Звериной тропой. Дилогия
Шрифт:
– В пуще поселился, на НАШИХ землях! Хозяйство завёл, коров с овечками! Торг ведёшь! Того и гляди, поля засевать станешь. Баб набрал полный двор, а ведьмы ни одной нет! В пуще решил свой род завести? Не выйдет, наша в лесу сила!
Роман спокойно взял ватажка левой рукой за запястье.
– Вынь свою руку из моей.
Кобырь ждал в ответ крика, брани, отвечать готовился, и спокойная речь сбила ему настрой.
– Смелей, медведь, или вся сила в голос ушла?
Бойник рвёт руку к себе, с умом - выворачивая против большого пальца держащей ладони. Не помогло, руку будто в колодку заковали. Рванул ещё раз, потом второй рукой ухватился - не вырваться. А колдун сидит с каменной
– Ты, Кобырь, мне не страшен. Твою ватагу я один положу, если сочту нужным. Может Вага помочь захочет, тогда быстрее управимся. И от всех бойников говорить не смей, ты сам по себе пришёл, потому что Староха с тобой нет. Запомни сам, остальным расскажи - те, кого я учу, со мной и остаются. Лихих ребят в пуще и без моей науки хватает.
Роман повернулся так, чтобы слышали все собравшиеся, заговорил в полный голос:
– Кто хочет своим трудом жить, добро пожаловать. Как мы живём, видели все. Тех, кому пожива нужна, не зову, нет здесь для них места.
Кобырь вскочил, как ошпаренный, увёл ватагу в ночную пущу, без огня. Силён, гад, и ватага хорошая. Надо понимать, не вернётся, но врага Роман себе нажил. Стоило бы убить, но повода не было. Свои не поймут, и совесть замучает. Пусть уходят.
Через три дня к Роману пришли восемь человек из ватаги Кобыря. Без оружия, с одними ножами. Пятеро старших, у трёх усы едва пробились. Те, кому "на пенсию" пора, и те, что ещё не привыкли к лесной вольнице. За главного - второй оборотень.
– Вот, пришли мы. Возьмёшь?
– Возьму.
– И это, научи меня, чтобы как Вага, а?
Роман кивнул - куда деваться, буду учить.
Глава 8
Удар, хрип и звук падающего на землю тела. Ещё одному неудачнику не повезло, лёг в травы неопрятной кучей, разбросал в стороны щит и копьё, пытается дотянуться скрюченными пальцами до торчащего из спины оперённого древка. А стрелы дождём сыплются на рвущуюся к лесу хору, вязнут в щитах, со звоном отскакивают от шлемов. Когда находят дорогу к мягкой человеческой плоти - раздаётся крик. Хоринги сжались за щитами, стараются быстрее добраться до деревьев - привыкли за долгие месяцы этой подлой войны, когда трусливый враг вместо того, чтобы честно встать щитом к щиту, пускает в спины свистящую смерть. В засаду попала опытная хора, обстрелянная. Раненые держат место в строю, выпасть из-под стены щитов - смерть, стрелы сбродников легко пробивают доспех из толстой дублёной кожи. Могут отскочить от панциря с чешуёй из металлических пластин, но сколько тех панцирей? Не у каждого хорунга найдётся. Удар в щит, острое жало наконечника наполовину вылезло с его обратной стороны, Алед Торопливый запоздало отдернул голову.
Одно время уже казалось - победа близка. Целый месяц на скандов падали стрелы с каменными наконечниками, которые не пробивали доспехов. Тогда удалось поставить несколько крепостей вдали от побережья и здорово потрепать лесных стрелков. А потом наконечники стрел стали стальными, и за каждый выход в пущу пришлось платить большой кровью.
Проклятых лучников самое большее десяток, но мерзкое оружие заставляет сбиваться в плотную кучу впятеро большее число скандов. Ничего, лес уже близко, укрываясь за толстыми стволами можно развернуться и попытаться окружить отродье змеиного бога. Иногда это получается.
Хора не добежала до леса шагов двадцать - стрелы полетели со всех сторон, те, что летели навесом в спины, выбили из строя сразу несколько человек. Закрыть прорехи сканды не успели, в бреши прицельно ударили лучники, и наземь рухнуло ещё несколько человек. Строй распался, и во фланг бегущей к лесу толпе вылетели дождавшиеся своего часа дружинники Гатала. Крупные кони,
Когда последние сканды падают, конница уходит, а из подлеска выбегают сбродники - потерявшие свои селения нищие рыбаки и охотники. Жадно хватают копья, щиты, обшаривают трупы, не забывают добивать раненых. Стаскивают шлемы и доспехи, пояса и обувь - уничтожить целую хору сбродникам удаётся нечасто. Обобрать всех не успевают - наблюдатели подают сигнал о появлении ещё большего отряда врагов. Мародёры в спешке подбирают всё, что успели ободрать, и бегут к лесу.
Пробитого тремя стрелами, но ещё живого Аледа запоздавшие с подмогой хоринги вытаскивают из-под кучи неободранных трупов. Повезло.
***
Жарко. Воздух даже по утрам не несёт свежести, неподвижный и напитанный запахами разогретого соснового леса, он укрыл окрестности тёплым тяжёлым одеялом. Хочется забраться в реку и сидеть до вечера. Вода в Сладкой похожа на парное молоко, но после купания людям становится немного легче. Коровы, и те стараются не вылезать из реки, жуют жвачку, стоя по брюхо в воде. Людям такое счастье недоступно - жнивень не зря так называется. Хоть и не сеяли в этом году на Сладкой хлеба, а поработать пришлось - рубили амбары, копали и обкладывали кирпичом погреба. Боги надоумили Романа скупить весь хлеб, до которого удалось дотянуться.
Поднимаются по обмелевшей речке груженые лодки, сыплется в пахнущие стружкой засеки зерно. Хоть и много нынче народу живет в селении, страшно подумать - собралось больше сотни человек, им такого запаса хватит на несколько лет, даже если каждый день подкармливать скотину. И подкармливают, лошадей - обязательно, коровам достаются запаренные отруби, хоть и не часто. Бабы да девки коробами таскают из лесу дикую ягоду, груши и яблоки, сушат, ссыпают в корзины и мешки, под стропилами для них скоро не останется места. Около новых кирпичных печей гроздьями висят плетёнки лука и чеснока, а Шишагов недоволен - мало. Рядом с лесопилкой с утра до вечера стучат деревянные молотки, шоркают рубанки - новенькие бочки, бочонки и кадушки недолго стоят без дела. Их наполняют грибами, свекольным листом, а то и солёным маслицем, скатывают в погреба, рядами выстраивают вдоль стен. Соль нынче вздорожала - война закрыла купцам короткую дорогу, а куда денешься, купишь, без неё не обойтись.
Люди отмахиваются от мух и слепней, терпят жару, смётывают в стога сено очередного укоса, ворочают брёвна на лесопилке. Тяжелее всего кузнецам и тем, кто колотится у печей - вот в ком жира и капли не найдёшь. К полудню работа замирает, работники тянутся к прудам и плотинам, обмыть пот перед трапезой, дать передышку утомлённому телу. После купания спокойно, будто нехотя, собираются к стоящим под длинным навесом столам. В жару душа не принимает ни щей, ни горячей ухи, и кухонные бабы заливают в мисках чернику холодным - из погреба - молоком, подают холодные щи из щавеля и свекольной ботвы. Не пустые - с варёным яичком, сдобренные сметаной. Работники чинно рассаживаются по лавкам, не спеша работают ложками, отдавая должное стряпухам - в летней кухне не прохладнее, чем у кузнечных горнов. Когда миски пустеют, молоденькие девчонки - вот кому жара не жара, разносят по столам кашу и резаную зелень. Есть покрошенную и перемешанную траву, слегка сдобрив льняным маслом или сметанкой, приучил всех старший хозяин. Сначала морщились - не коровы мол, потом обвыкли, понравилось. Запивают трапезу резким прохладным кваском из репы.