Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
— Кроме того, — вставил Лугас, — там так же много сочувствующих медведианам, как и в Зонде. Верно?
— Совершенно верно. Когда Канаикен получит сообщение, он сумеет вывезти ребенка с Марса прежде, чем сплетни из Пегаса привлекут к нему внимание. Если медведианин лишится ребенка и получит ложное сообщение, что центавриане паниковали без особых на то причин, он может оставить малыша в покое.
— Слабое утешение, но будем надеяться. Мы должны подсунуть ему идентификационные данные центаврианского мальчика с хорошей родословной, но без особых талантов.
— Я могу договориться о подготовке документов на такой генотип. У меня даже есть идея, как мы сможем произвести подмену.
Лугас кивнул головой.
— Я подумаю над этим, — пробормотал он. — А сейчас мне надо связаться с генетическими центрами, где у меня есть люди.
Тодер долго сидел молча.
— Какая неприятность, — наконец сказал он. — Чтобы этот ход был удачным, нужно решить некоторые проблемы. Мы можем легко ввести в заблуждение Канаикена, представив ему данные центаврианского ребенка с хорошей родословной, но средними способностями, однако прежде необходимо узнать, куда они послали материалы для исследования генотипа.
— Это трудно? — спросил я.
— Космос! Ты думаешь, что люди, знакомые с планом, будут работать просто как персонал генетических центров?
— Нет, конечно, — пробормотал я. — Кто такой, кстати, Канаикен?
— Местный глава медведианской разведки. А Гранджер — его центаврианский коллега, который, вероятно, думает, что имеет дело с удачным ходом медведиан, а не марсиан. Корабль Лугаса всегда был заботливо окружен вводящими в заблуждение намеками, отвлекающими внимание от истины. Поэтому мы должны убедить Канаикена в том, что центавриане паникуют из–за пустяков, а Гранджера — в том, что медведианский ход не был удачным. Он должен предположить…
В комнату быстро вошел Лугас:
— Попал с первой попытки! Я разговаривал с Иетой Драйфус из Пегаса; она сразу догадалась, о чем я собираюсь ее спрашивать. Дживес разговаривал с ней под своим именем около двух часов назад — он интересовался, как долго будут продолжаться исследования. Иета ответила ему, что время в Пегасе не совпадает с временем в Зонде и что если она получит материалы ближайшим рейсом, то вернет их завтра в полдень, как я и думал.
— Это наша первая удача сегодня, не считая внезапного появления Рэя, — оживился Тодер. — Я рад, что меня сейчас не слышат мои воспитанники из колледжа Серендипити. Она спросила о наших дальнейших шагах?
— Я сказал, что лучше ей оставаться в неведении, и она согласилась, ответил Лугас. — Иета получит наши материалы и исследует их.
— Рэй, — проворчал Тодер, — твой отец сейчас в Пегасе? Я слышал о нем недавно. Он жалуется, что ты давно его не навещал.
17
Один из моих инструкторов по теории межзвездного привода много раз говаривал мне, что полет от Зонда к Пегасу более трудный, чем с Земли на Марс. Это было верно, и марсианские космонавты всегда недоумевали, летя на другую сторону планеты. В нашем разреженном воздухе невозможно летать на крыльях. Грузовой транспорт представлял собой главным образом перевозочные платформы на воздушных подушках, которые можно было ежедневно видеть на улицах Зонда. Однако организовать быстрые перевозки пассажиров было очень трудно. Марсиане испробовали все известные способы. О баллистических средствах передвижения или кораблях с прямоточными воздушно–реактивными двигателями не могло быть и речи. Из–за недостатка кислорода на Марсе любое использование воздуха в транспортных средствах приводило к необходимости возить с собой собственный дорогостоящий запас кислорода. То же относилось и к ракетным двигателям, использующим окислитель. Попытки употребить энергию свободных радикалов, образующихся в верхнем озоновом слое под действием солнечного света, оказались бесплодными. Проблема "полуразрешилась" созданием транспортных средств, осуществляющих серию прыжков на суборбитальную высоту с дальнейшим планированием в плотных слоях атмосферы на видоизменяющихся крыльях. Они были некомфортабельны, а следовательно, непопулярны, и мне никогда не приходилось видеть их полностью загруженными пассажирами.
Но не на этот раз. Как только я положил личные вещи в багажную сетку над своим сидением, то обнаружил, что этот специфический корабль был переполнен.
В салоне, к моему удивлению, находился мистер Хоуск.
Что, ради всей Галактики, он здесь делает? Я был готов тотчас же выскользнуть из корабля и лететь следующим рейсом, даже если это значило, что Дживес не получит ожидаемого сообщения из Пегаса в обещанное время. Хоуск не должен знать, что я вовлечен в это дело так глубоко…
Слишком поздно. Он заметил меня и приблизился решительными шагами. Его лицо было красным, а зрачки глаз расширившимися. Это обстоятельство усилило мою тревогу, так как означало, что Хоуск принял один из центаврианских стимуляторов, что–нибудь из высших производных амфетамина. Я решил атаковать первым.
— Вас еще не понизили в звании? — спросил я довольно оскорбительным тоном.
Насмешка попала в цель, но он постарался скрыть свое раздражение.
— Направляетесь в Пегас! — Он показал на этикетки моего багажа.
— Если бы мой отец не ждал меня этим рейсом, — не унимался я, — я бы вызвал полицию и рассказал им о том, что вы сделали со мной позапрошлой ночью.
Хоуск резко засмеялся:
— Что я сделал с тобой? Ты что, дурак? Никто серьезно не отнесется к твоим показаниям. К тому же вы, марсиане, не любите полицию, поскольку она является земной, а не марсианской организацией!
Он сказал правду. Питер и Лилит говорили то же самое. Но я чувствовал, что должен продолжать дразнить его, это было безопаснее, поскольку вся энергия этого явно раздраженного человека уходила на то, чтобы ответить мне.
— Я надеялся, что кто–нибудь найдет тебя под Старым Храмом, привлеченный запахом твоего гниющего тела.
— Меня спас человек, который никогда не сделает мне зла, — огрызнулся он. — Так что твои надежды увидеть меня пониженным в ранге не оправдались! Я думаю выйти из этой игры с поощрением или даже двумя.
Мой список различий между медведианами и центаврианами пополнился еще одним пунктом. Центавриане не знали слова стыд и почти не заботились о моральной стороне дела, лишь бы не ухудшилось их общественное положение, в то время как у медведиан был культ чувства вины, чувства нравственной ответственности за свои поступки.
Хоуск сейчас торжествует, и я должен заставить его хвастаться дальше, чтобы узнать, каким образом он вывернулся.
Я собрался продолжать атаку, но тут прозвучал приказ занять свои места. Хоуск нахмурился, но, как всякий дисциплинированный центаврианин, молча пошел к своему креслу.
Что могло сделать его таким самоуверенным? Я бился над этой проблемой весь путь до Пегаса. В конце концов я решил выследить, куда он направится после посадки.
Однако Хоуск был слишком осторожен, чтобы позволить мне это, и нетерпеливо слонялся вокруг, пока мне не пришлось все–таки заметить очередное такси. Я вздохнул, остановил машину и, помня о своем заявлении, что меня ждет отец, назвал соответствующий маршрут.
Бросив последний взгляд на Хоуска, я решил, что он направляется к общественным кабинам связи, скорее всего, чтобы убедиться, действительно ли здесь живет мой отец.