Звериной тропой. Дилогия
Шрифт:
– Вернись! Я! Тебя! Не! Отпускал!
"Прямо как гвозди в башку заколачивает. Наверно, долго учился".
Если просит человек, отчего не задержаться? Роман вернулся, и, не говоря худого слова, без замаха ткнул воплощённое величие кулаком в солнечное сплетение. Куда исчез памятник самому себе? Стоящий напротив Ромы человек судорожно пытался вспомнить, как это - дышать. Шишагову это было не интересно, и он добил козла ударом в печень. Перекинул тело через плечо и отнёс к Савастею в землянку. Сгрузил ношу на пол и пояснил онемевшему хозяину:
– Редкий наглец.
Наутро Шишагов спокойно проспал до третьего петушиного крика. Не спеша поднялся, не уходя далеко от дома размялся, обтёрся снегом - раз вильцы признали, что он свою часть договора выполнил, значит, так тому и быть. Когда возвратился, на лавке у входа в жильё сидел незнакомый старик. Скромный такой дедуля, в обычной, сильно потёртой одёжке. Только на дедушке не видно оберегов - ни вышитых, ни тиснёных - ни одного. Это так же необычно, как стоящая колом рубаха вчерашнего наглеца. Старших надо уважать - Роман поздоровался первым. Дед ответил, не отрывая зада от лавки - имел право. Подвинулся, похлопал по доске ладонью.
– Присядь, уважь старого человека.
Когда Роман пристроил свой зад на оструганных досках, дедушка повернулся, чтобы видеть его лицо.
– Ты, Роман, высоко себя ставишь. Когда Савастей сказал, что ты к Богам обращаешься сидя, я сразу даже не поверил. И мальчика моего обидел вчера. Приличествует ли такая гордыня умному человеку?
– Иногда преклонный возраст из недостатка становится достоинством. Можно говорить разные вещи, не опасаясь последствий. Ты задал один вопрос или три?
– Как удобно, так и отвечай.
– Роминому собеседнику разговор явно начал доставлять удовольствие.
– Тогда отвечу на три. Если боги настолько велики, как говорят жрецы, им безразлично, висит зад обращающегося в воздухе, или покоится на опоре, а мне сидя медитировать удобнее. Мальчик ваш вырос в месте, куда посторонние люди попадают редко, представление о мире имеет искажённое, а мнение о своём месте в нём - преувеличенное. Я ещё пожалел дурака - другой на моём месте за такую наглость выпустил бы из него требуху. Понимаю, не сам он виноват, таким воспитали. Гордыни во мне немного, но помыкать собой не позволю. Что делать сегодня или завтра, решаю сам, ваши планы меня не сильно заботят. Без того работы хватает.
– Вижу, ты стал воспринимать нас как противников. Это неверно. Может быть, ты смягчишь своё сердце, если узнаешь, что лично я не хотел тебя проверять таким грубым способом.
– Старик, меня учили так: если что-то крякает, как утка, выглядит, как утка и двигается, как утка, то скорее всего это и есть утка. Мой возраст много меньше твоего, но я прожил достаточно, чтобы судить о людях по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят.
Слушая, дед улыбался, будто Роман кормил его мёдом.
– Я слышал, ты любишь делиться знаниями и умениями, причём чаще всего даже не берёшь за это платы. Пожалуйста, покажи мне маленькие поделки, которые ты собираешься делать большими.
– Мне хотелось бы знать, кого я приглашаю под крышу своего дома.
– Шишагов не сильно хотел продолжать разговор, но повода отшить дедушка пока не давал. Старик легко поднялся, лишь для виду опёршись на отполированную ладонями суковатую палку.
– Можешь называть меня Парабат, - заявил он.
Роман распахнул перед ним дверь:
– Проходи, уважаемый Парабат, сейчас всё тебе покажу.
Въедливый старикан провёл с Романом весь день, таскаясь за ним, как хвост за лисицей. Рассматривал миниатюрные механизмы, расспрашивал об устройстве корабля, одолевшего Западное Море, интересовался, почему нагревающееся долгое время с угольной пылью железо становится твёрже, почему в строю воин становится втрое сильнее. Вечером, сидя за одним столом с Ромиными домочадцами он снова пригласил Шишагова в гости.
– Я приношу тебе извинения за оскорбление, нанесённое моим учеником. Прошу, всё-таки посети нашу обитель. Ты хранишь очень много новых знаний и умений, обидно будет, если по какой-то причине они пропадут для следующих поколений. Мы же поделимся с тобой своими. Поверь, нам есть что тебе рассказать. Когда будешь принимать решение, учти - таких предложений мы не делали никому уже больше века.
Роман допил свой травяной чай, подумал...
– Надолго приглашаете?
– Для начала хотя бы месяц у нас поживи, а там сам решишь.
– Когда выходим?
– Завтра утром.
– Мой зверь, - Шишагов указал глазами на развалившуюся у печки Маху, - идёт с нами.
Люди предполагают... Роман до утра инструктировал всех - Берегуню, Дзеяна, Акчея и Рудика, надоедал Прядиве, проел плешь своим подмастерьям - всем четырём вместе и каждому по отдельности, пока наставления не были повторены слово в слово.
"Всё равно половину перепутают, но хоть так" - в таких случаях Роман был пессимистом. Прядива накрывала ранний завтрак, когда от Савастея примчался младший из помогателей - мальчонка лет двенадцати, и, пытаясь унять дыхание, выпалил:
– Роман, там это, баба пришла, Савастей сказал - тебя звать, быстро, не то помрёт баба-то!
Роман конечно, пару раз по просьбе жреца помогал творить божью волю, в меру сил оказывая помощь бездетным просительницам. Это происходит ночью, и не помирают обычно бабы от сексуальной неудовлетворённости. Пацана расспрашивать смысла нет, дойдёшь быстрее.
– Рыжий, за мной!
– и Шишагов в одной безрукавке выскочил на двор.
Стоящую у валуна парочку Роман узнал не сразу - так изменилась хитрая баба, обманом забравшая домой пленённого Шишаговым сына. В этот раз она оделась не просто хорошо, богато по местным понятиям, глаз ухватил куний мех, крашеную ткань, вышивки, речной жемчуг, серебро и несколько килограммов янтаря в виде бус, и оберегов. Но куда делась откормленная, дебелая тётка?
– Бутюк поддерживал под локоть шатающийся, обтянутый тёмной кожей скелет. Увидев Романа, баба медленно опустилась на колени, ткнулась лбом в снег. Из-под свалившейся шапки рассыпались совершенно седые волосы.