Звезда заводской многотиражки 2
Шрифт:
— Ничего не понял, — сказал я вслух.
— ...отвечать на мои вопросы? — пробился искаженный голос сквозь помехи.
— А вы на мои? — спросил я.
— ...выбора... ависит ваша... удьба... — на холеном лице доктора отразилось раздражение.
— Раз судьба зависит, может быть неплохо бы настроить микрофон? — иронично усмехнулся я.
Доктор сел в кресло за пульт. Теперь мне было видно только половину его лица в очках. Из динамиков раздался визг, шуршание, неразборчивый шепот, как из радиоприемника, когда крутишь ручку настройки. Потом звуки сменились тихим гудением.
— Вы хорошо меня слышите? — снова раздася голос
— Теперь да, — я попытался кивнуть, но почувствовал давление ремня на лоб. Пошевелиться я не мог.
— Что вы видите на этой карточке? — спросил доктор, поднимая над головой картонку с красным расплывчатым пятном. Как будто клякса... Красная на белом. Голову заломило. Я уже видел пятно такой формы. Боковым зрением. Будто я лежу на боку, а оно расплывается, заполняя вот эти самые границы. Кровь на бетоне... Или кровь на снегу? Два падения слились в одно. Ломающееся с лязгом металлические перекрытия и бешено проносящиеся мимо темные и светящиеся окна девятиэтажки.
Красное на белом.
Потом видение исчезло. Пятно на карточке сменило очертания. Оно стало все меньше походить на кляксу. И все больше — на красное платье.
— А теперь что вы видите? — раздался из динамиков голос доктора и он повернул карточку. Красное пятно начало исчезать. Будто краска вытекала куда-то. На карточке проступили контуры женской фигуры. Из красного остался только крохотный купальник.
Ручка. Импортная ручка, дешевая поделка из пластмассы. Переворачиваешь — девушка раздевается. Кто-то взял ее из моих сведенных пальцев. Да, совершенно точно. Я лежу на земле, вижу приоткрытым глазом растекающуюся из-под моей головы кровь, а в руке сжимаю эту ручку. Слышу чьи-то шаги. И этот кто-то разжимает мне пальцы и вырывает ее из рук. Потом шаги удаляются.
— Назовите ваше имя! — скомандовал голос.
— Иван, — не задумываясь, отозвался я. — Иван Алексеевич Мельников.
— Алексеевич? — как будто с издевкой спросил голос.
И в этот момент у меня появилось ощущение, будто что-то сжимает мизинец моей правой руки. Я скосил взгляд вниз. Ну да. Перстенек. Черненое серебро и мутноватый зеленый камень.
— Спасибо, это все, что я хотел знать, — сказал доктор в динамик, и свет за стеклом погас. И как будто в зеркале я увидел свое отражение. Кресла больше не было. Ремни не сжимали мои запястья, лодыжки и голову. Я стоял посреди темной пустоты, одетый в финские трусы и белую майку. Растрепанные волосы, на лице — трогательная растерянность. Юный красавец с широкими плечами и открытым взглядом.
Галя тихонько вошла в редакцию и остановилась на пороге. Как раз в тот момент, когда директор заканчивал селекторное совещание. Которое я делал вид, что слушал, но на самом деле сидел и обдумывал свой сегодняшний сон. У меня было две версии по его поводу. Первая плясала вокруг загадочного заговора и чужой воли, забросившей меня в чужое время в самый центр клубка каких-то мутных интриг. По ней получалось, что в каком-то темном-темном бункере сидят глубоко законспирированные ученые, в чьей власти перебрасывать сознание из одного тела и времени в другое. И что возможно мое настоящее тело лежит где-то там в коме, опутанное датчиками и проводами, пока мое сознание тут гуляет по советскому Новокиневску, заводит новых друзей и пытается распутать запутанные
Вторая версия не включала в себя никаких загадочных повелителей времени. Почему именно случился этот переброс во времени — хрен его знает, какое-нибудь пока неисследованное свойство времени и пространства, эманация ноосферы. А сны с креслом и стеклянной стеной — это моя собственная проекция. Попытки подсознания справиться с неоднозначной и необъяснимой ситуацией.
Впрочем, судя по финалу сегодняшнего сна, решение мои эго, суперэго и прочие составляющие части личности наконец-то приняли единогласно.
— Иван? — комсорг прервала мои размышления, напомнив о себе.
— Ой, Галя, прости! — Я встрепенулся, тряхнул головой и кивнул ей на стул перед столом. — Садись. Я как раз собирался к тебе зайти после селектора. Что новенького?
— Вот, смотри! — Галя положила передо мной свежий номер «Новокиневской правды». Газета была открыта на второй странице. Статья называлась «Творческий подход к итогам года. Берите пример с шинников!»
Я пробежался глазами по тексту, хотя уже по заголовку было понятно, о чем там идет речь. На наш новогодний «корпоратив», тот самый, на котором мы с Галей устроили диверсию и заставили наших глав цехов и отделов отчитываться об итогах года песнями, плясками и пантомимами, каким-то образом просочился корреспондент самой уважаемой и ортодоксальной городской газеты. И ему все понравилось настолько, что он живописал нашу «вечеринку» аж на половину второй полосы. И фотография имелась. С начальником планового отдела в бабушкином платочке.
— Так это же прекрасно! — я поднял глаза от газеты на Галю. — Теперь нашему предпрофокма точно нечего нам предъявить. Но что тогда такое у тебя с лицом? Это же победа, почему ты бледная, как на похоронах?
— А заседание парткома сегодня? — тихо спросила она.
— А что заседание? — нахмурился я.
— Ты не видел объявление на проходной? — Галя как будто сжалась.
— Неа, — я помотал головой. — А что там?
— Там будут твое дело разбирать сегодня, — сказала девушка. — В три часа.
— Вот как... — я улыбнулся.
— Ты как будто не удивлен? — прищурилась Галя.
— Не особенно, — я пожал плечами. — Но мне незачет за невнимательность. Пробежал мимо доски объявлений, ай-яй-яй!
— И ты не боишься? — глаза Гали округлились.
— Галя, как ты стала комсоргом, если тебя так пугают подобные мероприятия? — я хмыкнул. — Не надо меня вот так сразу хоронить. Во-первых, меня не так просто уволить, я все-таки молодой специалист. А во-вторых... Побарахтаемся еще. Ты-то придешь? Я все-таки комсомолец, а не партийный, за меня же ты отвечаешь.
— Куда я денусь... — обреченно вздохнула она. — Ох, Ванька, отчаянный ты все-таки... Что ты натворил?
— Вот на заседании парткома и узнаем, — я подмигнул.
В этот момент дверь открылась, и в редакцию вошла Антонина Иосифовна.
— Доброе утро, Иван, — сказала она. — Здравствуй, Галя. Что это у вас? О, значит Петя написал про наш праздник...
— Петя? — Галя недоуменно похлопала ресницами.
— Петр Хлыстов, мой хороший друг, — Антонина Иосифовна сняла пальто и повесила его в шкаф. — Корреспондент «Новокиневской правды». Это я его привела во дворец культуры. Подумала, что вам будет полезно подстраховаться... в случае чего...