Звонок в пустую квартиру
Шрифт:
Ах, что вспоминать?! Зато очереди, что выстраивались почти за всеми товарами, тянулись на сотни метров, да и выбор был невелик. Народ приноравливался, заводил «блат» среди нужных людей, особенно в торговле. Конкурс в хозяйственные институты был самым высоким…
Могло ли это все стать темой романа, художественного произведения? Могло! И должно! Разобраться, так «производственно-бытовые» проблемы в чистом своем виде лежат в основе далеко не худших произведений мировой литературы. К примеру, Эмиль Золя с его знаменитой серией «Ругон-Маккары». Чем не «производственные» такие романы, как «Накипь» или «Дамское счастье»? Или, к примеру, «Человек-Зверь», «Деньги». Кстати, Золя пользовался тем же методом – въедливо вникал в работу банка, магазина, железной
Так что вызывает недоумение желание некоторых современных авторов дистанцироваться от грубых и точных примет жизни, их уверенность в своей эстетической избранности. Возможно, причина моего брюзжания в том, что я не допущен к яслям с надписью «элитарная литература», возможно. Но не могу не признаться, что подчас, слушая тонкую и глубокую музыку в Большом зале филармонии, завсегдатаем которой я являюсь, я нет-нет да и возвращаюсь мыслями к посконным проблемам жизни, бушующей за белокаменными стенами филармонии…
Жизнь таксиста засасывала меня мощной воронкой. Живые деньги, зримые, каждодневные – сильный магнит. К концу смены кошелек тяжелел: купюры в те времена были однозначные, реже – двухзначные, не то что сейчас – миллионы мало что значат, – поэтому в кошельке скапливалось много металлической мелочи. После смены наступало время «подбития бабок». Самые завораживающие минуты, апофеоз дня! Я приглядывал свободное местечко в кассовом зале и, отгородившись от коллег локтями, вываливал на стол содержимое холщового кошелька. Взорвись сейчас бомба на Конюшенной площади, я не шевельнусь, пока не подсчитаю «что Насте, а что власти» – что сдам в кассу парка, а что унесу домой. Какие чувства владели мной в те минуты – азарт или жадность, – не знаю. Думаю, что жадность преобладала, хотя в жизни я человек не жадный или, вернее, жадный, но обычным, нормальным человеческим чувством «своего», без патологии.
Такая жизнь мне нравилась – настоящий мужской азарт. Если не порву с ней сейчас, останусь надолго, как многие мои коллеги-таксисты, бывшие врачи, юристы, инженеры – полунищие интеллигенты, согнанные в парк паскудной серой жизнью. Продукт вывернутого наизнанку общества, когда многолетняя учеба в университетах оборачивалась нищетой и благом было быть человеком без всякого образования, «выкидышем» каких-нибудь краткосрочных курсов для середняков. Ни одно приличное государство не могло позволить себе подобную роскошь…
Такая жизнь мне нравилась – никакой зависимости от начальства, от редактора, от читателей, от цензуры. Можно поехать направо, а можно и налево. Можешь отправиться к цели коротким путем, а можно и длинным, накручивая счетчик, если везешь «лоха», проникшегося к тебе доверием. Ты сам себе хозяин в такси, в этой ячейке «свободного труда» в стране с социалистическим укладом жизни…
Как ни странно, проблема выбора, проблема собственного решения меня нередко тяготила, даже пугала. Хотелось указаний, распоряжений, хотелось снять с себя ответственность. Хотелось несвободы, так спокойнее. Воистину рабу жить спокойнее! Но как совместить сладость свободы с гарантиями раба?!
Надо садиться за стол, за роман. Надо разобраться в этом странном ощущении. И я подал заявление об увольнении…
Размышляя над будущим сочинением, я намеревался построить сюжет на пересказе баек. По части занимательных историй таксисты могут потягаться с любой профессией. Вспоминается один из множества эпизодов… Начало второго ночи, спешу в парк. Удивительно легко несет себя автомобиль, возвращаясь с работы. У ресторана «Метрополь» вышибала в ливрейных штанах и подтяжках поверх мятой белой рубахи подобно офицеру вермахта выбрасывает вверх руку: «Хайль мастер!» Я знаю его, по долгу службы мне пришлось свести знакомства со многими типами из «другой» жизни. «Мастер! – обращается вышибала, пользуясь кастовой кликухой. – Надо свезти клиентов в Сосновую Поляну. Тройной счетчик платят, солидные клиенты. После свадьбы». Решимость моя добраться до парка колеблется – тройной счетчик до Сосновой Поляны потянет рублей на пятнадцать, довесок солидный… Из марева белой ночи наплывает зеленый огонек попутного таксомотора, надо торопиться с решением. Я кивнул: согласен. Из ресторана выходят… пятеро упитанных граждан. «Куда?! Только четверо!» – «Не пыли! – подскочил вышибала. – Кто тебя засечет, ночью? Тройной счетчик!» И я сдался.
Полдороги пассажиры сопели в каком-то напряженном молчании. И вдруг заговорили. Не слушая друг друга… Стало ясно, что едут родители новобрачных. Речь шла о приданом. Со стороны жениха старались откричать какие-то золотые цацки, со стороны невесты – рижский спальный гарнитур и мотоцикл. Спор шел о денежном эквиваленте подарков. «Тиха-а-а! – закричал я. – Хотите анекдот? – и, ворвавшись в озадаченную паузу, начал рассказывать: – Цыган пришел в военкомат и поинтересовался, может ли он получить льготы как родственник участника Куликовской битвы (его далекие предки поставляли воинам Дмитрия Донского лошадей). Ему ответили: да, может, если принесет справку. Цыган удивляется: какую справку, со дня битвы прошло шестьсот лет! Не знаем, не знаем, ответили в военкомате, татары носят». – Я общительно засмеялся, приглашая к веселью своих пассажиров.
Гробовое молчание. Лишь металлическое свирищание «пальчиков» в утробе изношенного двигателя моей лайбы. Наконец такси остановилось у заказанного адреса. Я пересчитал плату за проезд и запротестовал: ведь договаривались за тройной счетчик?! «Скажи спасибо, что мы тебе башку не отвернули за анекдот», – последовал ответ. Из дальнейшей перепалки выяснилось, что родители жениха были цыгане, а невесты – татары. Надо же, такой редкий союз и в мою смену!
Подобных историй было множество. Но не писалось, не шло перо по бумаге… И я решил строить сюжет романа из того материала, что окружал меня на протяжении года, и меньше сочинять. Необходимо только отсекать лишнее – по известному рецепту. И начинать желательно с понедельника, с первого рабочего дня недели. Живые люди, со своими судьбами, биографией, любовью, капризами, мировоззрением, конфликтами, бытовыми заботами, сами поведут сюжет. И не следует беспокоиться, как он станет развиваться: если люди живые, сюжет себя раскрутит…
И вновь хождение по редакциям журналов, словно в портфеле моем первая в жизни рукопись, словно нет еще зарубежных переводов моих книг, – судьба писателя, не обремененного чинами писательской администрации, наградами и премиями, интересами кланов и взаимных услуг. Но в отличие от прошлых волнений я вовсе не переживал, знал, что роман опубликуют, куда они денутся! И опубликовали. В Новосибирске, в журнале «Сибирские огни», в трех номерах. Потом и книга вышла, в Москве, в издательстве «Молодая гвардия». И фильм сняли, в Ленинграде. Под названием «Плата за проезд». С прекрасным актером в главной роли – Князевым. Где он еще снимался, не знаю, как-то не встречал, а жаль, очень рельефный актер.
«Таксопарк» оказался «читаемым» романом. Достаточно было заглянуть в библиотеку, опросить сотрудников. Большое везение… Людей интересовала их собственная жизнь в каждодневной служебной круговерти. Мысль, скажем прямо, не оригинальная, но… парадоксальная. Казалось бы, все и без подсказки писателя знают всё о своих служебных буднях. И все-таки! Люди проводят на работе треть суток, а учитывая, что проблемы, возникшие в это время, нередко тревожат и дома, и во время отдыха, выходит, что работа, черт возьми, всё в нашей жизни… Работа нередко определяет и семейные отношения, и отношения родственные, и отношения личные, и даже интимные.