Звезда
Шрифт:
Комдив отметил на карте данные Травкина; началась легкая суматоха; командиры полков и штабные тоже вынули карты, подполковник Галиев скинул с плеч на землю свою бурку, вдруг перестав зябнуть, а начальник политотдела пошел собирать политработников.
– Значит, ты думаешь, что оборона серьезная? – спросил наконец комдив, проведя последнюю черту синим карандашом на карте, развернутой по капоту «виллиса».
– Так точно.
– И самоходки ты сам видел?
– Так точно.
– А ты не сочиняешь трошки? – неожиданно
– Нет, не сочиняю,– ответил Травкин.
– Ты не обижайся,– примирительным тоном сказал комдив,– это я для верности спрашиваю, ибо знаю, козаче, что разведчики приврать любят.
– Я не вру,– повторил Травкин.
Где-то уже давали команду «в ружье», лес глухо зашумел. Это подымались подразделения.
Комдив, глядя на карту, приказывал:
– Полки идут походным порядком, как раньше. Авангардный полк высылает вперед усиленный батальон в качестве передового отряда. Полковая артиллерия следует с пехотой. На фланги выбрасываются разведчики и автоматчики. Достигнув высоты 108,1, передовой полк развертывается в боевой порядок. Его командный пункт – высота 108,1. Я – на западной опушке этого леса, возле дома лесника. Галиев, готовь боевое распоряжение. Доложи в корпус.– И вдруг сказал негромко: – Смотрите, товарищи начальники! Артполк отстал. Снарядов и патронов мало. Мы в невыгодном положении. Будем честно выполнять свой долг.
Офицеры быстро разошлись по своим делам, и у машины остались только комдив, Галиев и Травкин. Полковник Сербиченко оглядел Травкина и его взмыленную лошадь и, усмехнувшись, произнес:
– Добрый козак.
– У меня Аниканов ранен,– смутившись, поведал ни с того ни с сего полковнику Травкин.
Комдив ничего не ответил, отдал последние распоряжения Галиеву и уехал к полкам.
Вокруг Галиева забегали штабные офицеры. Он был неузнаваем. Повеселевший, шумливый, он вдруг стал похож на проказливого бакинского мальчишку, каким был лет тридцать назад. «Галиев немца чует»,– говорили про него в такие минуты.
– Поезжай к своим людям! Следи за немцем и присылай нарочных! – крикнул он Травкину.
– Есть! – крикнул в ответ Травкин и снова вскочил на лошадь.
Сопровождавший его разведчик между тем сдал Аниканова санинструктору и, ведя в поводу лошадь без седока, присоединился к лейтенанту.
Травкин застал Бугоркова на прежнем месте в тревожном ожидании. Он спешился, рассеянно выпил предложенную Бугорковым водку и показал ему на карте месторасположение штаба дивизии.
– Значит, снова война начинается,– сказал Бугорков и посмотрел в серьезные глаза Травкина.
Разведчики пришпорили лошадей и пустились вскачь навстречу неизвестному.
А саперы тронулись в путь, тихо рассуждая о том, что вот снова начнутся бои и конца этим боям не видать. Не видать конца этим боям. Бугорков сказал:
– Ну, ребята, теперь вместо шалашстроя будет нам блиндажстрой.
Травкин вскоре присоединился к своим людям, ожидавшим его на лесистом холме, неподалеку от безымянной речки, за которой окопались немцы.
Марченко, наблюдавший немцев с верхушки дерева, слез и доложил лейтенанту:
– Эти немцы в броневиках и самоходка покрутились здесь полчаса, потом повернули и переехали речку,– к своим, значит, убрались. Речка мелкая, я видел. Вода доходила броневикам до середины.
Разведчики поползли к речке и залегли в кустах. Паренька с лошадьми Травкин отправил домой.
– Езжай все прямо по этой дороге. Лошадей возьмешь не всех, две останутся у меня еще на день, пришлю их завтра, а то донесения не на чем посылать.
Затем Травкин подполз к своим людям и стал наблюдать немецкую оборону. Траншея была вырыта недавно и еще не закончена. Перебегающим по ней немцам она едва доходила до плеч. Впереди траншеи – проволочное заграждение в два кола. Разведчиков отделяла от немцев неширокая речка, поросшая камышом. На бруствере траншеи во весь рост стоял человек и смотрел на восточный берег в бинокль.
– Сейчас отправлю его к гитлеровой маме,– шепнул Мамочкин.
– Не дури,– сказал Травкин.
Он смотрел на немецкую оборону, оценивая ее. Да, вот та неявственно различимая серая полоска земли – вторая траншея. Место для обороны немцы выбрали хорошее – западный берег гораздо выше восточного и густо порос лесом. Высота возле разбросанных домиков хутора – командная, на карте она обозначена цифрой 161,3. Немцев в траншее много. На восточной окраине хутора стоит самоходная пушка.
Травкин вдруг вспомнил об Аниканове, но вспомнил как-то вскользь, неопределенно. Так вспоминают сошедшего ночью с поезда пассажира, недолго побывшего среди остальных и сгинувшего неизвестно куда.
Мамочкин прошептал:
– Глядите, товарищ лейтенант. Фрицы выходят на экскурсию.
Человек тридцать немцев вышли из леса и двинулись к реке. Здесь они рассредоточились и, с опаской вглядываясь в противоположный берег, вошли в мутную воду.
Травкин сказал лучшему стрелку взвода – Марченко:
– Пугни-ка их.
Последовала длинная очередь из автомата, фонтанчики подскакивали от пулевых ударов. Немцы выскочили из реки обратно на свой берег и, суетливо оглядываясь и гогоча, как гуси, залегли. В траншее заволновались, забегали, раздалась гортанная команда, засвистели пули. Самоходная пушка, стоявшая на окраине хутора, вдруг затряслась, заверещала и выпустила один за другим три снаряда. Через секунду ударили немецкие орудия. Их было не меньше десятка, и они в течение трех-четырех минут били по бугру. Снаряды яростно взрывали землю, оглушая странным воплем молчаливые леса.