Звездопад
Шрифт:
К нашим собеседникам присоединились еще пара колоритных личностей: один был в старом потертом кителе офицера афганской королевской армии и в шароварах, а другой — в длинной шинели.
Количество местных жителей продолжало увеличиваться с каждой минутой. Все больше «бородачей» подходили к нам, ощупывали арматуру из толстого швеллера, гладили ракеты, втроем-вчетвером пытались приподнять упаковку. Эти их попытки ни к чему не привели, ракеты даже не шевелились. Афганцы, очевидно, догадались, что их разыгрывают и вскоре потеряли коммерческий интерес к ракетам Громко обсуждая случившееся, они удалились. Остались лишь первые три афганца. Они сидели на корточках, напротив, тихо и в то же время оживленно о чем-то спорили, не сводя с нас глаз.
— Чего хотят? Зибоев, переводи, о чем болтают, — поинтересовался Игорь.
— Да они рассуждают, долго ли мы будем сидеть в их кишлаке или, может, скоро уйдем. Получится ли что-нибудь у «шурави» украсть? Решают, что можно выпросить или обменять.
— Зибоев, ты им объясни, что если будут в нас стрелять, то мы тут построим заставу, и пост здесь будет стоять всегда!
— Да, и скажи, что можем тут все вокруг подорвать к чертовой матери, если будут себя плохо вести. Одной ракеты хватит на все их хижины! — хмуро сказал я.
— Они обещают вести себя хорошо и предлагают торговать.
— Как? Они что нас за матросов Колумба приняли? Жаль, нет «огненной воды», бусы и всякие побрякушки тоже не взяли. А им не нужны пустые цинки и ящики? — спросил Игорь.
— Говорят, нужны, обрадовались. Забрать хотят, — сказал солдат.
— Нет! Просто так, без продуктов, на обмен ничего не получат, и надо быть внимательнее, а то что-нибудь сопрут! Пустые ящики и цинки меняем на рис, — предложил я им.
— Просят на обмен патроны и гранаты.
— Хрен им по всей морде, — рявкнул я. — Сегодня они просят для мирных целей, а завтра в спину стрельнут этими же патронами. Максимум, что можем им дать — канистру солярки.
Короткое совещание афганцев заканчивалось радостными улыбками в нашу сторону.
Мы всей группой отправились к бронемашине и разгрузили два ящика, распотрошили четыре цинка патронов. Самый молодой афганец сбегал в кишлак и принес мешочек риса. В завершении обмена мы сфотографировались с пуштунами на фоне БМП.
Они, афганцы, как малые дети, страшно любят фотографироваться, им сам процесс интересен (фотки-то все равно не получат, никто не привезет). Но позируют с удовольствием и обижаются, если не хватает кому-нибудь места во время съемки.
— Местные интересуются: зачем «шурави» сюда пришли, — перевел вопрос аксакала Зибоев.
— Мы навсегда приехали, поселимся тут, нам нравится все: народ хороший, рака, лес, горы. Дукан откроем, белых ханумок для вас привезем, — хитро улыбаясь, ответил Игорь.
— Дукан — хорошо, торговля — хорошо, «шурави»-ханум — хорошо, а солдат — не надо, солдаты — это плохо, — перевел ответ афганца Зибоев.
— Без нас и «шурави»-ханум не будет, — улыбнулся Игорь.
— Жаль, но тогда если с вами, то и ханум не надо, — сердито ответил афганец. — У нас тут работа — дорогу охранять, за каждый километр — мешок риса от правительства.
— А если не пришлют? — поинтересовался я.
— Тогда еще одна колонна грузовиков сгорит, — ответил, нагло улыбаясь, бородач. — И мы свою землю вам не отдадим никогда.
— А на кой черт она нам сдалась — одни камни да колючки, — рассмеялся я.
— Зачем тогда явились? — удивился афганец.
— Позвали нас сами, вот и явились, — ответил я.
— Мы вас не звали, кто приглашал, к тому и езжайте. «Шурави» где живут?
— В России, в Москве, в Сибири, очень далеко отсюда. Про Ленина слышал, наверное? — усмехнулся я.
— Нет, это кто такой?
— Как не слышал? Его весь мир знает. Ты посмотри, Игорь, нам пропаганду еще со школьной скамьи гнали, что портреты нашего вождя даже у африканцев в хижинах висят, а тут люди и про Советский Союз ничего не слышали, — поразился я.
— Ник, прекращай пропаганду вести среди «духов», а то бойцы все политические идеалы растеряют, — ухмыльнулся Марасканов. — Не получается у тебя с аборигенами найти общие интересы, плохой из тебя Джеймс Кук.
— Это хорошо, что Кука из меня не вышло, значит, не съедят, — улыбнулся я в ответ на шутку взводного.
Угостившись чаем с галетами, счастливые, «духи» разошлись по домам, унося трофеи. И вовремя. Буквально через десять минут подъехали два БТРа, облепленных офицерами в касках и брониках. На одном из них важно восседали подполковники Байдаковский и Ромашица. Весь политотдел в сборе! Правда, старшими в этой штабной команде оказались не они, а какой-то незнакомый полковник. Кто такой — черт его знает, но, судя по воплям и матам, большой начальник. Не меньше заместителя командира дивизии. А может, из штаба армии какой босс.
— Что вы тут вытворяете? Болтаетесь по дороге, как говно в проруби! Костер развели, чаи гоняете! Кто вы такие? В чем дело, вашу мать, раздолбай? Где рота, где батальон? Какого полка подразделение? — выдал тираду полковник. И понесло — мат-перемат, не разбираясь.
— Товарищ полковник, боевое охранение выставлено у рассыпавшихся ракет. Выставлено три поста: один — на этой горке, другой — возле упаковок, третий пост — БМП, — отрапортовал Игорь.
— А сопку с противоположного берега вы контролируете? Нет! Почему там никого? Какой дурак вас тут вообще выставил? Балаган какой-то! — продолжал орать полковник, не слезая с БТРа.
— Пост установил командир дивизии, а в батальоне всего две роты, что ж тут полроты оставлять? — разозлился я, начиная заводиться.
— Сейчас оборудуются СПСы на горе и в долине, БМП уже обложили камнями, сделали укрытия для стрельбы. Если кто прибудет для усиления — выставим пост и с другой стороны, но двоих людей отправлять за километр — это убийство, — продолжил аргументировать необходимость нашего размещения Марасканов.
Ромашица, видимо, меня сразу узнал и поэтому ткнул пальцем в Игоря: