Звездная кровь

Кунц Дин Рей

…Затем он почувствовал, что вновь погружается в иллюзорный мир ПБТ. И вновь он плыл по реке, окруженный обнаженными красавицами. Мир был приятен, приветлив и проникнут чувственностью. И нигде не было видно призрака, который он уже по привычке называл Другим. Призрак вошел в него – и прошел сквозь него. И как всегда, исчез. В памяти остался лишь один краткий миг, когда тела первого и второго Идеальных Тимоти как бы слились воедино. И тут же подлинному Тимоти привиделось, будто он проснулся и при помощи психотехники развеял в пыль тяжелую бронзовую лампу. Чего не могло случиться, потому что его психотехники на это бы не хватило. Строго говоря, ее не хватило бы даже на то, чтобы такую штуковину поднять. Забыв и думать

о таких глупостях, Тимоти вернулся к своим красавицам, уже изнывающим в нетерпении…

…Но когда через несколько часов он проснулся вновь, когда в его организме не осталось никаких следов ПБТ, он увидел на полу истолченную в пыль бронзу. А увидев, понял, что вся эта история с уничтожением лампы вовсе не приснилась ему…

Глава 9

Ночь, разумеется, он провел без сна. Тысячу раз он облетел из угла в угол крошечную подвальную комнату, в которой был заперт, размышляя над происходящим с такой сосредоточенностью, что ему было наплевать на то, что он кружит практически на одном месте. Размышления эти потребовали от него такой концентрации сил, что на какие-то мгновения он забывал и о чудовищной боли, напоминающей о побоях Бейкера, о разбитом и многократно рассеченном лице, о распавшейся чуть ли не надвое нижней губе. Слишком уж занимал его сейчас Другой – этот призрачный образ из навеянных ПБТ галлюцинаций, – появление этого образа и его значение. Он пришел к выводу, по которому Другой представляет собой всего лишь вторую половину его собственного "я", причем, возможно, ту, которая никогда не проступала на поверхность и уж тем более не доминировала в реальном мире, но вырывалась из глубин мозга, когда на него воздействовал наркотик.

А с того момента, когда Идеальный Тимоти и его Другой слились воедино и стали интегральной личностью, психотехнические способности, присущие Тимоти, многократно усилились, перестав быть подобием циркового репертуара. Тимоти с нетерпением дожидался утра – дожидался того часа, когда Ион Маргель с послушным Бейкером придет сделать ему очередную инъекцию. О, как ему сейчас этого хотелось! Но вовсе не из-за иллюзий, которые сулила ему новая доза, вовсе не из-за блаженных галлюцинаций, воздействующих на него так сильно, что время, свободное от наркотического опьянения, он проводит в расслабленном, апатическом состоянии. Он стремился отправиться на поиски своего Другого, стремился найти призрачного двойника Идеального Тимоти, стремился найти какой-нибудь способ окончательно – и навсегда – слиться с ним.

До сих пор и Ион Маргель, и сам Тимоти упускали из виду одно обстоятельство. А это обстоятельство следовало бы продумать заранее, прежде чем сажать Тимоти на иглу. Конечно, его тело было в каком-то смысле человеческим, но в каком-то другом смысле его нельзя было назвать человеческим. Его мозг был устроен по-особому, иначе он бы не обладал никакими – пусть и лимитированными – телепатическими способностями. И заранее следовало предусмотреть, что наркотик, возможно, подействует на него не совсем так или совсем не так, как он подействовал на десятки тысяч наркоманов, посаженных на иглу кормящимся преступными делами Братством. Да, не совсем так или даже совсем не так. Тимоти начало казаться, что никакого привыкания, никакой зависимости у него все равно не разовьется. И что, напротив, наркотик поможет высвободить психическую энергию его мозга, развить его телепатические способности до логического предела или, по меньшей мере, резко увеличить их. И если ему удастся вывести их на постоянной основе хотя бы на тот уровень, которого они достигли вчера вечером, когда он стер в порошок бронзовую лампу, то Тимоти без труда удастся вырваться из темницы, более того, ему впредь не нужно будет бояться никакого оружия, будь это метательный нож или отравленный наркодротик.

Он надеялся, что на этот

раз его мучители обойдутся без побоев. Надеялся, что ему дадут улечься, застыть, сыграть роль уже побежденного наркотиком адепта, которому ничего не нужно, кроме новой дозы, и который готов на все, лишь бы заполучить ее.

Последние ночные часы показались ему целой вечностью.

Тьма, глубокая и однородная, зависла словно бы навсегда. Так, впрочем, бывает со всяким, кто с нетерпением дожидается рассвета.

Но вот сквозь зарешеченное окно пробились первые лучи. Там, за окном, можно было увидеть горную гряду и, в отдалении, несколько пиков. Зыбкий оранжевый свет сменился кроваво-красным, и вот наконец солнце запустило в комнату длинные желтые персты.

Когда они наконец пришли (а произошло это часа через два после того, как рассвело), то оказалось, что Маргель привел с собой Полли. Она была явно чем-то расстроена и на правой щеке у нее был синяк, что, правда, не мешало ей выглядеть по-прежнему ослепительно. Она опустилась на колени – прямо на каменный пол – и тяжело задышала, разинув рот, как вытащенная на берег рыба.

– К вам сокамерница, – сказал Маргель. Было ясно, что и он сам, и Бейкер удовлетворили, потрудившись над Полли, садистские инстинкты и что Маргель поизгалялся над чувственностью актрисы, принесшей ей славу в рассчитанных на полное сенсорное восприятие фильмах.

– Из-за чего? – неожиданно жалким голосом спросил Тимоти.

Ее инфантильная неспособность разглядеть в мире зло успела в свое время разозлить его, но ему совершенно не хотелось становиться свидетелем того, как ей преподают урок на тему о том, что жизнь – отвратительная штука.

– Она у нас само сострадание, – пояснил Маргель. – Страшно растрепыхалась из-за тебя. Ей тебя, видите ли, жаль. Так растрепыхалась и разжалобилась, что доверять ей стало невозможно.

– А что вы собираетесь с нею делать? – спросил Тимоти, послав к Полли одну из механических рук, чтобы та помогла ей подняться на ноги.

– Посадим на иглу, – ответил Маргель. – Наркомания средней тяжести, вроде как у тебя. И тогда она не просто забудет и думать о том, чтобы отправиться в полицию! Тогда она окажется аппетитной бабенкой, согласной на что угодно и к тому же всегда под рукой, понял?

– Вы сошли с ума, – сказал Тимоти.

– Нет-нет, – возразил Маргель. – Я абсолютно здоров психически. Я никогда не употреблял наркотики, да и впредь не собираюсь. Это вы с нею, дружок, скоро превратитесь в парочку наркоманов.

Маргель приказал положить Полли на вторую кровать, находившуюся в комнате, где он собственноручно решил сделать ей первый в жизни укол ПБТ. Когда она категорически отказалась сдвинуться с места – скорее из недоумения, вызванного его бесцеремонностью, чем из смелости, – он, вздохнув, приказал Бейкеру приняться за дело. Она лягнула великана и принялась молотить его маленькими и слабыми кулачками. Она принялась кусать его за пальцы, заставив Бейкера злобно взвизгнуть. В конце концов он грубо сдавил ей шею и, когда она обмякла, перенес ее на кровать. К тому времени, когда она пришла в себя, а случилось это через несколько секунд, Ион Маргель уже всаживал шприц в ее изящную загорелую руку.

Тимоти зажмурился, когда содержимое ампулы перетекло в кровь Полли.

Полли изогнулась дугой, когда первый контакт с ПБТ привел в исполнение не столько ее мечты, сколько страхи. Тимоти порадовался хотя бы тому, что ей не вкололи такую сильную дозу, как ему самому в первый раз, и тому, что ей, соответственно, не пришлось страдать. Вид у нее был жалкий, она ворочалась на матрасе, мучительно пытаясь сохранить собственное "я" и, вопреки собственной воле, с каждым мгновением все глубже втягиваясь в фантастическую реальность видений. Но вот взгляд ее остекленел, тело обмякло и застыло в неподвижности на матрасе, разум и душа улетели в царство галлюцинаций.