попросил всех оставаться на местах, и первыми пройти к трапу Железняку, Калачеву и Сохновской. Догадаться-то догадались, но, могу спорить на что угодно, они никак не могли предположить, что знаменитости - трое уставших человек, двое из которых поросли недельной щетиной, одетые в потертые комки, любезно подаренные майором Сорокиным. Наверно, решили, что с борта снимают террористов. Но, в таком случае, почему они садятся в ЗИЛ-41047, стоящий у трапа? Значит, шпионы. Определенно - шпионы.
Подполковника Мороз, усевшего стать генералом, я не видел много лет, но Павел за прошедшие годы почти не изменился. Только седины стало больше. Да и генеральский мундир смотрелся на нем не в пример лучше кителя подполковника.
– Ну, здорово, все еще майор Железняк!
– усмехнулся чекист, протягивая ладонь.
Я ответил на рукопожатие, но генерал неожиданно дернул меня за руку, заключив в крепкие объятия, подняв над землей, продемонстрировав недюжинную для своего возраста силу. Эх, в свое время мы друг другу жизни столько раз успели спасти, что и со счета сбились.
– Ты, Женька, точно белены объелся!
– усмехнулся Паша.
– Мне разведка такое доносила, что я уж, грешным делом, думал все - не видать мне своего коньяка! А, если и видать - то лет через двадцать!
– Не дождешься!
– заверил я.
– Какие у вас звезды!
– восхищенно произнесла Даша.
– А какая у вас должность? Генерал?
– Эх, доченька, - вздохнул офицер.
– Генерал - это не должность, генерал - это счастье!
Городские заторы, в сопровождении четырех мотоциклистов, мы пролетели, как на крыльях. Признаться, там, в горах, я тосковал по каменным джунглям, где все просто и понятно: красный - стой, зеленый - иди. Но, оказавшись в мегаполисе, я начал задыхаться от обилия дыма и выхлопных газов. Горный воздух намного чище и свежее!
Охранники в банке опешили, узнав в бородатом партизане своего начальника. И узнали, стоит заметить, далеко не сразу, вначале едва не попытавшись выставить меня вон. Наталья приветливо улыбнулась Калачу, но, заметив, как он нежно поддерживает за локоток журналистку, надула губки и нахмурилась.
В кабинете коммерсанта, с моего последнего визита, практически ничего не изменилось. Только пропал запах валерианы, а на полу, возле стола, появился штабель картонных коробок с лейблом "XEROX".
– Даша, Дашутка, доченька!
– радостно воскликнул он, обнимая бывшую пленницу.
– Папка!
– просипела сквозь выступившие слезы девушка.
– Я так по тебе соскучилась!
– Я теперь никуда тебя не отпущу, - пообещал Антон.
– Никогда.
Мы с Лешкой стояли в стороне, робко переминаясь с ноги на ногу, смотря на воссоединение семейства и ожидая своей очереди. Наступала она нескоро, пропустив перед собой тонны соплей и нежностей. Сохновского даже не смущало присутствие сержанта - так он был рад.
– Женька!
– оставив дочь в покое, одноклассник затряс мою руку.
– Спасибо тебе огромное, спасибо! Я - твой вечный должник, даже не знаю, как тебя отблагодарить!
– Зато я знаю, - напомнил я.
– Ах, да, - банкир махнул на коробки.
– Вот деньги и записи. Как и обещал! Ну, отпразднуем?
– предложил коммерсант, пристально глядя в мои глаза.
Что-то в нем изменилось. Какая-то маленькая, еле уловимая, деталь, но, вместе с тем очень важная. Я стойко держал его пронизывающий взгляд, и тут по спине, едва задев крылом, прошел знакомый холодок. Словно прикоснулся, изучая меня, и, налетев на броню, поспешно ретировался, чтобы не спугнуть жертву.
Внезапно до меня дошло. Его глаза! Глаза Сохновского, сколько я себя помню, бывшие всю жизнь карие, сейчас были бледно-голубыми! Как у Ивана, продавшего нам броневики, как у чудовищного волка, заколотого мною в горах.
– Антоха, - приветливо улыбнулся я.
– Если ты не против, нам бы сначала привести себя в порядок, выспаться. А там уж и можно праздновать.
– Да я, в принципе...
– попытался возразить боксер.
Но, встретив мой испепеляющий взгляд, заткнулся. Понял, что это неспроста.