Звездный мост
Шрифт:
— Управляющий Матала.
— Ложь!
Хорн взял себя в руки и непринужденно пожал плечами:
— Он сказал, что его зовут Ву.
— Где он? Хорн изумился:
— Это вы меня спрашиваете? Невиновность пленника была очевидна.
— Он исчез, — проворчал хозяин, — Этого не может быть.
«Нет, может, — против воли обрадованно подумал Хорн. — Даже Ванти для него не преграда. Они придут сюда, Ву и Лил. Таких, как эти, не взять. Должно быть, они уже далеко от Эрона».
— Человек с таким именем и с такими приметами давно в розыске. Мы столько лет охотимся за ним. Ты даже представить себе не можешь, сколько лет… — сказал хозяин. — Ладно, — закончил он и приказал охранникам: — Вышвырните
Хорн напрягся. Один из охранников ткнул ему в бок стволом пистолета. На расстрел это не похоже. «Вышвырните» — это не означает «кончайте». В любом случае мишенью он пока не будет.
Его повели длинным петляющим коридором. Хорн по привычке запоминал дорогу, считал двери, повороты, отмечал в памяти, когда налево, когда направо. Старался все зарисовать: вентиляционные решетки, подсобки, лифты, количество шагов, расстояние… Первый поворот — артиллерийское гнездо, орудие в боевой готовности, расчехлено. Стволы смотрят на цель сквозь бойницу в стене. Далее восемнадцать маленьких бойниц — вероятно, для стрелков. Поворот под прямым углом направо, оружия нет — по-видимому, коридор следует в глубь здания. Двадцать шесть шагов. Лифт, кабина изнутри бронирована… Нижний этаж, выход, двери бронированные, на каждой створке нарисованы черепа со скрещенными костями. По обе стороны двуствольные орудия…
Створки разъехались, за ними показались такие же зловещие двери.
— Вон! — сказал один из охранников и опять ткнул пистолетом под ребра.
Хорн шагнул в шлюз. Створки сзади закрылись. Начали раздвигаться передние. В лицо ударил ледяной ветер. Хорна пробрал озноб. Наконец проем открылся.
— Вон! — рявкнуло где-то над ухом.
Наемник переступил через рельсы, по которым двигались броневые листы, и невольно оглянулся. Четыре ствола смотрели ему в спину. Зрелище забавное, если не обращать внимания на пейзаж, распахнувшийся перед ним.
Он увидел мост, достаточно узкий, пройти по которому мог только один человек. Противоположный конец терялся в сумеречном, тусклом свете. Под мостом вырыт широкий ров, заполненный водой. В редких отблесках света, падавшего из бойниц, вода казалась жуткой, масляной, неподвижной. Хорн робко ступил на мост, его вдруг передернуло. Это был путь в никуда. В оранжевой униформе было холодно, однако снега вокруг не было видно. Что-то около нуля, может, чуть больше… Задубеешь стоять. Тогда вперед. Без оружия, без пищи… Рассчитывать можно было только на силу рук и изворотливость ума. Слабое утешение…
Огни за спиной вдруг погасли. Хорн обернулся. Теперь терминал, так негостеприимно принявший его, напоминал гигантскую рукотворную скалу — под стать местному унылому пейзажу. Отвесные стены вздымались прямо из глубокого рва. Единственным светлым пятном в этой картине был туннель — золотистый цилиндр, убегавший в усыпанное звездами небо. Там он, превратившись в тончайшую нить, а потом совсем сойдя на нет, исчезал. Хорн еще раз внимательно осмотрел вздымающиеся над голой равниной казематы, в сумраке слабо очерчивался расположенный за мостом вход. Черные на сероватом фоне щели обозначали бойницы, в которых в любую минуту могут появиться орудийные стволы. Пути назад тоже не было.
Хорн перешел на другую сторону, сошел с моста, некоторое время стоял, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к скудному ночному свету. Земля была чуть неровна, однако мелкие колдобины, рытвины, разбросанные тут и там булыжники не могли считаться рельефными неровностями. С точки зрения картографа, эта земля была удивительно гладкой. Здесь не было ни гор, ни холмов — горизонт изгибался близко, плавно, по дуге. Тяготение было заметно слабее, чем на Эроне. Воздух пригоден для дыхания. Если бы он только был чуть-чуть потеплее… Бесплодная пустыня — ни деревца, ни кустика. Ни единого намека на то, что здесь существует жизнь.
Над горизонтом занималось багровое скудное сияние. Что это — рассвет, закат? В любом случае его не хватало, чтобы осветить окрестности. Казалось, слабый свет рождается сам по себе — им истекает сухая, крепкая — по-видимому, промерзшая — земля, булыжники, далекие звезды. А может, в такой спектр преломлял местный воздух сияние туннеля? Глядя в ту сторону, Хорн прикинул, что не более трех часов отделяют его от Эрона. От Вендре…
Это воспоминание было мучительным, терзающим душу. Как одолеть стены терминала? Кто сможет пройти по этому узкому мосту и уцелеть под шквальным огнем
Общее мнение гласило — никто и никогда не возвращался с Ванти. Попавший туда считается умершим — точнее, вычеркнутым из списка живых. Его наследство может быть наследовано, вдова могла вновь выйти замуж, дети вправе поминать живого отца. Подобное отношение допускал и закон, и обычай.
Извилистой дорожкой он попал сюда, вздохнул Хорн. Сначала из одного конца империи на другой, сменил галактики, прошагал от звезды к звезде. Все по чьей-то воле… Теперь он был учен, явь открылась перед ним — никогда он не ставил перед собой цель попасть в Ванти. Предупредил бы его кто-нибудь перед разговором в темной комнате, где он принял предложение неизвестного, что в конце концов окажется на этом планетоиде, он бы только рассмеялся в ответ. Нет, Хорн не был так глуп, чтобы исключить подобный исход, — просто он верил, что, действуя по собственной воле, всегда выберет момент и изменит направленность событий. Теперь ему ясно, как он ошибался. Он и старого Ву недослушал, который убеждал его, что человек волен только в первом шаге, что второй он совершает по необходимости. Хорн усмехнулся — не прав ты, старик. Опыт подсказывает, что и в первом шаге человек не волен. Даже его выбор диктуется какими-то потусторонними, всемогущими силами.
Не было в них ничего мистического — они как ветер, гуляющий над океанским простором. Вздымает волны, вкупе с температурой создает течения, гонит волну. Пусть эта горка воды мечтает, что способна метнуться и влево, и вправо, на самом деле всех их гонит неведомая им самим сила. Осознавшая это волна решит, что именно за ней идет охота, что именно ее подгоняют и направляют, но это только до поры до времени. Стоит капле воды попасть на Ванти, и она прозревает.
Он взял деньги, чтобы лишить человека жизни. Ему казалось, что это его собственный выбор, и не будь на то его воли, Кохлнар до сих пор ходил бы живой. Детский лепет. Песенка Кохлнара была спета — впрочем, как и всей империи… Ему ли, столько повидавшему, это объяснять! Гибель его была запланирована людьми, которые, по-видимому, тоже считали, что действуют исходя из собственных интересов, себе на пользу. Их не устраивала законная передача власти, им необходима была маленькая, недолгая смута в верхах. Они ее получили, теперь не знают, — как расхлебать.
Неизбежное наступает, всему кончается срок. Вопрос — когда и как? Вот о чем умалчивает будущее. Он вновь перебрал по датам весь свой путь, приведший его в Ванти. На каком этапе он, предположим, умудренный опытом, мог отойти в сторону? Сказать: «Все, хватит! Я умываю руки»? В тот момент, когда держал на мушке Гарта Кохлнара? Или в каменном мешке, где Ву предложил ему следовать за ним на выборы нового Генерального управляющего? Или бросить Вендре в ту самую минуту, когда они прибыли в северный терминал? Куда бежать, он в ту пору знал… Вот так бросить и слинять? Оставить любимую девушку на произвол судьбы? Какой смысл лукавить перед самим собой — он полюбил Вендре, сразу и навсегда. Это было безнадежно, здесь, на этом бесплодном небесном теле, глупо вспоминать об этом, однако душа была полна света. Он полюбил, значит, прозрел. По крайней мере, ему будет о чем вспоминать.