Звери Стикса. Часть 1. Контрольная служба «Смерть»
Шрифт:
Тогда Судья чуть не поперхнулся своим дурным кофе, увидев, как девушка выходит вечером на улицу в малюсеньком обтягивающем платье. Пожалуй, впервые он увидел её с хорошо уложенными в гладкое каре волосами и подведенными глазами. Он отметил про себя, что ее собранный пытливый взгляд и рабочая сдержанность движений в сочетании с полупрозрачным платьецем смотрятся очень сексуально. Ночная дискотека называлась «Ватная зубочистка» и была ничем не примечательным заведением среднего класса. Музыка грохочет, однообразные басы слышны ещё снаружи. В клубе проблем не было. Сначала она просто нашла себе местечко за столиком на балюстраде второго этажа, откуда прекрасно просматривался весь зал, две из трёх клетки с полуголыми танцовщицами и часть барной стойки. Пёс оценил выбор места для наблюдений на отлично. Там она открывает свой ноут. Устанавливает на треногу бритву-фотоаппарат, направляет пузырь объектива на танцпол, и чуть не до двух ночи пялится в экран, потягивая ледяной милкшейк. Откровенно говоря, странное поведение для молодой красавицы в ночном клубе. Пёс внимательно следил, как в половине второго к ней бесцеремонно подсел мелкий неприятный человечек в кепке, натянутой по
На второй неделе Кира практически не вылезала из этого клуба. Толстый охранник пропускал её сразу, лишь приветственно кивнув, внутри встречал неприятный мелкий человечек, дружески обнимал и провожал до её места на балкончике, теперь стабильно украшенном табличкой «Reserved». К счастью больше она не отваживалась гулять ночью в одиночку и пользовалась услугами такси.
К концу второй седьмицы, Кира собрала сумку и двинулась в путь. Она и правда много переезжала. Города, городки, городочки и мегаполисы. Все, правда, в пределах Северной Серой зоны Зоомы. Логику передвижения Фауст не понимал и сделал вывод, что алгоритм ей задают таинственные данные в маленьком ноутбуке. Как такового дома у неё и не было. Судя по всему она вот так каталась, собирая данные, потом возвращалась на Стикс в лабораторию на пару дней для их обработки, а затем снова уезжала, оставляя разбираться дальше трех своих лаборантов.
Прошла и третья неделя. Съёмные апартаменты, квартиры, дома, номера в гостиницах. Прогулки. Тихие дни с книгой или в музее и вечера на концерте, в кабаке или филармонии. Пес поймал себя на мысли, что стал привыкать как к такому образу жизни, так и к кошке. Ему начинало нравится то, что вместе с ней он ведет вроде бы очень активный образ жизни, но одновременно с тем и очень размеренный, тихий. В молчании. За это время ей удалось несколько раз удивить его. К примеру, девушка вполне сносно ездила верхом, предпочитая в качестве транспорта рогатых парнокопытных. Она легко находила общий язык с кем угодно, была обаятельной и умела расположить к себе. Но при этом – почти все время проводила одна и ее это, казалось, совсем не тяготит.
Многие обескураживающие вещи не вызывали у неё никакого смущения, а какие-то пустяки заставляли краснеть. Она могла ходить с нелепым бантом на шее, и постесняться обратиться к полисмену на улице, чтобы узнать дорогу. Она могла нырнуть в книгу утром и случайно проседать с ней в кафе до вечера, пока не перелистнет последнюю страницу. При этом отстоять очередь из трех человек в магазине ей не хватало терпения, и она могла бросить набранную корзину с покупками. Она могла передумать идти куда-то не то ,что на полдороги, а вообще у самых входных дверей. Развернуться и отправиться домой или куда-то в другое, порой неожиданное заведение. У неё был парень, который, нужно сказать, проявлял к её работе чуть ли не меньше интереса, чем Фауст. Звали его Джекоб, здоровенный человек с пушистыми соломенными волосами и брезгливым выражением лица. Вместе они не жили, только изредка встречались и ночевали в его частном доме в хорошем районе Лесты, когда она проезжала через этот живописный скучный городок, маленький культурный оазис неподалеку от громоздкого Гамора. Он редко ходил с ней, только в бары, и ещё иногда встречал. Зато он вытаскивал ее «в свет», на официальные приемы. Для этого Кира делала укладку, макияж и наряжалась, превращаясь в настоящую красавицу – стройную и грациозную. Глубокого серо–сизого цвета короткая шерстка контрастировала с пепельно–белым каре, а человеческие глаза в естественной светлой обводке придавали ее и так миловидному лицу особую искорку. Она могла быть очаровательной, особенно когда улыбалась. Но она этого всего не любила. И старалась смыться с таких мероприятий при первой возможности. Однажды пес засек из своего неприметного экипажа, как она выбирается из окна второго этажа пафосной усадьбы какого-то богатея, куда ее затащил на такой вот прием Джекоб. Кошка ловко спустилась на когтях по стене, затем яростно стянула с себя сверкающее вечернее платье и затолкала его в клумбу. Напоследок она с силой зашвырнула в кусты высокие туфли, взлохматила тщательно уложенные белесые волосы, встала на четыре лапы и нырнула в подлесок. Пес долго смеялся. Он не слышал, но почему-то был уверен, что она при этом ворчит и матерится. Еще больше он смеялся, глядя, как Джекоб выскочил из парадного входа и бестолково озирался по сторонам. Парень почему-то ужасно не нравился псу – вызывал раздражение. То ли снобом казался, то ли выскочкой. И то, что любовничек не так уж много времени уделял своей музе, объясняя это постоянными переездами последней, было Судье на руку.
Так, в прогулках, кафе, концентрах и барах прошел почти месяц. Треть наказания была отбыта и все шло хорошо, так, что пес даже начал расслабляться.
События начали резко развиваться, когда они в очередной раз переехали. Тут всё сразу же было по-другому, с самого начала, с самого места, в которое их завело кошачье исследование.
Ганолват. Пластилиновый городок. Здания не выше пяти этажей, не построенные, а будто вылепленные из теста. Громоздятся своими округлыми боками, закрученными шпилями, колоннами, куполами и балкончиками, нависают над мощёными мостовыми и кривыми переулками. Зелёная набережная в центре города, тёплый апельсиновый свет и мечтательная дымка тумана, ползущая по ногам. Если быть внимательным, можно заметить, как она выпускает тонкие щупальца и спиралью завинчивается вокруг фонарного столба. Здесь это в порядке вещей. Местные жители – маленькие пузатенькие человечки в традиционных колпачках – не обращают внимания на такого рода чудеса. Это Ганолват – город–пограничник с зоной Мистерии. Единственное место на планете, где граница этой невероятной зоны чётко обозначена. Мистерия – одно из чудес света. Огромное многокилометровое розовое пятно на карте мира, не имеющее чётких границ, нанесённое лишь приблизительно. Внутри зоны есть несколько более или менее стабильных городов, до которых можно добраться по более или менее стабильным дорогам. В остальном – это место, где рождаются сны. Если сойти с тропы, то можно очутиться где угодно. Иногда просто на другой стороне планеты, а порой и вовсе исчезнуть. Бывали случаи, когда люди входили в леса Мистерии, а возвращались молодыми через несколько десятилетий, уверенные, что прогуляли всего пару часов. Кто-то верил ,что Мистерия это один большой портал в другие миры, кто-то, что в другое время. А может эта зона это один большой запутанный пространственный пузырь, который вмещает в себя ещё такую же по размерам планету. Так или иначе, но с уверенностью можно было сказать только где Мистерия начиналась и заканчивалась – все границы этого странного места проходили по лесу или по воде и были стабильны. А вот внутренних карт попросту не существовало. Путешественники рассказывали об удивительных городах, и деревнях и современных, которые посетили, но повторно на прежнем месте их уже не находили. Можно было проколесить её по стабильным дорогам вдоль и поперек, и это каждый раз будет разная страна, разная карта и разные расстояния. Только здесь, на семикилометровой набережной Ганолвата – Дороге Туманов – можно было любоваться ею так открыто. Изменчивая хозяйка миражей почему-то благоволила городу, и уже много столетий позволяла его окнам созерцать свою мощь.
Каждую ночь Дорога Туманов погружалась в этот самый туман, а на рассвете, когда плотная дымка рассеивалась, толпы собравшихся на набережной туристов и горожан с удивлением наблюдали новый пейзаж. Действительно новый, ведь каждое утро он был разным. Иногда набережная становилась выходом к реке, на другом берегу которой сверкал неведомый город, иногда к океану, полному плавучих льдов, иногда к горячему южному морю или пустыне, к лесу, полю, к зеркальному отражению самого Ганолвата. По другую сторону от изящных парапетов Дороги Туманов, выполненных в виде шахматных фигур, могло оказаться всё что угодно – поле, вода, лес, джунгли, тундра или болото с аллигаторами.
В один из дней, когда туман рассеялся, оказалось, что за перилами простирается полукилометровая пропасть, а на её дне бушуют чёрные волны беспокойного океана. Многие туристы отшатнулись в ужасе от такой высоты, но только не Кира. Эта любопытная бестия заострила уши и вылезла так далеко за парапет, что Фауст чуть не демаскировал себя, кинувшись уже выволакивать её за хвост. Но она и сама вернулась. И на её лице с восторженно распахнутыми серыми глазами и огромными расширенными зрачками читалось такое отстранённое восхищение, что она ничего не заметила.
Невозможно сказать, существует ли то, что показывает коварная Мистерия на самом деле или это только миражи. Известно только то, что в этой части мира в эту непредсказуемую зону не войти. Если перепрыгнуть через парапет и попытаться пройти дальше, то окажется, что идёшь целый день, но так и не сдвинулся с места. Это в лучшем случае, а можно и пропасть. Об этом напоминают множество плакатов по всему городу и, конечно на самой набережной. А также при въезде в город после обязательной проверки документов полисмен в синем колпачке скороговоркой объясняет всем въезжающим, что администрация города не рекомендует путникам выходить за перила Дороги Туманов, а в противном случае не несёт ответственности за их жизнь и благосостояние.
Фаусту город нравился. И это было для него сигналом перемен – ведь в последние полгода ему вообще ничего не нравилось. По прошествии месяца с начала слежки за кошкой он вынужден был признать, что Марк был прав – ему был нужен отдых. Не то чтобы он полностью восстановил свою прежнюю форму, нет, но стал чувствовать себя значительно лучше. Курок его настроения больше не был постоянно взведен в положение «готовность к взрыву», появился какой-то запас. Может быть, это произошло благодаря постоянным прогулкам и насыщенной культ–программе, а может быть, потому что много дней к нему никто не лез, ничего не требовал, не дергал. Он изнывал от скуки, продолжал бубнить в уме нечто недовольно–злое в адрес всего окружающего, но не мог отрицать, что уже не терзается тошнотворным ощущением бессмысленности всего и вся. Он понял это, когда полчаса простоял в очереди на визу для въезда в Ганолват и не представил ни одного способа жестокой расправы с древним, трясущимся от старости таможенником, который подолгу причмокивая синюшными склизкими губами, педантично просматривал документы всех очередников по нескольку раз. Он просто смотрел на это чудо долголетия и ждал, словно пережидая дурную погоду.
Это было каким-то свежим ветром. Ну а потом свежего ветра стало чересчур много, и к концу недели пёс решил всё–таки переговорить с подопечной.
* * *
– Куда торопишься, ципа? Может тебя проводить?
Кира так задумалась, что не сразу поняла, что этот внезапно отделившийся от тени человек с маслеными глазками и противными усами обращается к ней.
– Нет, спасибо, я сама… – автоматически выпалила она. Вообще в последнее время Кира расслабилась. Ей стало казаться, что люди подобрели, что все россказни об опасностях ночных переулков для юных девушек – это сказки, выдуманные злобными старыми девами и суеверия. Она оглянулась, чтобы убедиться, что действительно забрела среди ночи в этот грязный узкий переулок своими собственными ногами.