Я родом из той допотопной поры,Где были кругом проходные дворы,Где в каждом заборе зияла лазейка,Где краской по праздникам пахла скамейка,Где снег по весне превращался в ручьи,Где шли втихомолку святить куличиСоседки, упрятав куличик в тряпицу,Где, что ни мгновенье, то счастья крупица.И всё это в сталинском было адуВ каком-нибудь сорок девятом годуВо чреве зверином, тупом, людоедском,В домашнем, уютном раю моём детском.
Где водится счастье, там водятся беды…
Где водится счастье, там водятся беды,Где
водятся люди, там есть людоеды,Где водится радость, там есть и тоска…Волна накатила на кромку песка,Где тихо ступаю близ самого моря —Близ самого счастья, близ самого горя.
А рассвет, наступив, всё решил за меня…
А рассвет, наступив, всё решил за меня,Пожелал мне с порога счастливого дня,Заглушил мои жалобы и причитаньяЗвоном вешнего таянья и щебетанья.Вот опять удалось ему рот мне зажать.И пока я пыталась ему возражать,Темнота становилась бледнее, бледнее,И подумала я, что рассвету виднее.
Ну что ж, идёт процесс познания…
Ну что ж, идёт процесс познания.Не знаю, чьё это задание.Возможно, даже и Творца.Возможно, Он не до концаПродумал нас и мироздание.Я нынче лично познаю,Как выживают на краю,Как поживают ручки с ножками,И как мне справиться с бобошкамиНа кромке той, где я стою.Как на духу всё расскажу.Ведь я серьёзно подхожуК тому, что свыше мне поручено.И верю: будет всё изучено,Коль я толково изложу.Возможно, всё к тому идёт,Что, всё учтя, Творец найдёт,Что сотворил нас слишком зыбкимиИ тленными. И над ошибкамиВсерьёз работу проведёт.
Устав от тишины небесной…
Устав от тишины небесной,Творец, доселе бессловесный,Надумал слово сотворить,Дав нам возможность говоритьПро крестный путь и мир окрестный.И говорим, и говорим,Надеясь на беседу с Ним.Всё говорим про то, про это,И, вопрошая, ждём ответаИ нетерпением горим,Коснувшись наболевших тем.Лишь Он, создавший слово, нем.
Все во всех влюблены: дерева – в облака…
Все во всех влюблены: дерева – в облака,В белый лист влюблена стиховая строка,Музыкант безнадёжно влюблён в тишину,Тишина – в музыкальную фразу одну.Ну а я – в скоротечность текущего дня,Даже если влюблён этот день не в меня.
Кружатся в воздухе снежные крапинки…
Кружатся в воздухе снежные крапинки…Век прожила, а на мне ни царапинки.Век прожила, а дорожка нетронутаИ, как младенец, лежит запелёнутаВ снежное белое, чистое, свежее.Век прожила с восклицанием «Где же я?Где же я, коль что ни утро, то новшество:Света засилье и снега роскошество?»
Из прежних книг: избранное за полвека
Всё способно умереть…
Всё способно умереть,Потому что живо, живо,В час весеннего разливаСилам – таять, птицам – петьТают в небе облака,Тает снежная одежда,Лишь последняя надеждаНе растаяла пока.
Сперва снега, а после – таянье…
Сперва снега, а после – таянье,А после – звонкий птичий гам…Ты только не теряй отчаянья,Оно необходимо нам,Чтоб эту жизнь земную, грешнуюЛюбить до боли, до тоски,Чтоб птичья песенка нездешняяРвала нам душу на куски.
А я пришла сюда за светом…
А я пришла сюда за светом,За вразумительным ответом,За добрым словом, за участьем,Короче, я пришла за счастьем.И все сюда пришли за этим.Что в результате мы ответим,Когда нас спросят: «Сердце радо?»Не надо спрашивать, не надо.
Ну а если я что и открыла, то настежь окно…
Ну а если я что и открыла, то настежь окно.Ни страны, ни вакцины, ни формулы не открывала.Но зато как приветливо ветка в окно мне кивала,Будто очень хотела со мной быть во всём заодно.Всё же чем не открытие в царстве сует и тревогВ летних окнах распахнутых ласковый этот кивок.
Небо стоит того, чтобы снова проснуться…
To John and Sheila
Небо стоит того, чтобы снова проснуться,Утро стоит того, чтоб в него окунуться,Воздух стоит того, чтоб дышать глубоко.Вишня белая-белая, как молоко,И зарянка на ней меня ждут с нетерпеньем,Чтоб заняться со мной трепетаньем и пеньем.Апрель 2015. Long Marston, Warwickshire
Неясным замыслом томим…
Неясным замыслом томимИли от скуки, но художникХолста коснулся осторожно,И вот уж линии, как дым,Струятся, вьются и текут,Переходя одна в другую.Художник женщину нагуюОт лишних линий, как от пут,Освобождает – грудь, рука.Еще последний штрих умелый,И оживут душа и тело.Пока не ожили, покаОна еще нема, тихаВ небытии глухом и плоском,Творец, оставь ее наброском,Не делай дерзкого штриха,Не обрекай ее на блажьЗемной судьбы и на страданье.Зачем ей непомерной даньюПлатить за твой внезапный раж?Но поздно. Тщетная мольба.Художник одержим до дрожи:Она вся светится и, боже,Рукой отводит прядь со лба.
Не ждать ни переправы, ни улова…
Не ждать ни переправы, ни улова,Ни окрика, ни шороха, ни зова.У леса, у глухого перелеска,Средь синевы, и тишины, и плеска,На берегу, колени к подбородку,Сидеть, следя недвижимую лодкуИ слушая полуденные речиРеки, не прерывая, не переча.
О, разнотравье, разноцветье…
О, разнотравье, разноцветье.Лови их солнечною сетьюИль дождевой – богат улов.А я ловлю их в сети слов.И потому неуловимыОни и проплывают мимо.И снова сеть моя пуста.В ней ни травинки, ни листа.А я хотела, чтоб и в стужуКружило все, что нынче кружит,Чтобы навеки был со мнойМеня пленивший миг земной;Чтобы июньский луч небесный,Запутавшись в сети словесной,Светил, горяч и негасим,В глухую пору долгих зим;Чтоб все, что нынче зримо, зряче,Что нынче и поёт, и плачет,А завтра порастет быльем,Осталось жить в стихе моем.