Звезды над озером
Шрифт:
— Ему очень плохо, Кирилл. Мы с Вазгеном не представляем, что можно сделать. Видим, как он мучится, а вмешаться не можем — он отвергает всякую помощь. Дело в том, что он, кажется, влюбился. Правда, он в этом не признаётся даже самому себе, но я-то вижу, как ему тяжело.
— Влюбился? В кого?
— В доктора Лежнёву, вы ее видели, она была лечащим врачом Вазгена, помните?
— Да, да, очень хорошо помню. Так что же, она не отвечает ему взаимностью?
— По словам Вазгена, она от него без ума. Но у них вышла размолвка, и вот тут-то нашла коса на камень: она строптива и своенравна, он горд и самолюбив, никто из них не хочет сделать первый шаг, а в результате
Смуров погрузился в длительное раздумье. Настя с любопытством за ним наблюдала. Он словно выключился на время, ушел в себя настолько глубоко, что казалось, разорвись рядом бомба, и та не вернет его из этого каменного выпадения из действительности. У него и так-то было невыразительное лицо, не по строению своему, довольно характерному и не лишенному привлекательности, а по выработанной им же бесстрастной неподвижности, призванной скрывать какие бы то ни было чувства. И все же, когда он поднял на Настю глаза, было очевидно, что он принял какое-то очень тяжелое для себя решение.
— Думаю, я смогу помочь, но мне понадобится содействие вашего мужа.
Словно в ответ на его слова, дверь отворилась, и в помещение вошел Вазген. Нетрудно представить его реакцию, когда он увидел Смурова, доверительно беседующего с Настей. Он застыл на пороге, уставив обжигающий взгляд в этих двоих, посмевших встречаться совершенно открыто, так, как будто он уже не в счет. До чего осмелел этот наглец!
А она, лицемерная жена, та, что коварно попрала его безграничное доверие к ней, кто она после этого? Он не хотел верить Клаве, которая два дня тому назад зажала его в коридоре, так что он даже растерялся, поскольку никогда прежде не отказывал женщинам, а теперь вынужден был напомнить бывшей любовнице о том, что он женатый человек. Она расхохоталась ему в лицо и, глядя на него порочным взглядом, заявила, что он слеп, как все мужья, которых водят за нос неверные жены. Он не позволил ей продолжать этот разговор, ушел в озлоблении и отравленный подозрениями, однако, увидев чистый лик жены, не решился ей этих подозрений высказать.
И что же? Он предан, обманут, жалок и смешон, как смешны все обманутые мужья!
Он так страшно изменился в лице, что вызванная его появлением улыбка Насти растаяла без следа.
— Вазген, мы говорили с Кириллом об Алеше, — робко проговорила она, не понимая происходящего.
Супруг не снизошел до ответа; он с видимым усилием перевел взгляд на Смурова и глухо произнес:
— Я жду тебя снаружи. Выходи, поговорим.
Он ринулся к выходу, Смуров поднялся вслед за ним:
— Простите, Настя, это все из-за меня. Ваш муж испытывает ко мне, мягко говоря, не совсем добрые чувства. Я поговорю с ним и все исправлю, не переживайте.
Вазген ждал его у выхода. Вокруг, как всегда, было много народу. Теперь Осиновец стал большим озерным портом. По воде вытянулись крепкие пирсы, оборудованные подъемными кранами. Для того чтобы к ним могли причаливать большие суда, были произведены дноуглубительные работы, со дна извлекли семьдесят тысяч кубометров грунта. Вот и сейчас к причалам швартовались корабли и тяжелые баржи, полным ходом шла погрузка вагонов, в бессолнечном однотонном небе барражировали советские истребители. На озере ходили осенние волны и с шумом разбивались о пирсы.
Смуров вышел из маячного домика в привычную разноголосицу, лязг вагонов и гул моторов.
— Пошли, — сказал Вазген, кивая в сторону леса. — Я настаиваю, не то застрелю тебя прямо здесь. Идем, я даю тебе шанс постоять за себя.
— Хорошо, пойдем, но прежде ты должен кое-что
— С каких это пор в тебе взыграли благородные чувства? — с яростной издевкой спросил Вазген.
— С тех пор, как я поговорил с твоей женой. Я преклоняюсь перед ней, но домогаться ее не собираюсь. Ты слышишь меня или слушаешь только голос своей глупой ревности?
— А что ты говорил мне на катере? Забыл?!
— Так надо было, — буркнул Смуров и отвернулся.
Трудно было внушить что-либо человеку, который находился в состоянии близком к исступлению, плохо себя контролировал, кем двигало лишь безрассудное желание немедленно излить свой гнев. И все же внезапное озарение постигло Вазгена; возможно, сказалось всесильное обострение всех его чувств; он застыл, отказываясь принимать правду, но недавние события теперь четко выстраивались в одну логическую цепь. Он вспомнил, как Смуров не выстрелил в него на острове, хотя ничто не мешало ему это сделать, как вывел его своей угрозой из смертной отрешенности, как Алеша сказал, что Вазген обязан своим спасением Насте.
— Постой… Это что же получается? — пробормотал он. — Да нет, не может быть. Ерунда какая-то… Выходит, ты… ты меня вытянул?
— Иди ты к черту, Ароян! Глаза бы мои тебя не видели, — сказал Смуров.
Вазген вглядывался в него и видел своего недруга в новом свете, как будто смотрел на него под другим углом. Все было совсем не просто, совсем не так, как он представлял, а ведь он считал, что разбирается в людях, он — командир, человек с солидным опытом общения с людьми. То, что казалось еще сегодня неопровержимым и бесспорным, разбилось с легкостью обо что-то очень глубокое и прочное, по сравнению с чем его поведение выглядело как запальчивое мальчишество. Вспыльчивость, неподобающая взрослому человеку задиристость сослужили ему плохую службу. Алеша, несомненно, оказался мудрее и терпимее.
— Послушай… — он отошел, потоптался в стороне и снова вернулся, — а зачем нам, собственно, враждовать? Ну не любишь ты меня, и бог с тобой. Будем хотя бы союзниками. Как тебе мое предложение? А? Давай соглашайся. — Он протянул Смурову руку.
Тот медлил, видимо испытывая некоторые сомнения, но все же протянул в ответ свою.
— Ну, вот и отлично! — улыбнулся Вазген.
— Это мне подходит, — сказал Смуров, избегая, однако, смотреть ему в глаза, — мне как раз нужна твоя помощь. У меня созрел план относительно Алеши. Настя рассказала мне о его неприятностях. Придется снова прибегнуть к шоковой терапии. Боюсь только, что он меня убьет.
— Хочешь и его заставить ревновать?
— Нет, в данном случае это не поможет. Вот что я задумал…
Вазген, выслушав его, покачал головой:
— Опасное предприятие, я бы на такое не решился, но ты прав — это, пожалуй, сработает. Можешь на меня положиться, сделаю все в лучшем виде.
Заговорщики снова пожали друг другу руки и расстались.
Алексей сошел на берег только через три дня. Обстоятельства складывались для Вазгена удачно: ему удалось перехватить Вересова на пирсе в Новой Ладоге, прежде чем самому уйти в плавание.