Звездные корабли воображения

Амнуэль Павел Рафаэлович

Известно, что с приближением к скорости света ход времени в космическом корабле замедляется. В конечном итоге этот эффект ведет к возникновению парадокса близнецов: космонавты, вернувшиеся со звезд, стареют на десяток лет, земляне — на сотни. Физическая причина парадокса заключается в том, что космонавты испытывают ускорения, связанные с разгоном, торможением, разворотами звездолета, а жители Земли ничего подобного не испытывают. Как говорят, две системы отсчета перестают быть равноправными. Время замедляется в системе, испытавшей ускорения, т. е. в звездолете.

Используем теперь прием "наоборот": время замедляется не в звездолете, а на Земле или время в звездолете не замедляется, а ускоряется. Космонавты стареют на много лет, но привозят информацию не потомкам,

а своему поколению. Именно это и происходит в рассказе А. и Б. Стругацких, вызывая внутренний протест у читателя, знакомого с теорией относительности. Не может убедить и ссылка авторов на то, что звездолет у светового барьера испытывает большие переменные ускорения, а это и приводит к "обратимости" парадокса близнецов.

Однако цель авторов заключалась вовсе не в навязывании этой идеи как прямого предсказания. Рассказ заставляет задуматься о том, что даже если эта идея, вероятно, и не проходит, однако может быть, есть все-таки физические системы отсчета, в которых парадокс близнецов можно обратить? Литература обычно ставит вопросы, предлагая читателям подумать над ответами. Фантасты часто отвечают на собственные вопросы (прямые предсказания), но не нужно забывать и о прелести безответных вопросов.

Общеизвестно высказывание К. Э. Циолковского: "Стремление к космическим путешествиям заложено во мне известным фантазером Ж.Верном. Он побудил работу мозга в этом направлении". Ж. Верн отправил своих героев в космос в орудийном снаряде. Писатель не придал значения возможности использования ракет, хотя и упоминал о том, что ракеты способны работать в пустоте космоса. Поэтому "побудить работу мозга" не могло прямое следование идее Ж. Верна. Важна именно внутренняя полемика с идеей корабля-снаряда. Произведение заставляет задуматься над следующим вопросом: "Хорошо, снаряд не годится, но что же тогда годится?"

Фантастические идеи, полученные с помощью использования приема "наоборот", чаще всего служат именно этой цели — попыткам активизировать собственное воображение читателя.

Все быстрее и быстрее

В дальнейшем, рассказывая о приемах, с помощью которых фантасты "изменяют" реальность, мы будем каждому приему сопоставлять и антиприем. Так, например, фантастическое прогнозирование часто использует прием ускорения действия объекта. В применении к космонавтике использование приема очевидно: необходимо ускорить движение космических кораблей. Как и в реальной жизни, первые космические корабли в фантастике летали со скоростями 10–20 км/с. Этого было достаточно для полетов к планетам (многочисленные фантастические произведения первой трети XX в.). Затем фантасты начали осваивать дороги к звездам, и скорость космических аппаратов в фантастических произведениях резко возросла. Появились субсветовые звездолеты, но и эта, почти предельная скорость удовлетворить не могла. Экспедиции возвращались, как уже говорилось, к следующим поколениям.

Возникла дилемма, обе части которой выигрышны для литературы, но обладают различной прогностической силой. Можно примириться с невозможностью дальнейшего наращивания скорости и искать литературные коллизии и прогностические идеи в описании возвращения космонавтов через сотни лет после старта к людям будущего ("Возвращение со звезд" С. Лема, "Полдень. XXII век" А. и Б. Стругацких и т. д.).

Однако возможно и иное решение — попытаться обойти известные положения теории относительности. Прямое использование приема ускорения требует не обращать внимания на запреты и продолжать наращивать силу приема до получения качественного скачка. Но дальнейшее увеличение скорости звездолета вступает в конфликт с теорией относительности. Как быть?

Фантасты и здесь предлагают два альтернативных варианта. В первом варианте передвижение осуществляется не в нашем пространстве-времени, а в ином, где скорость света не является пределом скоростей. Это так называемые нуль-, и гипер-, над- и подпространства, сущность которых, несмотря на разницу в названиях, фантасты обычно понимают одинаково: использование

для передвижения других измерений пространства-времени в предположении, что оно имеет значительно больше размерностей, чем известные четыре.

Идее полетов в подпространстве уже больше 30 лет, и среди читателей сложился уже стереотип отношений к этой идее. Она не прогностична, а является чисто литературным приемом, к использованию которого нужно относиться снисходительно, поскольку он позволяет создавать произведения высокого художественного достоинства (подпространство в той или иной форме фигурирует в произведениях И. А. Ефремова, А. и Б. Стругацких, К. Саймака, А. Азимова и других известных фантастов).

Подобный стереотип сложился из-за того, что идею подпространства фантасты начали использовать в произведениях, не относящихся к направлению прогностической фантастики. Идея действительно превратилась в конце концов в художественный прием, и не более. Однако не надо забывать, что исток идеи, причина ее появления была в попытке разрешить противоречие между желанием достичь звезд и запретами теории относительности.

В научной литературе последних лет уже не редки работы, описывающие наше пространство-время как структуру многомерную: количество измерений, вводимых авторами (не фантастами!), достигает 10 и более. Физическое четырехмерное пространство-время является как бы проекцией, доступной нашим органам чувств и приборам. Вряд ли можно согласиться с тем, что многомерность так и останется теоретической абстракцией, не станет никогда "физической реальностью, данной нам в ощущениях". Впрочем, дискуссия эта может решиться как в пользу фантастов, так и наоборот, да и сроки окончательного решения вряд ли имеет смысл сейчас прогнозировать. В любом случае, однако, для фантастов прием ускорения сыграл положительную роль. Литература получила немало хороших художественных произведений, фантастика, исподволь воздействуя на сознание читателя, приучает его к гораздо большей сложности мироздания, чем это обычно предполагается.

Использование подпространства, однако, лишь один из способов ускорения движения к звездам. Есть и альтернативный вариант, рассмотренный фантастами. Если звездолеты всегда будут двигаться медленнее, чем свет, то в таком случае прием ускорения требует увеличить скорость света. Казалось бы, опять фантастика вступает в конфликт с наукой, и прогностичность идеи "ускорения света" по меньшей мере сомнительна. Ведь речь идет об изменении одной из немногих фундаментальных мировых постоянных.

Однако нам, в сущности, не известны экспериментальные данные о величине скорости света в отдаленных областях Вселенной или при экстремальных характеристиках материи. Кроме того, в физике уже есть теории, рассматривающие изменение со временем мировой константы — постоянной тяготения. Идеи о возможности изменения мировых констант можно назвать безумными, но вряд ли бредовыми. Конечно, физики говорят о ничтожных изменениях за длительное время, но ведь важна сама принципиальная возможность изменений, а она находится в рамках науки, хотя и имеет пока сугубо теоретический характер.

Читатель может быть, конечно, противником фантастической идеи о том, что людям будущего удастся значительно увеличить скорость света, и основания для скептицизма у читателя есть. Но и у фантастов есть основания для оптимизма, и лишь будущее покажет, станет ли идея элементом науки (т. е. является ли она предсказанием) или будет отвергнута окончательно. Но и в последнем случае идея успеет сыграть свою роль — роль возмутителя спокойствия.

Чаще всего на воображение читателя, кстати, действуют именно такие идеи — красивые внешне, но противоречащие положениям современной науки. А. Эйнштейн писал о том, что хорошая физическая теория должна иметь внешнее оправдание и внутреннее совершенство. Внутреннее совершенство теории эмоционально воздействует на исследователя, подобно красивой фантастической идее, в то время как внешнее оправдание той же идеи фантаста, ее прогностическая ценность могут долгое время оставаться незамеченными. Расскажем о судьбе некоторых красивых (и, как впоследствии оказалось, верных) фантастических идей.