Звёздные мальчики
Шрифт:
Волк бежал по широкому ходу, вырытому в земле, не удивляясь и не задумываясь над тем, куда и зачем послала его колдунья. Он доверял ей. Он рвался к своей цели, и ничто теперь не могло его остановить.
Зоркие волчьи глаза видели в темноте так же ясно и отчетливо, как и при дневном свете. Он быстро привык к спертому воздуху, к тому же, в высоком потолке, где местами обвалились сгнившие деревянные подпорки, осевшая земля открыла просветы, и из них тянуло свежестью хвойного леса. Волк уверенно пробирался через завалы из упавших бревен, оплетенных корнями растений, через груды осыпавшейся земли и вдруг
Он никогда здесь не был. Это место ему совершенно незнакомо, убеждал он себя. Тем не менее, он откуда-то знал, что сейчас подземный ход, огибая скалу, резко повернет влево, потом нужно будет смотреть в оба, перепрыгивая через глубокие провалы в земле, а перед самым выходом на поверхность ход сильно сузится, и придется идти, задевая боками мокрые шершавые бревна...
Волк стоял, прислушиваясь к себе. Он чувствовал, что скоро, очень скоро, чужая память, которую он обрел вместе с этим телом, откроется ему, и жгучее, нетерпеливое любопытство захватило его. Он помчался во всю прыть, и когда в конце пути его сильное тело рванулось через пролом в каменной стене на свободу, в залитый слепящими солнечными потоками широкий двор, яркие картины прошлой жизни вдруг вспыхнули в его сознании, ошеломив своей невероятной четкостью. Осматриваясь, волк покружил на месте, чтобы не оказаться застигнутым врасплох, но вокруг царили тишина и спокойствие. Он был на развалинах старого замка.
Четыре башни еще высились над осыпающимися стенами, и кое-где виднелись следы прежних дворовых построек, но вражеские набеги и безжалостное время безвозвратно разрушили прекрасную, горделивую обитель королей. Огонь, некогда бушевавший в замке, уничтожил все, что могло гореть, и покрыл черным налетом его каменные останки. Ветры год за годом заносили песком и вымощенный тесаным камнем двор, и стены, и подступы к замку, прежде неприступному и величавому. Воронье кружило в небе над башнями, высматривая поживу и изредка оглашая округу резкими гортанными криками...
Печальная участь замка удивила даже волка. Его, никогда раньше не знавшего чувства жалости, вдруг больно кольнуло в сердце: это мог быть его дом - могущественный, богатый, надежный, как в те времена, когда в замке жил тот, чья память сейчас бьется в нем болезненными, горькими толчками.
Память повела его в одну из башен, заставила пройтись по полуразрушенным залам и вместо развалин увидеть красивые, богато убранные комнаты, вместо свиста ветра и унылых птичьих криков услышать тысячи звуков, какие обычно раздаются в многолюдном, обжитом месте, а вместо призрачных теней, порожденных игрой воздуха и света, увидеть вокруг сотни живых людей.
... Волк прилег в тени круглой арки на втором этаже башни, где легкий ветерок спасал от нестерпимого зноя, и позволил чужим воспоминаниям завладеть им. Чужая жизнь - необычная, далекая - проходила перед ним, и с первого же мгновения чувства жившего давным-давно человека стали понятны волку, а иногда ему казалось, что это он страдает и живет в те незапамятные времена...
Он недавно родился, и над его колыбелью склонились отец и мать. Их красивые лица озабоченны.
–
– возмущенно говорит мать и берет младенца на руки. Она порывисто целует ребенка, встревоженного словами матери и ее резким тоном.
– Почему он не может вместе с братом править своей страной, так же принадлежащей ему по праву родства?
Ребенок громким плачем пытается не допустить этой несправедливости, но отец неумолимо произносит безжалостные слова:
– Потому что когда в доме два хозяина, в нем всегда будут раздор и смута. Королем будет Ян.
Ребенок горько плачет. Он еще не знает, как зовут его самого, но уже знает, что он - не Ян, он кто-то другой, и королем будет не он... Едва обретенная им радость жизни меркнет, теряется перед огромным, непоправимым несчастьем - ведь он не может быть "другим", как они не понимают этого?!
... Эта боль грызет его. Днем и ночью, год за годом, не дают покоя горькие думы: "Как мне жить? Смириться? Но разве я не рожден королевой и отец мой не король?" Эта боль погнала его в леса, к далекому, мерцающему в пещере красному свету, она обернула его волком, и в безумных кровавых бесчинствах он пытается заглушить ее. Но никак не вырвать занозу, засевшую в душе много лет назад...
Глупо так мучиться, решает черный волк, растянувшийся на грязном полу разрушенного зала, ведь эту занозу ты вырвал - ты стал королем. Ты сильный, и должен уважать себя за это.
Тот, другой, волк, похоже, не согласен с ним. Он не хотел убивать брата. Он снова и снова вспоминает тот ужасный день. Ян случайно выследил в лесу волка, подземным ходом пришел к маленькой потайной дверце, ведущей в покои Кора, а когда с обнаженным мечом ворвался в большую комнату, то увидел в ней только брата, без сил лежащего на ложе. Кор, мгновение назад обернувшийся человеком, покорно закрыл глаза, даже желая, чтобы его жизнь сейчас оборвалась, но Ян, оглядевшись, вдруг воскликнул:
– Кор, с тобой все в порядке? Сюда забежал волк... Где он?
И это было хуже смерти. Предстояло объяснение.
Кор поднялся. Он смотрел на брата, которого и ненавидел, и любил, и горький стыд, перемешанный со злобой, мучил его. Чтобы разом разрешить все сомнения, он, морщась и ужасаясь собственным словам, с вызовом произнес:
– Я и есть волк, Ян... Разве ты не понял этого?
Ян страшно побледнел и отступил назад.
– Я не верю, Кор... Ты не можешь быть волком, этим безжалостным убийцей...
Кор хмуро усмехнулся. Как ему объяснить, что когда становишься волком, меряешь жизнь волчьими мерками, а став снова человеком, ужасаешься и не понимаешь самого себя... Он показал брату руки, на которых длинные волчьи когти еще не превратились в ногти, и глухо сказал:
– Убей волка...
Но Ян покачал головой. Ужас в его глазах исчез, в них появилась боль, как будто на него обрушилось огромное, непоправимое горе.
– Еще можно все изменить, Кор. Ты откажешься от этого, ведь ты человек. Никто ни о чем не узнает, обещаю тебе.
Это было еще хуже. Кора душил гнев. Он не хотел никакого сочувствия, покровительства, тем более от брата, с которым соперничал всю жизнь! Любое сострадание злило и унижало его, особенно сейчас.
– Я помогу тебе, Кор!