Звездный удар
Шрифт:
— А если поподробнее, лейтенант?
Мэрфи чувствовал себя неловко. Он тяжело перевел дыхание и сказал:
— Если, прибыв на Землю, мы разойдемся в разные стороны — это одно. А если нам предстоит работать вместе вечно — это другое. Тогда может случиться все что угодно. Его могут убить. Меня могут убить. Один из нас может закончить свои дни в одной части галактики, другой — на Андромеде или еще в каком-то месте, о котором я не имею понятия. Мы можем умереть от старости на расстоянии миллиона световых лет друг от друга. Но с другой стороны, не исключена возможность, что, когда все это кончится, мы встретимся на узкой дорожке, и один из нас не захочет уступить.
— Ты хотел бы забыть обо всем этом?
— Да, мэм. А вот Габания гнет свою линию. Поймите, в Афганистане ему приходилось изо дня в день бороться за существование. В бою, особенно таком специфическом, человек меняется. Меняются какие-то важные части души. У меня есть такое чувство, что Габания еще до войны был чудаковатым. Война просто усугубила это, окончательно исказив его представление о мире, о людях и о том, как в этом мире жить. Фил Круз сказал про него, что он мыслит только в одном направлении.
— В каком?
— Уничтожить врага. Мне кажется, эта основополагающая цель руководит всеми действиями этого человека. Это стало для него религией.
Она кивнула и, отвернувшись, посмотрела на звезды.
— Пожалуйста, постарайся сделать так, чтобы это не помешало вашей работе.
—Да, мэм, — сказал Мэрфи добродушно. Когда он уходил, Шейла все еще смотрела на звезды. На ее бледном лице застыла печаль.
ГЛАВА 32
Виктор вскрикнул и сел, моргая, в ярко освещенной комнате. В зеркальной стене отразилось его заспанное лицо с опухшими глазами. Его комната. Он на борту “Призрака”.
— Ты в порядке, Виктор. Ты в глубоком космосе. Бараки здесь нет.
Но то было не Бараки. Сон начался, как обычно, как всегда — с запаха бензина и выжженной земли, воды и горящих тел афганцев. Когда он потянулся за фуражкой, в его руке вспыхнула огненная змея. Он отбросил ее, и она скользнула в тоннель Бараки, чтобы ужалить души тех, кто прятался в ирригационной системе.
Вопли раздирали душу, проникая со слезами в самое его нутро. Оцепенев, он зажал уши руками, словно этим жестом мог прекратить вопли, и все равно знал, что этот кошмар проникнет в него.
Из пылающего отверстия выбиралась молодая женщина. Она бросилась к нему, ее чувственное тело сладострастно извивалось.
Когда он повернулся бежать, перед ним раскинулась его родная Тула: город был охвачен огнем, люди горели заживо. Во тьме прозвучал гневный голос его отца: “Это твоих рук дело!”
Потрясенный, он упал на колени и закричал. Слабый звук позади него заставил оглянуться, и он в ужасе увидел, как молодая женщина тянется к нему пальцами, охваченными пламенем.
Весь дрожа, он попытался отползти прочь: она стояла над ним. Остатки ее одеяния догорали, языки пламени, как пальцы любовника, ласкали ее кожу. Огонь уже добрался до лобковых волос, когда она замерла над его распростертым телом. Она дотронулась до него, и Виктор заорал, в панике уставившись на ее лицо, глядя, как ее черные горящие глаза превращаются в ослепительно голубые, как огонь меняет цвет ее волос.
— Шейла?
Его возбуждение улеглось, он проснулся в тихой комнате и никак не мог оправиться после кошмарного сна.
Во рту был отвратительный привкус. В висках билась боль. Шейла? Нет, не Шейла. Только не она. Я могу еще жить с этим сном, но если Шейла…
Он выругался, с трудом поднялся на ноги и пошел к душу, следуя обычному ритуалу выхода из сна. Потом он оделся и, как лунатик, пошел по коридору к двери комнаты Шейлы.
Он долго стоял, бессмысленно глядя на дверь, потом приложил ладонь к отпечатку руки.
— Шейла? Это Виктор. Ты не спишь?
Он позвал негромко, надеясь, что она спит, и боясь этого.
— Виктор? — прозвучал встревоженный голос. — С тобой все в порядке?
— Да, все нормально. Просто я проснулся. Ложись опять, увидимся утром.
— Нет, подожди.
Он стоял, по-прежнему дрожа. Дверь открылась, и Шейла впустила его, сонно моргая.
— Боже, ты выглядишь ужасно.
Он слабо улыбнулся, оставаясь стоять у входа, увидел беспорядок у нее на столе и разобранную постель, на которой он испытывал муки, обнимая ее той ночью.
— Не мог уснуть.
Она откинула голову и подошла ближе, всматриваясь в его лицо.
— Афганистан?
— Нет. Мы… все еще дикие, все еще не выбрались из своих лесов.
Ее смущенная улыбка и проницательный взгляд отрезвили его.
— Виктор, а ты не врешь? Да входи же ты.
Он вошел следом за ней, горя от смущения. Она указала ему на стул.
— Садись.Я возьму два виски.
— Мне не надо было приходить. — Виктор опустился на стул. Ему неловко было оставаться здесь и страшно не хотелось уходить. Его все еще преследовали видения из ночного кошмара — смутные, пугающие.
Она села напротив него и поставила перед ним стакан.
—Знаешь, мне кажется, пришло время рассказать о том, что тебя мучает.
—О чем?
— О них. Рассказать кое-кому, кто подозревает, что тебя посещают привидения.
—Привидения. — Одно это слово вызывало мурашки, бегущие по спине. Кому-то, кто подозревает? Кому?Он смотрел в стакан пустым взглядом: в виски находилось временное прибежище его мятущейся души.