Звездный табор, серебряный клинок

Буркин Юлий Сергеевич

У них нет ни книжек, ни средств связи. Общаются друг с другом они непосредственно из мозга в мозг, к словам прибегают редко. Когда не хватает одной головы, они «думают» вдвоем или втроем. Запоминают они все и навсегда и, как я понял, особо ценную информацию передают генетически. У них нет семей, и молодняка я видел здесь очень мало. Когда я спросил, почему, мне разъяснили:

— Когда, к примеру, Гэйл устанет жить, он произведет на свет Кайла, который будет жить с удовольствием…

Имена они придумывают специально для меня,

у них нет имен. У них нет понятий «время» и «пространство». Они мыслят так, словно им все доступно… Потому они и не видят смысла к чему-то стремиться, например, исследовать иные миры.

Религия в том смысле, в каком понимаю ее я, не интересует их. Но они поклоняются божественным силам природы, некоторые персонифицируют, и многих, по их утверждению, знают лично.

Как бедный дикарь… Нет, как бедный ребенок дикаря, выброшенный на берег возле чужого Города, я одинок, неприкаян и никем не понят. У них свои дела. А я слоняюсь от обезьяны к обезьяне:

— Я хочу домой!

— Конечно, конечно. Ты хочешь домой, — кивают они головами и продолжают думать о своем или и вовсе пролетают мимо.

Я хватаю за крыло того, кто постарше:

— Вы ничего не понимаете! Я хочу к своим!

— Мы понимаем! Ты хочешь к своим! Домой!

— Мне плохо здесь!

— Да, конечно. Ведь ты не умеешь размышлять. Или качаться на ветках, или летать.

— Да на хрен мне ваши ветки?! Отправьте меня туда, откуда я появился!

— Мы подумаем над этим.

— Когда?

— Всегда.

Они грустно улыбаются и порхают мимо. Молодые сочувствуют мне больше, я стимулирую их воображение.

Они развлекают меня, как могут. Однажды Байл (или Майл?) принес мне игрушку. Из веточек и листиком он соорудил квадратную рамку. Он украсил ее голубыми и желтыми цветами. Экраном в ней служит воздух.

— На, смотри! — гордый и счастливый преподнес он мне эту штукенцию.

— Спасибо, — уныло отвечал я. — А как это включается?

Байл или Майл, а может быть, Райл, они все на одно лицо, исполнил сложный танец из прихлопываний, притоптываний, подпархиваний и ряда акробатических упражнений.

— Я так не смогу, — хотел уже я вернуть сложный прибор владельцу.

— Тогда просто пожелай, чтобы он заработал, — предложил Райл или Байл.

Я пожелал, и между веточками разверзлась черная бездна космоса. У меня захватило дух. Я присмотрелся к одной из звездочек, и она со страшной скоростью приблизилась ко мне. И я рассмотрел планетную систему. Я пригляделся к одной из планет и увидел белые вихри циклонов, а под ними, через толщу атмосферы маленький парусный кораблик, плывущий по океану.

— О боже! — выдохнул я.

— Тебе нравится! — приплясывая, сказал Райл. — Я знал, что тебе понравится!

— Это как-нибудь называется? — спросил я.

— Да! — Байл без сомнения гордился собой. — Для тебя я назвал это твоими словами: «визор времени».

— А почему не пространства? — спросил я.

— А потому, что там бывают разные времена, — просто ответил Майл и улетел лакомиться сладкими фруктами со своими друзьями и подружками.

А я остался забавляться новой игрушкой. Господи боже мой, словно вся Вселенная открылась передо мной! Этот «визор» захватил меня, как наркотик. Передо мной объемно и живо разворачивались картинки из жизни самых разных уголков звездного мира. Где только я не побывал и каких только чудес не насмотрелся…

Я долго сомневался, на самом ли деле существует то, что показывает мне визор, или все это — плод коллективного воображения моих мохнатых друзей?.. Но однажды… О! Однажды!!! Однажды я увидел ЗЕМНОЙ корабль, на крейсерской скорости несущийся в космосе. От волнения я не знал, что делать. И мое волнение, кажется, привело к тому, что «визор» заработал в обе стороны.

То-то перепугался экипаж Корабля, когда я, размахивающий руками, как неисправный вентилятор, возник перед ним в половину обзорного экрана… Около минуты люди принимали мое сообщение из вздохов, всхлипов и объяснений в любви человечеству, пока с перепугу не ушли в гиперпространство, предварительно пальнув в меня термоядерной ракетой. И я не смог последовать за ними. Я рыдал после этого весь день, пока не заснул.

С тех пор моей идеей фикс стало найти в этом звездном калейдоскопе свою планету и сообщить о себе. Ведь я увидел краешек своей родины. Так же отчетливо, как вижу эти ветки и листья перед собой… Но время идет, а я больше ни разу не наткнулся на человеческий след.

Старейшины уже спрашивали меня, не желаю ли я подумать о потомстве и какие усовершенствования я хотел бы внести в тела и головы моих будущих сыновей или дочерей. Это означает, что время моей жизни подходит к концу. И никто так и не узнает о том, что со мной стряслось…»

— Здесь файл обрывается, — сообщил Шаррукин и снова всплакнул.

Из уважения к нему многие пираты тоже промокнули глаза, но мало кто из них понял своего атамана:

— Ну так что же, Шаррукин? — удивлялись одни. — Наверняка этот звездолетчик давно уже умер, и кости его сгнили в неизвестной почве.

— Таких сказок полно в каждом порту, — говорили другие. — Еще и похлестче расскажут. Райские планеты, всемогущие аборигены, жрущие на золоте и спящие на серебре, только приди и возьми!..

— И чего там хорошего? Ни выпить не с кем, ни закусить!..

— Молчать, дураки! — рявкнул на них Дур-Шаррукин. — Вы ничего не поняли! Это сообщение не из нашего галактиона, я проверял. Это значит, что есть еще неоткрытые галактионы, и есть ходы в них, ведь этот-то звездолетчик как-то туда попал!

— И что? Зачем тебе это?

— А затем, что я хочу иметь СВОЙ галактион, основать там свой, новый мир и зажить там счастливо. Ведь в старом мире все люди обособлены и ни один не понимает другого.