Звездный удар
Шрифт:
— Виктор.
— А что именно? — Николай направился к раздаточному устройству. — Как ты им пользуешься? Машина, хочу стакан водки. — Он вскинул бровь, вопрошающе взглянув на Габанию. — Два.
Два стакана, заполненные прозрачной жидкостью, появились отверстии на дне аппарата. Николай поднял один и попробовал, убедившись в качестве напитка, он протянул стакан Габания и сел на один из стульев.
— Ну так что там Виктор?
Габания тяжелым взглядом посмотрел на него: черные глаза пылали. Потом он отвернулся. Тугие бугры мышц на его спине напряглись и пришли в движение: он сжал кулаки.
— Я не уверен, что он в порядке.
Николай нахмурился, стакан с водкой накренился в его руке.
— Может быть, скажешь что-то конкретное?
Габания с отсутствующим видом покачал головой, проведя мозолистой ладонью по колючему ежику волос.
— Он… изменился, Николай. Не знаю. Это началось после Бураки. Потом, в Зоссен-Вунсдорфе, мне кажется, он немного оправился. Когда нас перевели в Душанбе, ему опять стало хуже. Он замкнулся. Погрузился в свои мысли.
— Так всегда бывает в зоне войны.
— Нет, это что-то другое.
— О чем ты говоришь? Виктор выглядит как обычно. Я ничего не замечаю.
Габания повернулся к Николаю, подбородок его выдвинулся вперед.
—Я думаю, что его нервы на пределе. Он растерян, Николай.
— Мика, а ты уверен, что не преувеличиваешь? Все это немного трудно воспринимается… я имею в виду этот корабль. Мысль о том, что ты в космосе. Летящий ввысь пузырь. Разве на тебя это не подействовало? Некая дезориентация, которая…
— Николай, не отмахивайся от этого. Мы с тобой вместе пили, вместе убивали. В Хосте я вытащил тебя из беды. В Бехезе ты пристрелил того афганца, который мог меня прикончить. Мы связаны кровью, но подумай, прежний Виктор не оставил бы от тебя мокрого места из-за того, что ты натворил прошлой ночью.
Маленков рассмеялся.
— Так вот что на самом деле тебя беспокоит? То, что я пил пиво с американцем? Или то, что меня застукали?
Лицо Габания стало каменным.
— Ты знаешь, я не могу это одобрить. Думаю, что Виктору следовало бы принять более жесткие меры. Как офицер Советской Армии и представитель нашего подразделения я не ожидал от тебя подобных вещей. Больше мне нечего сказать. Ты знаешь, как я отношусь к приказам и долгу. Это была дурацкая шутка, такого можно было ожидать от желторотого юнца на учениях, но никак не от старшего лейтенанта спецназа.
Николай хохотал, хлопая себя по коленке.
— Мика, дружище, ты перестарался. Расслабься. От твоих убеждений больше хлопот, чем пользы. Сколько раз ты отказывался от повышения в звании…
— Я вовсе не желаю выслушивать эту старую надоевшую песню от тебя, Николай, — Габания развернулся и подошел к зеркальной стене, глядя на свое отражение.
— Я переживаю за тебя, Мика.
— Мы говорим не обо мне, а о Викторе. Если он растеряется, вся ответственность ляжет на мои плечи — и на твои. Обстановка опасная. Мы заперты здесь с американцами и израильтянами. Ты же видел глаза наших ребят — они недоумевают, они растерянны. Здесь мы в опасности, Николай. В ужасной опасности. Я не могу спать из-за отношения Виктора к службе и из-за твоего заигрывания с американцами.
— Может быть, и ты нашел бы способ общения с ними не только с оружием в руке, если бы хоть чуть-чуть узнал их.
Габания поднял голову и взглянул на Маленкова с презрением.
— Ты думаешь? Чему же ты научился у своего американского дружка? Не подчиняться приказу?
— С Мэрфи можно отлично посидеть и выпить. Он мужик крепкий, остроумный, самоуверенный.
— Непредсказуемый.
— Абсолютно. — Николай нахмурился. — В конце концов, может, именно в этом их сила. В этом и в их технологии.
— Безответственный сброд обладает силой, да? Но раз за разом дисциплинированные солдаты бьют их.
— Так же, как мы побили афганцев?
— Как ты можешь сравнивать афганцев с американцами? У афганцев есть душа, отвага, и потом, они так безрассудны, что даже не чувствуют опасности.
— Верно, я согласен, что в основном американцы бездушны и мягкотелы. Но они прекрасно приспосабливаются. Именно этому научился у Мэрфи прошлой ночью.
— Продолжай. Николай нахмурился.
— Это трудно объяснить словами. Но ведь все американцы разные. Конечно, самоуверенны, напористы, болтливы и… и без стержня в душе. Но он не такой. Догадываюсь, ты хочешь сказать, что он отнесся ко мне по-товарищески чисто автоматически — мы оба влипли. Но он был уважителен.
— Но ты ведь мог бы и не спешить выказывать ему свое уважение, — Габания скрестил руки.
— Еще бы! Он мог мне здорово насолить. Стоило ему позвать охрану, и я бы оказался в заднице. Ну а я сделал такую наивную рожу, ну и… это сработало.
— Тебя поймали — я бы не сказал, что это сработало.
— Да, но у меня среди американцев есть друг, Мика.
— Нашел чем хвастаться. Ты должен исполнять свой долг перед Родиной, старший лейтенант. Партия очень скептически отнеслась бы…
— Иди к черту, Мика. — Николай вскочил на ноги и оказался лицом к лицу со своим другом. — Неужели твои мозги способны только высчитывать траектории ракет? Подумай, где мы находимся! Подумай о том, что нам придется делать! Ты же, как я, летел в пузыре! Скажи, ты смотрел вниз, ты видел Землю? Это были мы.Люди с той самойпланеты, и нас всех доставили сюда. Скоро может наступить день, когда моя жизнь, да и твоя тоже, будет зависеть от американцев.
— Эта мысль для меня так же неубедительна, как молчащие вражеские батареи. Николай, как ты можешь доверять американцам? Им можно верить не больше, чем немцам, узбекам или афганцам. У них нет ни чести, ни понятия о справедливости, ни чувства ответственности за человечество. Посмотри, что они натворили! И пока Виктор находится под их влиянием, я не могу доверять и ему.
— Ну уж Виктору-то ты можешь верить.
Лицо Мики помрачнело.
— Николай, если Виктор сломается, ты поддержишь меня?