Звездолёт
Шрифт:
Мне нравилась моя профессия. Я обожала чувствовать в руках штурвал звездолёта, пусть даже все действия контролировались корабельным Навигатором и старшими по званию членами экипажа. В командной рубке, сидя в кресле пилота и крепко-накрепко пристегнувшись ремнями безопасности, я любила смотреть на звёзды и целые звёздные скопления, проплывающие мимо нас, виднеющимися между рваными клочковатыми облаками из ионизированного водорода. Ржаво-красный оттенок придавал им таинственно-зловещий вид, что рождало в воображении мир гротескных чудовищ, готовых напасть на всякую дичь, случайно забредшую на окраину Галактики. К счастью тыквенные монстры остались в детстве, и я всецело отдавалась мечтам и фантазиям, рождающимся следом по прочтении приключенческих романов.
Звёздный Скиталец, как мы в обиходе ласково называли
Воспоминания о тех временах, запечатлены на старой многокилометровой киноплёнке и продублированы на оптических носителях, тщательно хранящихся в Архиве на корабле. Однако, на мой неискушенный взгляд, вся земная история, которую школьники изучают сейчас на уроках, по сути, уже перешла в область мифологии и мистики, словно уральские сказы Бажова. Эти бумажные книги, добытые однажды нашими разведчиками из хрональных полей Земли, я иногда их до сих пор читаю с удовольствием. Психологически нам, космолётчикам в энном поколении, трудно воспринимать хронологию событий, связанную с давно минувшими эпохами и людьми, иллюзорная видимость которых сохранилась лишь в фильмах.
Все исторические события происходили на Земле, — на одном единственном небесном теле, которое называется в астрономии планетой, и которое знаем мы благодаря нашим предкам и Архиву. Целый десяток поколений или больше сменились на Скитальце, так и не увидевших ни одну, даже самую маленькую планету. Рои астероидов и хвостатых комет мы наблюдали регулярно. Ничто из этого каменного и ледяного сонма космических преследователей Скитальца не могло и близко походить на планетоид или планету. Меня удивляло одно — вся история Земли, — это череда сплошных войн, начиная с древнего Египта и кончая междоусобными войнами на территории Ближнего Востока, Центральной Европы и России. Этот кусок развития земной цивилизации, – лишь маленькая толика того, что непринуждённо зацепилось в моей голове. Я одного не могла понять. Неужели жизнь на планетах так тяжела и непредсказуема, что доводит людей до открытых конфликтов? Оглядываясь на прошлые годы, в самом начале своей карьеры пилота, мне становится немного смешно и грустно. Однако я недолго баловалась мысленным построением утопического общества и наивными категориями, гипотетически могущими быть в отношениях между людьми. Однажды всё изменится, подозревала я, но это произойдёт много позже, уже после глобальной реконструкции космического дома.
Корабельная молодёжь частенько спрашивала у старших товарищей: «Как можно создать новый звездолёт, находясь в старом»? Оказалось, технология строительства хоть и необычна, но её довольно легко понять. Сначала рудокопы выбирают три-четыре астероида, где есть залежи железисто-магнитной руды, алюминия или вольфрама с титаном. Посылают туда роботов-рыбаков, они выуживают такие астероиды и цепляют их один за другим в общий состав, напоминающий поезд. Затем за работу принимаются живые люди, шахтёры, умеющие разрабатывать месторождения в условиях невесомости и малой силы тяжести. Руду же рабочие грузят в контейнеры, прикрепленные фалами к промышленному отсеку звездолёта. В открывшиеся ворота контейнер попадает на строго определённое для него место. Когда отсек заполняется, шлюз закрывается, и в дело вступает автоматическая программа, управляющая доменной печью и затем мини-заводом с заданными частями для модернизированного звездолёта. После охлаждения всех деталей, монтажники собирают общую конструкцию нового отсека взамен старого, разобранного на субботнике.
***
Я сидела в рубке управления и думала, что держу руки на пульсе корабля. Звёздный Скиталец был для меня живым организмом. Каждый вздох маршевых двигателей, релейные щелчки тепловых и кислородных систем, электрическое потрескивание защитного экрана я ощущала как работу больших лёгких и биение многочисленных сердец Скитальца.
Наступила ночь, корабельный таймер выключил освещение; в момент обшивка и переборки
Я всматривалась за горизонт видимости, насколько позволяло это сделать обычное человеческое зрение, и видела, как чернильное облако безразлично-холодной пустоты прорезывают сполохи жёлто-белых лучей от далёких квазаров. Хаотичные завихрения сиреневых и розовых водородных туманностей клубятся и ширятся, лениво поглощая звёздную пыль, чтобы через сотни миллионов лет слепить из комков глинистой материи протодиски, где зародятся астероиды, планетоиды и планеты. Но более всего в обозримой забортной панораме я лицезрела нечто такое, что наши умники-астрономы называют войдами. Я долго размышляла об этом. Непостижимо для психики нормального человека! Если есть скопления звёзд и галактик, то войды можно назвать скоплением пустоты.
Корабельные инженеры, правда, относятся к пустоте обыденно, скучно и без романтики, я бы даже сказала небрежно. Они называют её вакуумом, из которого при достаточном умении можно черпать энергию. Вот, по разумению изобретателей, новая обшивка «Скитальца», при полном отключении электричества и поглощала из вакуума эти самые виртуальные колебания отрицательной энергии. Не знаю, насколько заряжались ли какие-то там аккумуляторы и батареи звездолёта, но лично мои нейроны, аксоны и вся нервная система от переполнявших меня эмоций бурлили и кипели долго.
Приходя домой после дежурств, я завтракала и мысленно сражалась с войдами и вакуумом так, словно это был отряд врагов, сидящих в засаде; конечно же, если не засыпала раньше, закутавшись в спальник с головой, чтобы не видеть чернильно-скрытого неприятеля. Завтрак будет утром, а сейчас главное: — не спать!
На этом странности не заканчивались. Каждый «глоток» вакуумной энергии заканчивался увесистым пинком под «хвост» нашему «Скитальцу». Кто или что пинало звездолёт, никто не знал. Лишь вахтенный в рубке отмечал резкое изменение координат на приборной доске: корабль мгновенно совершал гиперпрыжок в добрую сотню парсек. Так продолжалось до тех пор, пока аккумуляторы заряжались.
Звездолёт плыл на субсветовой скорости в этом загадочном космическом океане, качаясь на волнах тёмной материи, словно бумажный кораблик в тазике с водой. И что удивительно, — ни один человек на борту не ощущал ни бешеной скорости, ни вселенского пространства, неумолимо поглощаемого с каждой световой секундой нами и «Скитальцем», и почти не чувствовал непрерывного ускорения.
***
Мечты мечтами, — дежурство продолжалось, — и по ходу дела мне приходилось наблюдать в зеркалах заднего и бокового обзора (понятно, что этот обзор был лишь компьютерной модуляцией всевозможных систем слежения) за метеорным потоками, притянутыми нашим кораблем. Они тащились в хвосте защитной оболочки, неизбежно электризовались и красиво светились всеми цветами спектра. Из-за того, что они могли стать причиной не только царапин на обшивке звездолёта, но и досадных мелких аварий, руку я всё время держала на гашетке, уничтожая ионной горелкой наиболее крупные камни и отгоняя мелкие магнитным «ветродуем».
Я всегда огорчалась, когда наступало корабельное утро, и истекали время дежурства в рубке управления. С сожалением вставала с кресла и снимала радиошлем. Дедушка посмеивался надо мной из-за этого, бурчал, дескать, не женскую профессию я выбрала. «Ну и что! А если она по душе»?
Я представить не могу то время, когда люди долетят до цели путешествия. Звездолёт тогда будет не нужен? «Если так, то пусть лучше этот полёт продолжается всегда»! Я так дедушке и сказала. Выслушав «особое» мнение, он смеялся до слёз. А потом посерьёзнел, погладил меня по остриженной голове и непослушным зелёным волосам и сказал, что я совсем ещё ребенок, но может, когда-нибудь повзрослею.