Звезда, зовущая вдали

Шлахтер Сергей Миронович

– Интересно другое, – задумчиво произнес Паладиг. – Я знаю свою веру, я беседовал со всеми вами – разве чьи-нибудь боги осуждают рабство? Ведь все говорят – иноверцы должны служить нашему народу. Или еще хуже: бедняк сам виноват, что из свободного человека стал рабом – нужно было хорошо трудиться, а не превращаться в должника.

– Мой старший брат стал воином да пропал где-то в походе, – вдруг вставил Гулани. – А его семью за недоимки забрал в рабство наш начальник области. По-моему, быть рабом у своих соплеменников еще обиднее, чем у чужеземцев.

Эти разговоры навеяли печаль. Свобода – величайшее благо, азиаты заплатили за нее очень дорого, но по-настоящему они свободны в пути: в горах, лесах, на море. А в оседлой жизни они все будут скованы невидимыми цепями, от которых можно бежать лишь в богатство. Но впереди видна лишь та же нищета, из которой их угнали враги.

А на следующий день они уже издали увидели новый оазис. Он не был таким богатым, как первый, но все равно

значительно оживлял местность. Появились отдельные глинобитные дома, затем селения. Жители обликом и одеждой напоминали своих соплеменников, но смотрели на путников с большим удивлением, как на диковину. Наконец, появилась неширокая река, со всех сторон окруженная финиковыми пальмами, сикоморами, кустарником. Берега ее были крутыми, что указывало на разлив во время редких бурных дождей, сейчас же она тихо катила мутноватые воды, и были видны пешеходы и всадники, переходившие ее вброд. Дома были построены из камня и глины, многие стены украшены красочными непонятными узорами или кусочками голубого и оранжевого камня. Крепостных стен или высоких загородок для скота видно не было, очевидно, ни хищники, ни враги селению не угрожали. Но вместе с тем кое-что указывало на известную воинственность: у многих всадников к седлам были приторочены связки дротиков, а на поясах висели клинки непривычной, изогнутой формы, без ножен.

Приближение гостей вызвало заметное оживление. Послышался глухой шум, исходящий из центра селения. Первыми прибежали босые мальчишки в одних лишь круглых шапочках и подняли невообразимый гвалт, указывая на копья и луки азиатов. Затем степенно и молча подошли мужчины в уже знакомых белых или серых плащах с капюшонами, за ними семенили женщины, наоборот, трещавшие как сороки. Мимо промчалось несколько всадников, мельком оглядевших нежданных гостей и тут же ускакавших. Только после этого трусцой приблизилось несколько десятков вооруженных всадников, с дротиками наготове. Азиатов заинтересовала порода лошадей: невысокие, тонконогие, с длинной шеей и большими печальными глазами. По-видимому, именно конница составляла главную силу племени, позволявшую не бояться внезапных нападений.

По команде Паладига все положили оружие на землю и показали хозяевам пустые ладони. Попытка объясниться на языке Та-Кемта оказалась безуспешной. Неожиданная помощь пришла от Гулани: богатырь успел перенять у своего юного питомца несколько приветственных слов и жестов. Это произвело благоприятное впечатление. Затем пришельцы знаками показали, что просят приюта. Двое пожилых всадников, в тюрбанах с перьями вместо капюшонов, жестами пригласили следовать к селению. Паладиг постарался подкрепить расположение хозяев подарком – обоим (предполагаемым начальникам) он подарил по египетскому короткому мечу. Однако и после этого построившиеся позади всадники не только сопровождали гостей, но и явно конвоировали. На окраине селения стоял длинный одноэтажный дом с дверью в торце, окруженный небольшой пальмовой рощей. Здание внутри оказалось неуютным: узкие вертикальные окна, серые стены, лежанки из сухой травы, каменные лари для вещей, толстый низкий кувшин с водой. Но беглецам, столько времени ночевавшим под открытым небом или в самодельных шатрах, привередничать не приходилось. Первым делом они сходили к реке и искупались в теплой пресной воде, впервые за много дней. Расположившись в доме, они собрались подкрепиться собственными припасами, запивая их водой, но тут кто-то окликнул их снаружи. У двери стояли четыре женщины с глиняными подносами, на которых лежали фрукты, палочки с мясом, толстые куски сыра и стояли большие чашки с верблюжьим молоком. Хотя Паладиг рассыпался в благодарности, женщины лишь молча поклонились, передали дары и тут же удалились. Как позже выяснилось, местным женщинам запрещалось общение со всеми пришельцами-мужчинами – зародыш будущего ислама.

Позже к ним пришли те двое руководителей и попробовали общаться, но безуспешно. Кроме знаков и нескольких слов, усвоенных от Эль-Кора, ничто не годилось. Тогда хозяева вывели Паладига и Нафо (и каким это образом они определили в этой двойке лидеров?), стали показывать и четко называть отдельные предметы. Оба пришельца отличались хорошими способностями к чужим языкам, а слова местного наречия отличались легкостью произношения. Уже к вечеру пара друзей могла попросить многое необходимое для жизни. Главное, конечно, что могло интересовать изгоев, было выяснение пути в Переднюю Азию. Но для этого требовалось лучше изучить язык.

Тут же Вальтиа предложил интересную вещь. Если предстоит некоторая задержка, то время можно использовать для глубокой разведки. Многие азиаты уже поняли, что пустыня не пускает их на север морским путем и что можно попытаться пройти по суше. Главным препятствием было отсутствие воды, поэтому горец предложил подняться по реке до истока (возможно, там окажутся горы) и разведать вероятность дальнейшего пути к Бирюзовому морю. Всем эта идея понравилась, тем более что сейчас шторм на океане продолжался. Было решено, что десять сильнейших во главе с Паладигом предпримут разведку, а остальные товарищи переждут здесь. Вечером все «гости» пошли по селению, чтобы ознакомиться с бытом местных жителей.

Здесь все было проще, чем в первом оазисе, во всяком случае, денег здесь еще не придумали, практиковался товарный обмен. Заведения типа харчевни здесь не было, но было нечто вроде летней общественной столовой, где под открытым небом были расстелены плетеные кошмы. Сюда собирались со своей едой и питьем вроде пива все желающие, пировали, пели песни, довольно заунывные и малоприятные для людей, знакомых с песнями Передней Азии и Египта. По-видимому, здесь принимали и тех, кому принести было нечего. Во всяком случае, пришельцев узнали издалека и знаками подозвали к пиршеству. Паладиг посоветовал принять приглашение, но соблюдать умеренность и в дальнейшем не злоупотреблять гостеприимством. После угощения начались пляски под хоровое пение, причем участвовали только мужчины. Женщины лишь изредка подходили, чтобы унести опустевшую посуду. Гости тоже не стали задерживаться, вежливо поблагодарив хозяев. Интересно, что никто не пытался их задержать: то ли искренне считали их чужаками, то ли здесь не принято что-либо навязывать. Кое-кто из молодых путников попробовал объясниться с женщинами, но те тут же отошли. Их испуг был настолько явственным, а хмурый вид нескольких подошедших местных воинов – таким угрожающим, что гостям пришлось тут же удалиться.

– Нам нужно быть осторожными, пока мы не знаем местных обычаев, – выговорил товарищам Нафо. – Можно быть обвиненными в нарушении законов гостеприимства и поссориться с хозяевами. Молодым и нетерпеливым лучше всего отправиться на разведку.

Еще до рассвета десять азиатов ушли по дороге на север. Очень скоро селение исчезло за холмами, но практически вся полоса местности вдоль реки была обитаема и плодородна. То и дело попадались сады, огороды, небольшие поля и пастбища, отдельно стоящие или собранные в кучу домики. Приходилось выбрать для завтрака «ничьи» плодовые деревья, чтобы не нарушать прав собственности.

К удивлению и неудовольствию путников, русло реки быстро сменило северное направление на западное; двигаться в сторону Африки азиатам было что нож острый, и к тому же это удлиняло путь через пустыню. Еще через сутки впереди отчетливо обозначились голубоватые вершины гор, не таких высоких, как в Нубии, но достаточно солидных. Вальтиа сразу оживился – теперь он будет опять в своей стихии. Между тем река уже представляла собой слияние нескольких небольших потоков, устремлявшихся с гор, и не могла больше противостоять наступлению пустыни. Теперь попадались лишь отдельные деревья, дающие приют, следов пребывания человека не было, и достаточно было отойти на стадию в сторону от воды, чтобы почувствовать все величие пустыни. А приближение к горам показало, что углубляться в них нет смысла – истоки ручьев просматривались издали.

Паладиг принял решение обойти горы с востока. А чтобы разведка прошла как можно глубже, он придумал тактику челночных операций. Так как нести с собой воду в большом количестве невозможно, то большинство людей использовались в качестве промежуточных носильщиков. Выступили в путь, как и в Африке, на закате, каждый путник с полным кувшином воды. Всю ночь шли на свет Полярной звезды, почти не отдыхая, сначала по рассохшейся, потрескавшейся глине, затем по песку. Утром вокруг себя увидели знакомую картину – бесчисленные одинаковые серповидные холмы, некоторые высотой в триста локтей, и по временам – выветренные скалы. Остановиться пришлось не только из-за жары и утомления, но и вследствие полной невозможности определять направление по солнцу в зените. Вечером разделились: половина людей, забрав все опустевшие кувшины, повернула назад, к горам, другая половина со всеми запасами воды пошла на север. Местом встречи через сутки было назначено подножие горы, у которой дневали – ее видно издалека. Пятеро, возвращавшиеся налегке, быстро пересекли пустыню с Полярной звездой за спиной и еще до полудня наслаждались прохладной мутноватой водой из горного потока и едой из оставленного склада. А с приближением вечера вновь пустились в испытанный путь на север с полными кувшинами воды. Там, у подножия горы, они встретили троих товарищей, изнывавших от жажды и беспокойства, с пустыми кувшинами. День провели вместе, затем операция в точности повторилась. Подобным образом удалось проникнуть в пустыню на максимально мыслимую глубину. И все же отважные разведчики не только ничего не добились, но и чуть не потеряли двоих товарищей (в том числе Вальтиа). Эти двое не только рискнули углубиться на лишние сутки в глубь песков, но еще и сбились с пути. До места встречи они дотащились, почти умирая. Однако никаких признаков окончания пустыни не было обнаружено. Потребовалось целые сутки выхаживать двоих незадачливых храбрецов у ручья, прежде чем они смогли самостоятельно идти.

Возвращались к морю подавленными, близкими к отчаянию. Стало ясно, что азиатская пустыня действительно еще страшнее, чем нубийская. И выбранный, точнее, навязанный обстоятельствами путь вдоль берега океана остается только продолжать. Но если всех путников печалила только неудача, то у Паладига поднималась в душе настоящая тревога – он вспоминал предостережение Кумика. Хотя человеку с психологией древнего мира понятие гуманизма было китайской грамотой, но убийство детей все же лежало камнем на совести.