Звёздный наследник
Шрифт:
– Замолчи, Джеймс, – прервал меня Рочерс ледяным тоном. – Ты – фантаст. Тебя испугала какая-то жалкая лужа бессознательной протоплазмы, всего лишь начальной, примитивной формы инопланетной жизни. Я не почувствовал, что она разумна. Я не почувствовал, что она агрессивна и что у нее есть некая осознанная сверхзадача. Ее мощная энергия – защита. И то, что поле нашего генератора интерферировало с ее полем и зафиксировало “дыру” открытой – меня нисколько не пугает. Пускай разведчики откроют новый мир, они ради этого и летают черт-те куда. А здесь получат находку
Твой отец был прав. Я действительно устал. Потому что у меня вдруг потемнело в глазах от бешенства. Рочерс никогда так холодно, безаппеляционно и презрительно со мной не разговаривал. Я изо всех сил вдарил кулаком по столу и закричал:
– Я не устал, Рочерс! А ты – болван!
Этого нельзя было говорить. Нельзя было оскорблять твоего отца, потому что он устал тоже. Давно. И намного больше меня.
Я понял это сразу, испуганно слушая, как он выкрикивает какие-то страшные и унизительные слова, и глядя, как слюна брызжет у него изо рта, и как сжимаются и расжимаются его все еще крепкие кулаки.
Он дал мне достаточно времени, чтобы прийти в себя. Достаточно, ибо его страстный монолог длился несколько долгих минут, а я в это время отстранился ото всего и понял…”
Дядя Уокер потянулся за новой сигарой, и руки его при этом дрожали пуще прежнего. Он взял сигару и заговорил снова, так и не прикурив.
“Ты знаешь, что я понял, Дэн? Что мы оба – очень старые и очень больные люди – стали немного сумасшедшими. И он, и я. И все для нас кончится рано или поздно очень плохо, если мы не прекратим работу под названием “Сотрудничество Рочерса и Уокера”.
Наше время вышло. Нам не повезло: мы не завершили работы, но не могли уже идти дальше вместе. И знаком именно такого положения дел было непримиримое противостояние наших мнений относительно терракотовой биомассы.
Ведь если бы мы были в силе, и наши отношения не выбрали самое себя до дна, разве не смогли бы два друга и соратника прийти к разумному консенсусу? Смогли бы. И очень легко. Но я слушал себя в те роковые минуты и удивлялся. Я не мог уступить Рочерсу, потому что был уверен: мы совершили преступление, не закрыв “дыру”.
В этом противоречие и тайна. Я видел, что можно найти решение без ссоры и разрыва с Рочерсом и также осознавал, что я – полусумасшедший я! – не могу этого сделать.
Тем более не мог этого сделать Рочерс. Ему “надо было спешить”.
И тогда я отпустил себя, и меня повлекло в одном направлении. Я понял, что разрыв с Рочерсом неминуем. И то, что все оставшиеся мне дни я посвящу поиску и разработке “антиоружия”. Так назвал я тогда вещь, которая должна была нейтрализовать грозную силу открытий Дэниела Кристофера Рочерса”.
Джеймс Уокер смял сигару в кулаке и глубоко задумался. Потом сказал:
“Ты устал, мой мальчик? Потерпи, эта печальная история подходит к концу”.
Я согласно кивнул, поставил видеозапись “на паузу” – Уокер на экране застыл с поникшей головой и смятой сигарой в руке – и приготовил себе кофе. В моей голове складывалась довольно ясная картина событий, и я уже предвидел, о чем дальше будет рассказывать друг моего отца. И чем он закончит. А раз так, то мне предстояло после просмотра видеозаписи принять очень серьезное решение. И быть в форме.
Я сел в кресле прямо, сосредоточенно уставился на экран, отхлебнул кофе и снова включил воспроизведение записи.
“Рочерс и я расстались спокойно. Так, как будто это не мы долгие годы провели вместе, бок о бок. Как будто не мы горели одной страстью, одной идеей и шли бок о бок к одной цели. Перед расставанием мы долго беседовали и решили судьбу нашей работы. Судьбу “Ланцелотта”.
Как – ты уже знаешь.
Ты спросишь, почему я настаивал на том, чтобы открытия Рочерса навсегда остались тайной для человечества? И почему сам Рочерс с этим согласился? Я отвечу: мы в час нашей разлуки бросили, так сказать, ретроспективный взгляд на эпопею нашего научного демарша. И поняли, что шли не от открытия к открытию, а от создания одного супероружия к другому. Оружия, способного вызвать катаклизмы мирового масштаба.
А вопросы такого уровня – одаривать человека силой, способной гасить светила и изменять траектории планет или нет – решаются не человеком, а Создателем. И мы оставили все на волю Божью.
И если ты сейчас слушаешь меня, то Создатель решил: одарить…
На самом деле мы – осознанно или нет? – лукавили друг перед другом. И каждый в том разговоре думал не об ответственности перед миром, а о своем. Рочерсу было наплевать на человечество. Он хотел одного – идти вперед. До конца. И еще он думал о тебе. И отстоял в жестоком споре свое решение наследовать своему сыну “Ланцелотта”. Я же тогда уже тайно лелеял более честолюбивые планы: создать “нейтрализатор” открытий Рочерса и после этого безбоязненно и с легким сердцем выйти к людям с ним и результатами нашей общей работы.
Честно сказать, я тогда уже видел себя этаким гением-мессией, одаривающем человечество чудесами и впечатывающим в его память навеки вечные имена Джеймса Уокера и Дэниела Рочерса.
Боже, как я был наивен! Я и не предполагал, с какими трудностями мне придется столкнуться на пути к своей новой цели. Я оставил твоего отца – одинокого и больного – умирать в холодной тайге и не знал, как мне будет его не хватать все годы моей последней работы!
Он – был мастер. Я – всегда! – подмастерье…
И все-таки я справился, Дэн, я справился! Только этим я могу оправдаться перед тобой и Рочерсом-старшим. Я создал “нейтрализатор”. И сегодня передам его тебе. Я не успел сделать важного – не закрыл “дыру” с терракотовой биомассой. Причиной этому жестокое недомогание, свалившее меня в последние дни. Но я думаю, что сделаю, сумею, успею сделать это. Как ты считаешь?”
Я посмотрел в правый нижний угол экрана, где мелкие цифры показывали дату видеозаписи монолога Уокера. Он говорил со мной за двенадцать часов до смерти.