Звериной тропой. Дилогия
Шрифт:
Так почти везде - несколько брёвен, верёвка, колесо или два - и вколачиваются в речное дно сваи, легко, играючи, поднимаются на растущие стены тяжёлые брёвна.
Через две седмицы место преобразилось - отступил от реки сосновый бор, Сладкая, подпёртая бревенчатыми плотинами, растеклась двумя длинными, глубокими, но неширокими прудами. По обоим берегам к плотинам примыкают большие постройки, сложенные на фундаментах из крупных валунов. Из сырых брёвен срублены, потом придётся переделывать, но на первое время и так сойдёт. На верхней плотине уже вертится под напором падающей воды водобойное колесо, через несколько валов и бронзовых шестерён вращает мельничные жернова. Если колесо остановить и немного поработать длинными рычагами, вода начнёт качать мехи больших плавильных печей, похожих на стоящие вертикально глиняные яйца. После каждой плавки их приходится делать заново, но железа получается
Поодаль от воды подняли к небу крытые дёрном крыши жилые дома и хозяйственные постройки. Дома большие и удобные, но муж утверждает, что долго жить в них не придётся - хочет построить на высоком берегу жильё ещё лучше этого.
Правый берег Сладкой речки от болот до самой Извилицы на десять шагов расчищен от кустов и деревьев. Вдоль него проложена широкая тропа - парой лошадей можно легко таскать на канатах по реке лодки с грузом - осталось только следить, чтобы в весеннее половодье русло не забивалось топляками. Ещё по этой тропе пригнали от устья Извилицы стадо. Их стадо - две дюжины чёрных и рыжих коров, нескольких телят, десяток овец и четырех коз. Немного, но на большее пока не хватает рук. Нужно поговорить с Романом, пусть купит десяток работников - без этого не заготовить достаточный запас сена на зиму.
Этайн вздыхает, смотрит на ловко орудующих тяпками Живу и Прядиву, и тоже берётся за прополку. Ромхайн никогда не сторонится простой работы, его жене не к лицу стоять, пока другие трудятся. Да и не так уж велик их огород - втроём они закончат уже к вечеру. Железная лапа на длинной рукояти рыхлит мягкую землю. Из кузницы доносится грохот молотов. Жизнь на новом месте налаживается.
***
Наказание для потерявшего тропу под ногами ученика Учитель выбрал умело. Несколько дней Азар просидел в своей комнате, пытаясь понять, за что Парабат гонит его из города. Почему унижает, заставляя учиться у человека, разрушившего его жизнь. Пока не сумел посмотреть на себя глазами учителя. От стыда захотелось умереть, не сходя с места, провалиться сквозь землю. Как ни поворачивай - приблудный оборотень показал себя молодцом, а Азар выставился на посмешище, как последний мальчишка. Такой Азар в Колесе не нужен, вот и отсылает его Парабат. Но отослать - не выгнать, обратная дорога не закрыта. Учитель мудр, даже наказывая, даёт урок. Ему не нужен ещё один друг оборотня, нужен тот, кто сумел стать его другом.
Молодым в городе любят рассказывать такую притчу: учитель посадил ученика в пещеру, приказал ощутить себя могучим туром. Когда ученик выходил из пещеры, учитель бил его палкой по лбу:
– Ты не готов.
Отчаявшийся ученик всё-таки выполнил задание.
– Учитель!
– взревел он из пещеры - У меня получилось!
– Выходи, - ответил мудрец.
– Не могу, - пропыхтел бедняга в ответ, - Рога мешают.
С Азаром будет так же, вот только попытка у него всего одна. Поэтому гордый ученик Парабата рубит деревья, роет землю, доит коз, коров и овец, бегает с мальчишками по лесу, всего не перечислить - на совесть, не жалея сил, как все окружающие. Ломает себя, крошит отросшие незаметно рога, сдирает присохшее второй шкурой самомнение. Медленно получается, но назвать врага по имени - половина победы. Своего врага Азар каждый день бьёт ладонями по лицу - когда умывается.
Для того чтобы ощутить гармонию мира, нужно расслабиться, успокоить дыхание и очистить сознание от мыслей. Не так легко это сделать, когда всё тело болит, будто тебя целый день вертело в мельничном колесе. Азар всегда считал себя сильным - до недавнего времени. Сейчас каждое утро приходится сталкивать себя с застеленной камышом лавки. Тренированная воля пока берёт верх над измученным телом. Дождавшись, когда люди приведут себя в порядок, оборотень ведёт всех, кроме старух и Бутюка, на медитацию - даже сопливую девчонку, что весь день мечется от прялки на кухню и обратно. Место выбрал красивое - с вершины холмика открывается замечательный вид на зелёное море пущи и долину Сладкой. Азар сидит вместе со всеми. Глаза полуприкрыты, мышцы расслаблены, насколько это возможно, дыхание почти не слышно. А мысли никак не желают покидать голову - толкаются и лезут одна перед другой, будто ластящиеся к оборотню козы. Да к собаке под хвост эту медитацию! Плюнув на всё, ученик Парабата закрывает глаза и ждёт восхода. Наслаждается пением птиц, ощущает, как утренний слабый ветерок касается кожи. Трава под шкурой, на которой он сидит, смялась, но это не страшно, потом выпрямится. Корни травы уходят в почву, тянут из неё соки. Холм под ними - огромная куча песка, камней и глины, часть земли, по которой текут воды реки. Течению воды мешают плотины, это неестественно, это нарушение, небольшое, но оно есть. Река уже приспосабливается к нему, изменяясь, принимает в себя сделанные людьми преграды. Из-за края Земли поднимается светило, щедро посылая на поверхность свои лучи. Вся растительность будто встрепенулась - незаметно для глаза, Азар просто слышит это, и потянулась, подставляя свету листья и иголки. Мир распахивается и обрушивается на человека, сливаясь с ним, растворяя в себе без остатка. Хлопает по плечу мозолистой ладонью Акчея, застенчиво улыбается губами Ласки, хлещет по щеке локоном Этайн, шевелит усами Махи и протягивает руку Романа. Эта рука поднимает Азара выше, дальше от земли, показывает, как распахивается горизонт, как струятся потоки Сил - хранитель пугается открывающейся картины, дёргается - и приходит в себя на своей шкуре, под понимающими взглядами оборотня и его учеников. Они улыбаются, все, включая зверюгу. Слова ни к чему - и так знают, что с ним произошло. Азар вскакивает на ноги и склоняется в ритуальном поклоне принятого послушника.
***
Они пришли вечером, вместе с подступающей темнотой спустились от леса к костру, у которого собрались новосёлы. Завыли, в меру способностей подражая вою ставшей на след волчьей стаи, нагоняя страху на глупых общинников. Встали полукругом, небрежно опираясь на древки копий, перебрасываются ехидными замечаниями. Девять наглых молодых парней в штанах из оленьей кожи и волчовках на голых мускулистых торсах. Соломенные шевелюры, длинные усы свисают ниже выбритых подбородков. На жилистых шеях кожаные шнурки с волчьими клыками. Ещё один - чуть в стороне. Босой, с мусором в спутанных волосах, сутулится, тискает в лапах огромную, наверняка тупую секиру. На плечах не безрукавка, просто волчья шкура, штаны ниже колен - сплошная бахрома рваной кожи.
Девчонка у костра ахает, закрывает рот ладошкой.
Один из бритых шагает ближе к огню, берёт с дощечки кружку, наливает себе молока, гулко отхлебывает и довольно ухмыляется.
– Всё поняли, хозяйственные? За то, что на нашу землю пришли, половину всего будете приносить, куда скажу. Сверху вниз смотрит на сидящих, расценивает молчание как покорность и наглеет окончательно:
– На конец года пару коров приведёте и одежды сошьёте, какие прикажу.
Допивает молоко, бросает кружку на землю и не может сдержаться:
– Чего молчите, языки со страху проглотили?
– Боюсь, ответ тебе не понравится, - вожак не понял, кто сказал, но голос нехороший - глухой, спокойный.
Над костром пролетает летучая мышь, ватажнику кажется - падает камень, чуть не отшатнулся. Дёргает щекой, подаётся вперёд, хрипит:
– Ну-ка покажись, коли такой храбрец, что волколаков не боишься.
Роман не спеша встаёт, поднимает брошенную лесовиком кружку, обтирает ладонью и передаёт Прядиве. Потом внезапно для наблюдающих оказывается рядом с предводителем местных рэкетиров и вытирает испачканную ладонь о его рожу. Рудик раньше других понял, что сейчас будет, радостно улыбается. Угадал - хозяин исчез из виду, только кучей тряпья мелькнул отлетающий от костра ватажок. Остальные ещё не поняли, что случилось, а тот, что стоял наособицу, сорвался - заревел, бросился. Размазался в глазах серой полосой, лишь высверком далёкой зарницы блеснула занесённая секира. Убираясь с дороги, комьями грязи из-под конских копыт разлетаются в стороны лесные братья.
Они падают порознь - сорвавшийся с нарезки оборотень и его топор. Оружие отлетело дальше и осталось лежать, а зверь перекатывается и вскакивает снова - ломать и грызть бросившего вызов соперника. И снова промахивается, чужая сила кружит его, вырывает из-под лап землю.
"И я мог таким стать. Был таким, пока не очнулся. Ты ко мне правильно пришёл, парень".
Схватка заканчивается быстро. Чужой оборотень висит в воздухе, пойманный за пояс штанов и волчовку на загривке, Роман треплет его, как матёрый кобель кутёнка. Дикарь пытается вырваться - и не может Потом Шишагов роняет его на землю.
"Ну, кинется опять?"
Нет, чужой вставать не хочет, только хрипит, уткнулся мордой в землю, ожидает нового наказания. А его по спутанной шевелюре погладили - ласково.
Пытавшихся под шумок отойти к лесу бойников примораживает к земле короткий рык Шишагова:
– Стоять!
И обычным голосом, будто не он только что заломал оборотившегося лесовика, Роман добавляет:
– Сами пришли, никто насильно не гнал. Мои теперь.
У костра, счастливо улыбаясь и разбросав по траве руки, спит единственный пришедший с ватагой волколак.