Звезда заводской многотиражки 3
Шрифт:
— Слушай, Михась, — начал я, когда нам нацедили по кружке пива, и мы заняли свое место за стоячим столиком у окна. — У меня есть женщина знакомая прямо-таки невероятной красоты. Как звезда кино. Можешь ее пофотографировать?
— Очень красивая, говоришь? — Мишка заинтересованно приподнял бровь. — А она знает о том, что ты хочешь заполучить ее фотографии?
— Еще нет, — усмехнулся я. — Я поэтому к тебе и пришел. Как ты убеждаешь девушек тебе позировать?
— Вот ты спросил! — Мишка задумчиво почесал в затылке. — Это же каждый раз по-разному выходит...
— А часто не соглашаются? — спросил я.
— Обычное дело, — хмыкнул Мишка. — В принципе, подход к любой можно найти, как мне кажется... Твоя красавица в кино сниматься никогда не мечтала?
Очень неплохой получился вечерок. Наверное, это потому, что никто из мишкиных «ребят» до пивбара сегодня не дошел. Так что сначала мы обсуждали высокое искусство фотографии, потом Мишка по секрету показал мне несколько листов пробных отпечатков смелой девушки, едва прикрытой прозрачным шелковым шарфиком. Потом мы как-то втянулись в общий разговор.
Ну и потом как-то само собой получилось, что я направился не к себе домой, а к Анне. Очень уж мне хотелось рассказать ей свою идею с фотографиями.
— Ну не знаю... — с сомнением протянула Анна и сразу как-то смутилась и натянула на себя простыню. — Фотографии... Мне как-то неудобно. Незнакомый человек...
— Милая, Мишка настоящий мастер, правда! — горячо заверил я. — А ты — изумительная красавица!
— Иван, у меня есть фотографии, — Анна отвернулась. — Я в прошлом году была в фотоателье, и мне сделали три портрета.
Кажется, я подхожу к теме с какой-то не той стороны. Надо бы сменить пластинку.
— Знаешь... Когда я учился в МГУ, то нам случалось бывать на мосфильме, — сказал я, откинулся на подушку и посмотрел в потолок. — И там есть куча фотоальбомов. По ним режиссеры подбирают себе актеров на роли... Но я это немного по-другому воспринял. Как антологию всех оттенков красоты. Которая сохранится потом на долгие-долгие годы. Я листал альбомы и смотрел на лица. И это было, знаешь, очень правильно. Многие из актеров из этих альбомов уже изменились и постарели. Но на их страницах они прекрасные и полные сил.
Я прикрыл глаза и вздохнул. Как будто от восхищения. В общем-то, мне даже играть не приходилось, потому что я сейчас и правда излагал свои собственные мысли. Открыл глаза. Посмотрел на лицо Анны. В свете накрытого покрывалом торшера она выглядела загадочной и задумчивой.
— Тебе никогда не казалось несправедливым, что в людей после смерти запоминают немощными и некрасивыми? — спросил я. Не ожидая, впрочем, ответа. — Человек прожил интересную жизнь. Совершил кучу героических поступков, любил, ненавидел, работал... А запомнили его склеротичным старикашкой с трясущейся головой. Несправедливо. Неправильно.
— Это ты что ли намекаешь, что я скоро стану старухой? — глаза Анны потемнели.
— Мы все когда-нибудь станем стариками и старухами, — я пожал плечами. — Никаких сюрпризов. И если мы сами не задумаемся о том, чтобы остаться в памяти будущих поколений красивыми и полными сил, то от нас останется
— Дурак! — Анна с размаху треснула меня подушкой по голове, вскочила с разложенного дивана и отошла к окну. — Ужасы всякие рассказываешь!
— Милая, ну давай сделаем твои фотографии! — я скатился на пол, встал на колени и молитвенно сложил руки. — Пожалуйста, хотя бы попробуй!
— Ну... — Анна смотрела в окно, обняв себя руками. — Ладно. Только у меня одно условие.
— Все, что угодно! — пообещал я.
— Ты пойдешь со мной, — твердо сказала она. — Твои фотографии мы тоже сделаем.
Я несколько секунд помолчал, вспоминая, какая ерунда получалась с моими фотками у Мишки. Дефекты, странные тени...
— Согласен, — кивнул я. В конце концов, речь у нас пока идет о процессе, а не о результате.
Я сидел за столом Антонины Иосифовны и слушал бормочущий селектор вполуха. Это стало уже таким привычным началом дня, что мне даже не приходилось внимательно прислушиваться, чтобы вычленить из совещания важные для газеты моменты. Передо мной лежала тетрадь. На одной странице я делал пометки по селектору, на другой — свои собственные. Тему с Нонной и всяческими знакомствами я пока поставил на паузу. Что-то мне здесь не нравилось. Что-то было такое слащаво-мещанское в этом гипотетическом клубе знакомств, нужно было как-то придать этому вопросу героический флер.
Надо было отвлечься. Занять голову чем-то другим. И потом еще раз перечитать свои мысли на этот счет со свежей головой. А пока...
В дверь редакции тихонько поскреблись.
— Входи, Галя, ты же знаешь, что я здесь, — сказал я, все еще глядя на исчерканную страницу.
— Откуда ты знаешь, что это я? — спросила комсорг, останавливаясь на пороге.
— Я умею видеть сквозь стены, — хохотнул я. — Ну что ты там встала, проходи, садись, жалуйся.
— Иван, — сказала она и посмотрела на меня серьезным взглядом. — Я хотела с тобой обсудить план мероприятий...
— Так он же уже утвержден, разве нет? — я поднял на нее взгляд. — Галя, давай ближе к делу. Опять профком палки в колеса ставит? Или что?
— Тридцатое января, — сказала она с нажимом.
— Что тридцатое января? — нахмурился я. Честно говоря, как-то из головы вылетело, что там у нас по плану было назначено.
— У нас запланировано мероприятие, — она вздохнула. — Конкурс талантов. Объявление висит уже неделю. Но никто не заявляется. А мне нужно будет отчитаться о проведении...
— Галя, — я выключил селектор, в котором как раз завершилось заседание. — У меня есть пара вопросов.
Взгляд Гали стал испуганным. Я подавил желание от нее как-нибудь отмахнуться или отделаться. Какие-то совсем другие дела меня захватили, совсем даже забыл о том, что думал, что надо бы занять активную позицию и двинуть по партийной линии. Вперед, к получению бонусов и преференций. До того, как в стране начнутся перемены.
Так, встряхнись, Жан Михалыч! Надо следовать плану, раз решил.