Зверя зависимость
Шрифт:
— Привет, — хохочет в трубку моя девочка. — Я в Непале. Представь?!
— На хрена ты в Непале? — улыбаюсь, хожу по комнате с телефоном у уха.
— А ты не знаешь? — вздыхает, но не грустно. — Работаю, как всегда. Каир мне вчера дозвонился, сказал, что отвёз тебя в какую-то глушь…
— Падалки, город. Реабилитируюсь.
— Пьёшь? — строго спрашивает моя.
Таким тоном только Зара со мной может говорить. Я разрешаю.
— Пью, — признаюсь честно.
— А ломка?
— Нет ломки, я победил. Глючит ещё, но справляюсь.
— Стая
— Помню, маленькая… Помню. Стараюсь я. Изо всех сил гребу. Веришь?
— Верю, — Зара улыбается голосом, но ей грустно. — Обращаться уже пробовал?
— Пока нет. Надо сначала голову в порядок привести.
Мы молчим. Недёшево молчим, раз моя Зара в Непале.
— Хочешь, я приеду? — спрашивает, а голос дрожит.
И я понимаю, что её хохоток в начале разговора и остальной позитив сыгран специально для единственного зрителя — для меня. Чтобы не слышал я её волнения, не думал, что причиняю боль. А я причиняю. Ей больно и плохо, потому что я зависим. Этот факт ранит Зарину, она меня тоже любит.
— Не надо приезжать, — ложусь на матрас, закрываю глаза. — Со мной всё нормально.
Мы болтаем, наверное, полчаса. Ни о чём. Не касаемся моей зависимости, не обсуждаем покатушки Зары по миру. Говорим о ерунде. И это просто прекрасно! Я будто в прошлое возвращаюсь. Я снова Рамиль Закирович — всегда одетый с иголочки, не матерящийся при женщинах, не пьющий… и даже не курящий. Нормальный мужик, короче. Альфа стаи. Помню, каким был, и хочу снова стать таким. Я сейчас такой, на время разговора с Зарой. Она меня к жизни возвращает — воздух мой.
— Рамиля… — произносит и замолкает.
Только она меня так зовёт. Не Рамиль, не Рамз — сокращённо от имени-отчества, а именно — Рамиля, выделяя голосом как-то по-особенному это «ля». Я кайфую, улыбаюсь.
— Пора тебе уже, да?
— Ага, — вздыхает моя. — Работа.
— Звони мне чаще. Ладно?
Понимаю, что это невозможно, но всё равно прошу. Девочка занята — постоянно в перелётах, переездах. Работа у неё, у деловой колбасы. Опять лыблюсь.
Не хочу, но завершаю звонок. Зарине Закировне пора работать, и мне пора. Спать.
Просыпаюсь от странного шума. В прихожей что-то падает, потом гудят два голоса — моей Наташки и нашего соседа с пятого этажа — Жеки. Спросонья не могу разобрать слов, о чём говорят — спорят вроде.
Открыть глаза не получается — тяжёлые веки намертво слиплись. Спать хочется, капец как! Всю ночь в кухне у плиты простояла. Сначала ужин соседу в качестве извинений готовила — с душой, между прочим, а потом для Наты завтрак, обед и ужин впрок. По канонам диеты строго. И ещё булочки пекла… Первая партия сгорела на фиг, потому что я уснула прямо за кухонным столом. Пришлось снова тесто заводить.
В прихожей недовольно и громко разговаривает моя сестра, а я морщусь. Голос у неё мерзкий… Усилием воли отдираю
Вздыхаю, сую ноги в тапки, накидываю халат и иду любопытствовать, что там за сыр-бор.
Жеки уже нет, входная дверь закрыта, а я стою в прихожей и смотрю на картонные коробки. Их много. Их просто до хрена!
— Нат, а что там? — интересуюсь содержимым.
— Бизнес, — сестра выплывает из комнаты с гордым видом. — Косметикой решила заняться. Торговать буду по своим девкам. Но это сначала по своим, потом пойдёт дело.
У меня веко дёргается. Я даже пальцем придерживаю, чтобы тик нервный не разгулялся. Сетевой маркетинг… Класс!
И тут до меня доходит:
— Наташ, а деньги на бизнес откуда?
— С аренды хаты. Всё в косметику вложила.
Вот как… Значит, соседа-алкаша она выселять передумала, и оплата долга по коммуналке отправляется лесом. Молчу, вопросов не задаю. Смысл? Ната у нас самая умная и всегда поступает правильно.
Сестра вскрывает канцелярским ножом одну из коробок и раскладывает у себя на кровати какие-то тюбики, флаконы с туалетной водой, губную помаду. Смотрит на это богатство задумчиво и тяжело вздыхает. Сразу видно — бизнесвумен.
— Булки испекла? — она поворачивает ко мне голову.
— Да, — киваю.
Тоже смотрю на неё, не въезжая — причём тут булки?
— Упакуй их красиво и неси сюда, — приказывает барыня.
Я снова не задаю вопросов. Хотя их у меня миллион. Зачем ей — диетчице — булки? Почему их надо упаковать красиво? Ещё много вопросов… не про булки. Но я молчу. Скандал мне не нужен.
Иду в кухню, нахожу плетёную корзинку для хлеба, выкладываю на дно красивую салфетку и художественно размещаю пять булочек с корицей. Оцениваю результат — фигня.
Вожусь с экспозиций минут десять, добиваюсь результата — перфект — и хромаю в комнату к сестре. От увиденного там я едва не выпускаю корзинку с выпечкой из рук. Ната у зеркала красит ресницы — рот приоткрыт, глаза блестят, щёки пышут неестественным румянцем, и халат напялила короткий шёлковый — целлюлитные ляжки видно и немножко жопки.
— Ты чего в таком виде? — спрашиваю, а голоса нет.
— Не твоё дело, — сестра забирает у меня корзинку и бабочкой порхает в прихожую.
В халате и тапках дальше нашего подъезда она не пойдёт. Боевой раскрас и откровенный наряд как бы намекают, что Ната не к своей подружке с третьего этажа собралась. К мужику? У нас тут очаровывать некого, все женатые. Все, кроме… Он, может, и женат, но кольца на пальце нет.
— Нат, ты чего, к новому жильцу собралась? — решаюсь спросить.
— Вот тварь любопытная, — она щедро поливает себя туалетной водой. — Я же сказала — не твоё дело.