Звездная История Илари Инайс. Часть 2
Шрифт:
– Вот верный ответ, и он соответствует твоим биоимпульсам.
– Чему? – РЕУТ поднял глаза, и вновь этот взгляд – она серьезно пытается разглядеть, что у него под маской. Кели Шесни Райс усмехнулся.
Не ответив, Кели протянул конечность и провел по подбородку Илари, заставляя ее посмотреть на него.
– Мне нравится твой цвет, – усмехнулся он. Робот вздрогнул, отчаянно стремясь не выражать так явно свои эмоции. – Ты интересно реагируешь на все вокруг.
Не отпуская подбородка Илари, Кели вглядывался ей в зрачки, а они стремительно менялись. В какой-то момент отпустил контроль, и тут
Хаос. Перемешано все!
Вынырнула, вернее, он приказал вернуться.
Илари уже потеряла сознание, а родная сущность, прямо как совсем недавно противная настойчивая Энигма, уже лезла со своими предложениями: «возьми ее сейчас, пока она в отключке».
«Бред! – просвистел Кели Шесни Райс. – Так отношения не строятся. Взять ее «в отключке» я всегда успею. Куда спешить? Попробую понять, в каком виде я ей буду приятен для близкого общения. Этим и займемся».
«Ого! Ты серьезно заинтересовался противоположным полом!»
«Видимо, да, и этот противоположный пол – условный. Не кажется тебе?»
«Нет! Она вполне живая, ей лишь сознание изменили».
Разговор с самим собой – вот такое раздвоение личности! У перворожденных сущность (или, по человечески, душа) жила своей собственной жизнью, часто, независимо от тела и его состояния. Душа перворожденного была бессмертна и могла легко переселиться в любое подходящее тело или построить свой вариант, какой виделся ей, сущности.
«И, кстати, откуда такие выражения – «отключка», например?» – обратился Кели к своему сознанию.
Сущность и выдала: «От человечества. На станции нахваталась. А ты посмотри файлы с записями – вдруг сообразишь, чего твою живую машину так передергивает при воспоминании о человеке, чей облик ты придумал принять».
«А ты могла и подсказать!» – недовольно буркнул перворожденный.
«Так отношения не строятся! – передразнила его сущность. – Сам должен стараться, а я лишь советы давать, как сейчас. А ты послушай!»
«Умолкни!» – просвистел Кели Шесни Райс.
Родная сущность утробно заурчала и попробовала возмутиться, мол, не дело ей влезать в голову с советами. Ее место в груди, и она вообще-то отвечает за впечатления. Вот машина ей откровенно нравится, и поэтому тебя, дорогой индивид, так раскачивает…
«Опять непонятное словечко? Раскачивает. Это ты к чему?»
Сущность предпочла отмолчаться. Еще рассердится и загонит в подсознание, и очень-очень глубоко. Вот близко ей приятно: тут и теплом от машины тянет, и рептилоид этот зеленый ей нравится, и пахнет вкусно, как и человеческая девчонка.
Кели услышал впечатления родной сущности и вычленил главное.
«Девчонка? Так ты тоже считаешь ее вполне человечной?»
«Считаю. Человечной! Да она обычный человек, с эмоциями и нервами! Она живая, в прямом смысле этого слова. И она уже задвоена».
«Чего?»
«Ничего. Скоро поймешь. Я бы посоветовала тебе поторопиться с приятным обликом, иначе так и будет от тебя личико воротить и блевать на Девелона».
«Хорошо», – помолчав, сказал самому себе Кели Шесни Райс. Он вообще ничего не понял из сказанного сущностью. При чем тут Девелон?
ГЛАВА 12 МИЛЛИ РАССЕЛ. ОСТАТЬСЯ В ЖИВЫХ
– Подойди, – прозвучало негромкое.
Сознание сбоит. Голова плохо работает. Только крутится мысль: «Надо просто не противиться… сделать шаг навстречу, только и всего…»
В прозвучавших словах сквозила ледяная холодность, а еще высокомерие.
Подойди, – коротко и емко.
С ней никто так не разговаривал. Никогда прежде…
– Ты услышала меня?
Она попробовала посмотреть сквозь мокрые ресницы. Эти ресницы, а еще спутанные влажные волосы – все мешает ей хорошо рассмотреть говорящего, а тронуть лицо и поправить пряди не получается. Она же уже смирилась со своей участью, и вот – новое испытание для психики. Зачем она здесь, в этой огромной светлой комнате?!
– Чего застыла, как сосулька?
В словах почудилась усмешка.
Веселье? Ей послышалось веселье в словах. Почему?! Его что, веселит ситуация?! Да она абсурдна!
Милли тяжко вздохнула и всхлипнула. Ей не позволили умыться, ее целиком окунули в поток воды. Нахлебалась, и теперь ей отчаянно хотелось не стоять тут перед неизвестным, а побыть наедине с собой и хотя бы привести мысли в порядок.
Все же попробовала посмотреть. Кто-то находится в комнате, сидит вон там, в отдалении, и смотрит на нее. Милли набралась храбрости и… глянула себе под ноги. Под босыми ступнями был пол. Теплый светлый камень… или что это… она не знала. Прежде – никаких похожих ощущений! Она раньше не встречала в своей жизни ничего подобного этому огромному светлому помещению и такому вот полу. Милли начала осторожно осматриваться, все время смаргивая. Глаза никак не могли привыкнуть к свету, и слезы лились ручьем.
Ох уж этот свет! Милли чувствовала большое помещение, но ничего толком не видела. После темноты передержки глаза разболелись, а поток горючих слез превратил их в две лужицы. Руки сведены за спиной и скованы магнитными наручниками. У того, кто обращается к ней, есть пульт от них?
Ей обещали быструю смерть. Много дней назад обещали и до сих пор тянут…
С наручниками она познакомилась в трюме перевозчика, а до этого момента она вообще ничего не помнила. Перевозили, как животное – полностью раздетую, на голом полу с отверстиями для отправления естественных нужд. Кормили, окатывали раз за разом водой… В отсеке она была одна. Слышно было, как за перегородками переговариваются люди. Она ни с кем не стремилась пообщаться. Ела, спала и мечтала, чтобы это существование, наконец, закончилось – всё закончилось: жизнь, этот долгий перелет, ощущение безысходности и тоска по свету. В мыслях – полный хаос. Последнее четкое воспоминание – как ее пытается затолкнуть за угол дома Курт.
– Ты оглохла? – В голосе говорившего проступило на этот раз чуть заметное легкое раздражение. Всё же она стала очень чувствительной!
Милли глубоко вздохнула, набираясь смелости. Посиди в полнейшей темноте, осознавая, что скоро от тебя ничего не останется, – не только чувства обострятся, нервы оголятся.
«Надо собраться и посмотреть ему в глаза. Пусть видит: я не боюсь».
Но Милли врала самой себе: она боялась и, в этом было всё дело. Она просто не понимала, как ей быть! Она приготовилась умереть, а казнь отсрочили и тянули, тянули который уже день.