Звезды как пыль (пер. И.Ткач)
Шрифт:
Но тут Джилберт сказал:
– Пусть он возьмет свой плащ.
Байрон удивленно взглянул на маленького человека. Тот прекрасно знал, что никакого плаща у него не было.
Стражник почтительно щелкнул каблуками и хлыстом указал Байрону на шкаф:
– Вы слышали милорда? Возьмите свой плащ.
Байрон медленно отступил к книжному шкафу и присел на корточки, ища за стулом несуществующий плащ. Он напряженно ждал.
Для стражников визиосонар был просто каким-то странным прибором, утыканным кнопками. То, что Джилберт
Но сколько же можно ждать?
– Вы нашли свой плащ? Встаньте! – приказал вооруженный стражник.
Он сделал нетерпеливый шаг вперед и внезапно остановился. Глаза его сузились от изумления и перестали следить за Байроном.
Вот оно! Байрон выпрямился и прыгнул, схватив стражника за ноги. Тот с шумом упал, и Байрон железной хваткой зажал его руку, державшую хлыст.
У второго стражника тоже было оружие, в данный момент совершенно бесполезное. Свободной рукой он дико колотил по воздуху прямо у себя перед глазами.
Джилберт звонко рассмеялся:
– Фаррил, вас что-нибудь беспокоит?
– Я ничего не вижу, кроме хлыста, – прохрипел Байрон. – Он теперь у меня.
– Прекрасно. А сейчас уходите. Они не смогут остановить вас. Их мозг полон несуществующих видений и звуков.
Джилберт увернулся от сплетенных в тесный клубок тел, катившихся прямо на него.
Байрон освободил руку и ударил снизу вверх. Удар пришелся по ребрам. Лицо стражника исказилось от боли, тело согнулось. Байрон встал, держа в руках хлыст.
– Осторожнее! – вдруг воскликнул Джилберт.
Но Байрон обернулся недостаточно быстро. Второй стражник обрушился на него и свалил на пол, подмяв под себя. Это была слепая атака. Невозможно было понять, что он видит сейчас перед собой. Несомненно было одно: Байрона он не видел. В горле у стражника клокотало.
Байрон извернулся, пытаясь ухватить выпавшее оружие, и увидел пустые глаза, глядевшие на невидимый для других ужас.
Байрон напряг ноги и попытался высвободиться, но тщетно. Трижды его бедра касался нейронный хлыст, и всякий раз Байрона передергивало от боли.
Клокотание стражника перешло в слова.
– Я вас всех! – орал он с безумным видом.
Очень бледное, почти невидимое мерцание ионизированного воздуха обозначило траекторию нейронного хлыста. Луч описал широкую дугу и коснулся ноги Байрона.
Байрон словно вступил в расплавленный свинец; словно на ногу ему упал целый гранитный блок; словно его укусила акула. Внешне с ним ничего не произошло. Лишь нервные окончания, управляющие болевыми ощущениями, были на пределе. Большего не сделал бы и кипящий свинец.
Дикий, душераздирающий крик вырвался из горла. Байрон даже не заметил, что борьба кончилась. Осталась только одна всепоглощающая боль…
Однако
Байрон заставил себя встать. Хромая, он подошел к стене, Удар рукояткой хлыста – и стражник упал. Потом назад, ко второму, который не сопротивлялся. Теряя сознание, он по-прежнему следил за чем-то взглядом.
Байрон сел, стараясь не задеть ногу, снял с нее ботинок и носок и с удивлением оглядел неповрежденную кожу. Он дотронулся до нее и застонал от нового прилива боли. Потом взглянул на Джилберта, который уже оставил свой визиосонар и утирал ладонью впалую щеку.
– Спасибо за помощь.
Джилберт пожал плечами:
– Скоро придут другие. Идите к Артемизии. Пожалуйста! И поскорее!
Байрон больше не перечил. Ноге стало легче, но она казалась распухшей. Он надел носок, сунул ботинок под мышку, отобрал у стражника второй хлыст и заткнул его за пояс.
– Что вы заставили их увидеть, сэр?
– Не знаю. Этого я не могу контролировать. Я лишь включил прибор на полную мощность, остальное зависело от их комплексов. Не теряйте времени на разговоры. План у вас?
Байрон кивнул и вышел. Коридор был пуст. Быстро идти Байрон не мог, мешала нога.
Он посмотрел на часы и вспомнил, что так и не успел перевести их на родийское время. Они по-прежнему оказывали стандартное межзвездное время, используемое на кораблях, где сто минут составляют час, а тысяча минут – день. Поэтому число восемьсот семьдесят шесть, горевшее розоватым светом на холодной металлической поверхности циферблата, ни о чем ему не говорило.
Во всяком случае, на этой планете, по-видимому, стояла глубокая ночь или период сна (если они не совпадали), иначе коридоры не были бы такими пустынными, а рельефы на стенах не фосфоресцировали бы без зрителей. Он коснулся одного из них – это была сцена коронации – и обнаружил, что рельеф двухмерный. Но создавалась полная иллюзия внутреннего пространства.
Байрон вдруг поймал себя на том, что стоит у стены, пытаясь изучить незнакомый эффект; спохватившись, он торопливо устремился вперед.
Пустота коридоров была еще одним доказательством упадка Родии. Теперь, став мятежником, он обостренно подмечал все симптомы упадка. Будь Дворец центром независимого государства, он был бы полон охраны и днем и ночью.
Байрон взглянул на чертеж Джилберта и свернул направо, поднимаясь по широкой витой лестнице. Когда-то здесь шествовали процессии…
Он остановился у двери и коснулся фотосигнала. Дверь чуть приоткрылась, а затем распахнулась.