...а мы - с Земли

Gera Serebro

— Тем приятнее будет тебя разубедить.

— Нельзя быть таким наивным. Я не верю, что действительно думаешь, будто кучка людей, играющая в предков, сможет чего-то изменить.

— А ты, как мне кажется, недооцениваешь силу социализации, — надулся Гера.

— Послушай, мне лень спорить. И вообще, я сегодня весь день работал, и разговаривать о работе, твоей или моей, не хочу.

— Если что, ты сам тему поднял. А о чем тогда поговорим?

— Сам предлагай.

— Тогда, — партнер хитро сощурился. — Тогда, давай познакомимся поближе!

— Уж

нет. Я к этому пока не готов, слишком стремительно, давай потом как-нибудь. Может, лучше поплаваем или к сексу перейдем? — запричитал было Женя.

— Нет-нет-нет, самое время. Давай, открывай мне личку. Полностью. Приватно.

— Еще чего.

— А в мою ты заходил?

— Не-а.

— Ну вот, — расстроился Гера.

— Ладно, — вздохнув, он пошел на уступку. — Но только с моего разрешения. Сам не лезь. Вместе.

— Само собой, — плечи партнера откинулись, лицо разгладилось, и по неведомой причине Жене стало хорошо. — В личные характеристики можно зайти?

— Валяй.

Гера взял длинную ветку, разломал, бросил в угли. Они вспыхнули, и берег вновь озарился прыгающим светом. После партнер прикрыл глаза и зашел в личный кабинет. Женя ревностно следил за его перемещениями, но нет, он и в самом деле всего лишь открыл временно доступные характеристики личности.

— Так, так, так, что тут у нас? Ога, ты прошел тест на взросление в шестнадцать! Куда так торопился?

— Мне хотелось жить одному. Это основная причина.

— Так, а баллов по коммуникативным навыкам не добрал. Удивительно, да? Я поражен!

— Издеваться вздумал? — из мести Женя уверенно зашел в личный кабинет Геры и прочесал личные характеристики. — Подумать только. Склонность к аутоагрессии! Никогда бы не подумал, — фыркнул он.

— Ах так? Ну-ка, а кто у нас значится в близких друзьях? Ну надо же, никого!

— Состояние здоровья всего лишь удовлетворительное. М-да.

— Ужас какой, да ты интроверт с проявлениями социофобии!

— Поверхностный экстраверт, фи.

— Любимые животные — лисы и крысы.

— А у тебя — летучие мыши. Мыши, гадость!

— Консерватор.

— Ты тоже консерватор.

— Точно, — Гера вышел из характеристик и сфокусировался на Жене. — А как насчет заглянуть в личные воспоминания?

— Это нечестно, — Женя проглотил последний кусок целиком и запястьем утер рот. — У тебя их почти нет. Всего два.

— Значит, пришло время их открыть.

— Нет.

— Всего одно.

— И у меня одно?

— У тебя их три сотни. Так будет несправедливо. Предлагаю следующее: одно мое и полторы сотни твоих. То есть, половину моих и половину твоих.

— Это как-то не очень-то и справедливо, — протянул Женя, чувствуя, однако, что уже втянулся и все равно согласится.

— Справедливости в мире вообще нет. Ее люди придумали.

— Тогда, сегодня смотрим твои, а мои когда-нибудь потом, — «никогда, например» — мысленно закончил фразу.

— Согласен. Заходи ко мне. Итак, перед тобой два воспоминания, какое выберешь?

— Первое.

— Просматривай, —

Гера откинулся назад и с любопытством уставился на Женю.

Стало очевидно, что партнер предвкушает его реакцию. Следовательно, в воспоминании скрывалось или что-то с подвохом, или нечто провокационное, или слишком откровенное.

Женя с опаской открыл исходный кусочек памяти, выждал несколько секунд. Отсчет времени продолжался, но он так ничего и не увидел. То есть, вообще ничего. За исключением непроглядной тьмы перед глазами.

— И что это за ерунда? — он прервал поток бессодержательных воспоминаний.

— Это не ерунда, — серьезно ответил Гера. — Здесь не зрительное воспоминание, а чувственное. Тактильное, точнее. Его так просто не прочувствуешь. Но оно очень важное, правда. Давай, вместе, — он подполз к Жене и сел позади него. — Закрой глаза. Расслабься. Не думай ни о чем. Ты умеешь впадать в транс? Так вот, попробуй. Ты же слышишь, как я дышу?

Женя закрыл глаза, лег спиной на Геру и настроился на медленное, ритмичное дыхание. Расслабился. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Барабанная сердечная дробь, шум крови в аорте. Легкий ветер, птичий свист, скрежет лапок о стекло. Выдох, вдох.

— А теперь, — зашептал на ухо партнер, — загрузи воспоминание. Глаза не открывай. Загрузи и сосредоточься на себе, на своих ощущениях. Постарайся ни на что не отвлекаться. Занырни туда полностью. Не бойся, ничего страшного там нет, это я гарантирую.

Женя кивнул и еще раз открыл воспоминание. Теперь, когда глаза его были полностью закрыты, он целиком погрузился в непроглядную тьму. То есть, если бы Гера записывал память с закрытыми глазами, пусть даже и ночью, то сквозь веки все равно бы просвечивалось хоть что-то, например, легкий красноватый оттенок от капилляров, но тьма стояла абсолютная. И ни единого звука. Никаких запахов. Как в вакууме.

На мгновение стало страшно и Женя захотел прервать трансляцию, потому что почувствовал себя мертвым, но тут он ощутил это. Сразу, всем телом. Что-то необъяснимое. Как будто его гладили, всего, но без малейшего давления. Просто теплые волны разливались по спине, по рукам, по шее. Приятные безумно, ласковые, нереальные. И почему-то ощущать их было радостно, даже слишком. Тьма вокруг не рассеялась, но на душе стало так светло, как никогда прежде.

Воспоминание закончилось. Жена распахнул глаза и сощурился. После непроницаемого мрака огонь и луна казались нестерпимо яркими.

— И что это было?

— Это… долгая история. Знаешь такую особенность, когда одно чувство притупляется, другое наоборот, обостряется? Если ты ослепнешь, то у тебя усилится слух, если оглохнешь — зрение или чутье. А если ты и оглохнешь, и ослепнешь, и лишишься возможности чуять запахи, что тогда обострится?

— Гера, ты ненормальный, — Женю передернуло.

— У меня кожа никогда не была настолько обостренной. Ты только что встретил рассвет. Поздравляю. Согласись, непередаваемые ощущения? Лучи света, осязаемые, как будто материальные!