Зверская ферма

Оруэлл Джордж

Иной раз, когда напряжением всех своих сил Боксер придерживал какой-нибудь огромный валун, скользящий по склону каменного барьера, казалось, что он держится на ногах только усилием воли. Можно было увидеть, как губы его складываются в слова: "Я буду работать еще упорней!" - голоса у него уже не оставалось. Снова и снова Кашка и Бенджамин умоляли его поберечь здоровье, но он их не слушал. Приближался день, когда ему должно было исполниться 12 лет. Боксер был готов на что угодно, лишь бы до выхода на пенсию набрать достаточный запас камня для мельницы.

Однажды в поздний летний вечер внезапный слух пронесся по ферме:

с Боксером, который ушел ворочать камни в одиночку, что-то случилось. Слух оказался верен. Еще через несколько минут два голубя, обгоняя друг друга, примчались с вестью: Боксер упал! Он лежит на боку и не может подняться!

Чуть не половина всех животных фермы понеслась на пригорок к мельнице. Боксер лежал между оглоблями телеги, вытянув шею. Глаза его потускнели, а бока покрылись испариной. Тонкий ручеек крови струился изо рта. Кашка опустилась рядом на колени.

– Боксер!
– сказала она.
– Что с тобой?

– Легкие, - сказал Боксер едва слышно.
– Но это не важно. Я думаю, теперь вы справитесь и без меня. Камней мы заготовили прилично. А мне все равно оставался до пенсии только один месяц. Сказать по правде, я уже с нетерпением ждал ее. Может быть, и Бенджамина, который тоже стар, отпустят вскоре на покой, и он составит мне компанию...

– Нужно немедленно послать за помощью, - сказала Кашка.
– Пусть кто-нибудь сбегает и известит Визгуна.

Все помчались назад в усадьбу. Остались только Кашка и Бенджамин, который лег рядом с Боксером и, ничего не говоря, стал отгонять от него мух своим длинным хвостом. Через четверть часа пришел Визгун, всем своим видом выражая огорчение и сочувствие, и сказал, что товарищ Наполеон как величайшее несчастье воспринял это печальное происшествие с одним из самых верных тружеников фермы. Он уже готовит все необходимое для отправки Боксера в Виллингдонскую больницу. Животные почувствовали беспокойство. Никто еще, кроме Снежка и Молли, никогда не покидал ферму, и мысль о том, что их товарищ окажется в руках двуногих, им не нравилась. Визгун, однако, с легкостью доказал, что хирург-ветеринар в Виллингдоне вылечит Боксера успешнее, чем это можно сделать в условиях фермы. Где-то через полчаса Боксер несколько оправился и, хотя и с трудом, смог дотащиться до своего стойла, где Кашка с Бенджамином соорудили для него мягкую постель из соломы.

Следующие два дня Боксер отлеживался у себя в стойле. Свиньи вынесли ему из ванной комнаты в доме большую бутыль розового снадобья, которое им попалось в аптечном сундуке, и Кашка давала его Боксеру два раза в день после еды. Вечера она проводила в стойле, разговаривая с ним, а Бенджамин отгонял мух. Боксер признавался, что не жалеет о случившемся. После полного выздоровления он надеялся прожить еще года три и уже предвкушал эти спокойные дни, которые он проведет на отгороженном пастбище для ветеранов. Впервые у него появится досуг для самообразования. Боксер говорил, что все свое свободное время посвятит изучению алфавита.

Но Бенджамин и Кашка могли быть с Боксером только по вечерам, а фургон приехал за Боксером в середине дня. Под надзором свиней свободные звери занимались прополкой репы, когда вдруг показался Бенджамин, который несся вскачь со стороны усадьбы и орал во всю свою ослиную глотку. Впервые они видели его в таком волнении, да и как Бенджамин скачет галопом, тоже раньше никому видеть не приходилось.

– Скорее! Скорее!
– кричал он.
–

Боксера забирают!

Не дожидаясь никаких приказаний от свиней, животные бросили работу и понеслись в усадьбу. Во дворе, действительно, стоял крытый фургон, запряженный двумя лошадьми, с надписью на боку. На кучерском месте сидел сомнительной наружности человек в котелке, надвинутом на глаза. В стойле Боксера никого не было.

Животные гурьбой окружили фургон. "До свидания, Боксер!
– хором кричали они.
– Выздоравливай!"

– Идиоты!
– заорал Бенджамин.
– Идиоты!
– Он носился вокруг фургона и вставал от волнения на дыбы.
– Вы что, не видите, что там написано на боку этого фургона?

Животные пришли в замешательство и смолкли. Мюриель принялась было читать по слогам, но Бенджамин отпихнул ее и средь мертвой тишины выкрикнул: "Альфред Симонс. Виллингдон. Убой лошадей и варка клея. Торговля шкурами и костяной мукой. Поставка мяса на псарни".

– Вы понимаете, что это значит? Боксера везут на живодерню!

Раздались крики ужаса. Но в этот миг человек на козлах хлестнул своих лошадей, и фургон выкатил со двора. Все выбежали вслед за фургоном, крича что было сил. Кашка бежала впереди всех. Фургон набирал скорость. Силясь пуститься вскачь на негнущихся ногах, Кашка с трудом перешла на неровный галоп. "Боксер, - ржала она, - Боксер! Боксер! Боксер!"

В эту минуту Боксер как будто услышал шум снаружи, и морда его с белой полоской появилась в маленьком заднем окошечке фургона.

– Боксер!
– ржала Кашка в отчаянии.
– Боксер! Прыгай! Прыгай скорее! Они везут тебя на смерть!

– Прыгай, Боксер, прыгай!
– подхватили остальные, но набиравший скорость фургон уже уносился от них. Было даже неясно, дошел ли до Боксера смысл слов Кашки. Но тут вдруг его морда в окошке исчезла, а из фургона послышались звуки барабанящих в стены копыт. Видимо, он пытался пробиться на волю. В былые времена Боксеру хватило бы двух ударов копытами, чтобы разнести фургон в щепки. Но, увы, силы уже оставили его. Звуки ударов ослабли, а еще через несколько секунд стихли совсем. В отчаянии животные стали взывать к уносившим фургон лошадям. "Товарищи звери! Товарищи! Остановитесь! Не губите Боксера! Он ваш брат!". Но две глупые и невежественные скотины даже не понимали, о чем это им кричат, только поводили ушами и все ускоряли бег. Морда Боксера больше не показывалась в окошке. Кто-то все-таки догадался, что надо обогнать фургон и захлопнуть окованные железными скрепами ворота, но было уже поздно. Через минуту фургон миновал их и быстро исчез на дороге внизу.

Боксера никто больше не видел никогда. Через три дня было объявлено, что он скончался в Виллингдонской больнице, окруженный наивысшим вниманием и заботой, какие когда-либо выпадали на долю лошади. Новость принес Визгун, уверявший, что присутствовал при последних часах жизни Боксера.

– Я в жизни не видел более трогательного зрелища, - хрюкал Визгун, смахивая слезу. Я был с ним до самой его кончины. И уже перед смертью, уже теряя голос, он прошептал мне на ухо: "Единственное, о чем я сожалею, что мельница еще не достроена! Вперед, товарищи!
– прошептал он мне.
– Вперед к победе Зверизма! Да здравствует Зверская Ферма, да здравствует товарищ Наполеон! Наполеон всегда прав!" - таковы были его последние слова, товарищи!