Звереныш (Вестник смерти)
Шрифт:
Овраг был глубоким. Внизу проглядывали неясные острые очертания скал, то тут, то там выступавшие из-под белого покрывала.
Хьюланн поднялся и повернул обратно. После ста новых шагов он увидел, что ветер уже стер его следы, и вынужден был полагаться только на немногие знакомые признаки в окружающей его пустыне, чтобы выбраться отсюда. И, даже ориентируясь по соснам, как по указателям, он два раза сбивался с пути. Он нашел сугроб, в котором очнулся, так как при падении оставил глубокую вмятину и ветер не успел замести ее снегом за прошедшие несколько минут. Здесь он прислонился на какое-то время к стволу дерева, пытаясь восстановить дыхание, силы и хоть немного потерянного тепла.
Он начал сдирать лед, покрывший все его тело сплошной коркой, оставив нетронутыми только места суставов. Но вскоре бросил это бесполезное занятие, решив, что ледяной покров поможет сохранить плоть от жестокого ветра. Он не хотел думать о том, что мог бы избавиться ото льда, забрав тепло у своего организма.
После краткого трехминутного отдыха Хьюланн снова выпрямился, потянулся и отправился на осмотр еще неисследованных окрестностей слева. Сначала ветер дул со спины, и, казалось, он подталкивал Хьюланна, облегчая ему движение. Но вскоре эта иллюзия исчезла. Ветер обернулся огромным кулаком, безжалостно молотившим Хьюланна в спину, раскачивавшим его из стороны в сторону, чтобы бросить на землю и с воем закружиться над головой. Хьюланн насколько мог вжал свою продолговатую голову в плечи, хотя ледяной покров на затылке постоянно давал о себе знать.
В конце концов ему удалось различить на девственно чистой снежной мантии след вездехода, хотя снег уже начал заполнять его, а мощные удары ветра дополняли его работу, заметно сужая границы широкой полосы, оставленной машиной. Хьюланн посмотрел на верхушку горы. Интересно, как далеко отбросило Лео от машины? Наоли попытался вспомнить, как они падали, перелетев через обочину. Но все это было скрыто в полном тумане даже для его наблюдательного мозга. Ему оставалось только надеяться, что мальчик все еще находится в машине. И, зашагав по ее следу, он начал спуск, чтобы найти хоть что-нибудь.
Временами, когда путь становился слишком крутым, Хьюланн боялся оступиться и покатиться вниз, потеряв контроль над собой. В таких местах он становился на колени, переползая от одного ростка какого-нибудь кустика к другому, от одного выступа на скале к следующему. Здесь, наверное, машина зацепилась, а потом отлетела, продолжая скольжение.
Хьюланн нашел несколько искромсанных обломков.
Он прихватил с собой парочку и продолжал пробираться вперед, пока не понял, что это бессмысленно. Он откинул обломки в сторону, чтобы освободить руки.
Холодный воздух огнем жег легкие. В груди появилась какая-то странная боль, спазмы боли пронизывали весь торс с такой яростью, что это заставляло его останавливаться и скрежетать игловидными зубами так сильно, что на губах выступила кровь. Хьюланн понял, что нежные ткани легких обмораживались холодным зимним воздухом. Мягкая влажная внутренняя плоть твердела и трещала от такого испытания. Ему приходилось дышать чаще, неглубоко, чтобы воздух успевал хоть как-то согреваться по пути в легкие. Воздух с трудом проходил сквозь первичные ноздри, и Хьюланну пришлось напрячь мышцы первичной пары, чтобы протолкнуть блокирующий клапан дальше к пазухам носа.
Все вокруг стало загадочно серым. Приближался рассвет. Чуть позже наконец-то начало светать, и он различил впереди искореженный корпус машины.
Вездеход зацепился между двумя острыми скалами, которые возвышались подобно воротам в священную обитель. Сначала Хьюланн подумал, что кто-то нарочно установил здесь эти каменные монументы, но потом понял, что они были природными, хотя и очень странными образованиями. Машина висела на боку между двумя скалами, прижатая третьей, и была изуродована до неузнаваемости. Выбрав удобную позицию для наблюдения, Хьюланн смотрел на машину и видел только днище. Два ротора снесло, и все механизмы были оторваны. Да он и не ожидал увидеть машину в сохранности, чтобы продолжать на ней свое бегство. Хотя такая окончательная, полная смерть угнетала.
Хьюланн скатился по склону по направлению к машине и врезался в нее с задней стороны. Он ухватился за борт, тяжело дыша через вторичные ноздри. Когда он отдышался, то осмотрел вездеход, отмечая выбоины и царапины, затем зашел со стороны водительской двери. Вторая дверь была прижата к земле.
Он ничего не видел внутри, в кабине для пассажиров царил густой мрак.
— Лео!
Ответа не последовало.
— Лео!
И снова тишина.
Хыоланн пролез, изворачиваясь, к двери, совсем обезумевший от горя. Чувство вины, которое только-только начало пропадать, вспыхнуло еще сильнее, чем до этого. Если мальчик мертв, то это он, наоли, убил его. Да. Он. Потому что он был за рулем, потому что он был не достаточно внимателен, потому что он был наоли, а наоли всегда точно выполняют предписания, необходимые для успешного полета.
Дверь не поддавалась, зажатая изнутри изогнутыми и смещенными поврежденными частями. Машина лишь трещала по швам.
Хьюланн дергал дверь до изнеможения. Затем он снова позвал мальчика.
Тот не отвечал.
Он пытался уловить хоть какие-то признаки жизни в машине, но был оглушен бурей, усиливавшейся с каждой минутой. Ее завывания становились все более громкими и резкими.
Сделав еще несколько безуспешных попыток, Хьюланн осмотрел заднюю часть машины в поисках пролома в корпусе, чтобы пробраться внутрь. Он увидел, что ветровое стекло по всему периметру было разбито. По краям рамы осталось только несколько осколков. Он выбил их ладонью, затем, упершись ногами о скалу и капот, пробрался .в машину.
Лео, должно быть, отполз — или его отбросило — за сиденья в багажный отсек. Там осталось единственное безопасное место в тяжелой, искореженной машине. Хьюланн поднял вещмешок с ноги мальчика и перевернул его на спину.
— Лео, — позвал он мягко. Затем громче. Потом он уже кричал, хлопая ладонью по маленькому личику.
Лицо мальчика оставалось мертвенно-бледным. Губы слегка посинели. Используя чувствительные подушечки на кончиках пальцев, Хьюланн ощупал кожу мальчика, чтобы определить температуру его тела, и установил, что она была ужасающе низкой. Он вспомнил, какая у людей низкая сопротивляемость к холоду. Двух часов на морозе было достаточно, чтобы причинить непоправимый вред их хрупкому организму.
Он порылся в вещмешке, вытащил мощный персональный обогреватель и нажал большим пальцем кнопки на гладком сером предмете, похожем больше на отполированный водой камень. И в ту же секунду почувствовал мощный поток тепла, которое даже ему было приятно. Он положил прибор возле мальчика и принялся ждать.
Через несколько минут снег, набившийся в машину, растаял и потек по наклонному полу, скапливаясь в углах. Синее лицо мальчика начало розоветь. Хьюланн посчитал, что самое время ввести стимулятор. Из разбросанных в мешке медикаментов он наполнил иглу сывороткой и ввел ее в пульсирующую вену на запястье мальчика, стараясь быть предельно осторожным, чтобы не причинить вреда, не рассчитав свои силы.