...а мы - с Земли
Шрифт:
— Что?
— Да ничего, — опять пошел, гораздо быстрее.
— Куда ты меня ведешь?
— Ты к воде хотел, вот тебе вода, — спустя минуту быстрой ходьбы, ответил он.
Женя напролом преодолел последние метры высокой травы, замер на берегу небольшого озерца, расстегнул молнию, скинул одежду и одним прыжком ушел под воду. Вынырнул не сразу, на середине озера, и разлетевшиеся от него брызги воды в свете заката походили на искры. Влажные волосы облепили лицо, коса извивалась змеей, и даже издали было видно, как на белой коже побежали мурашки. Гера замешкался, а через секунду тоже нырял в потрясающе холодную воду, задыхаясь с непривычки. Догреб до дна, вцепился
— Бодрит, да? Сюда подземные воды выходят, она всегда холодная, даже в жару.
— И луна. Это совершенно восхитительно, — Гера поплыл вдоль яркой лунной дорожки. — Но все-таки, что у тебя случилось?
— Нельзя спрашивать. Я же сказал. Не допрашивай меня.
— Ты хотя бы понимаешь, что я волновался? Нервничал, работать нормально не мог, думал о тебе постоянно. Не делай так больше. Не хочешь разговаривать, так и скажи. Я пойму и отстану. А когда надо — пристану. Договорились?
— Ладно, не ворчи. Мне привыкнуть к тебе надо, — он нырнул и выплыл у самого берега, вышел, потряс головой и ступил на влажную гальку. Сел. С мокрых волос ручьями стекала вода: по лицу, по вискам, щекам, а на подбородке два потока соединялись и на грудь бежали вместе. Он мелко трясся, замерз.
Гера тоже вылез из воды и встал рядом.
— А ты совсем холода не чувствуешь? — с нотками зависти спросил Женя.
— Я его чувствую, но это не неприятные ощущения, а, как тебе объяснить, колючие. Щекотливые. Я, кстати, всегда теплый. Горячий даже. Не знаю, чем руководствовался мой создатель, но всякого рода мутаций во мне собралось порядочно. И я, кстати, не играю.
— Во что не играешь?
— Ты сам пять минут назад сказал, что, если я хочу играть в пару, то могу играть на здоровье, а я не играю, — Гера зашел сзади, руки положил Жене на плечи, сел и колени прижал к холодным бокам. — Так теплее? — кончиком носа последовательно задел все колечки на его ухе. Холодные. Со вчерашнего дня хотел их потрогать. Улыбнулся.
— Гораздо, — Женя откинул голову назад, посмотрел в глаза и прищурился. — А дальше что?
— У тебя что ли не было никого?
— Ну почему. Одноразовые контакты, а один раз я влюбился. Но не взаимно. Мне не понравилось.
— Понятно. А дальше… даже не знаю. Мне, например, поцеловать тебя хочется.
— Вообще, никогда не видел в этом действии смысла, но ради тебя, так и быть, сделаю исключение. Луна, романтика. Валяй.
— Тогда, сменим положение, — Гера быстро переместился вперед, сел на Женю верхом, пальцы запустил в сырые волосы, полюбовался лицом с иронично приподнятой бровью, прикрыл глаза и языком обвел по контуру четко очерченные губы.
— Это несерьезно, — проворчал Женя, обхватил его руками и, придерживая за спину, положил на берег. Сам навис сверху и со всей жадностью впился в губы. Гера зажмурился, выгнулся, потом, когда партнер прикусил его за мочку, громко охнул. Давно он так сильно и резко не возбуждался, да и диковатый партнер оказался дьявольски вкусным. Захотелось слизать капающую воду с его подбородка — Гера привстал на локте и слизал. С щек тоже, и с виска; почувствовал солоноватый привкус пота. Всего бы вылизал.
Пульсация ярче всего отдавалась, разумеется, в нижней части живота, и он задумался — а ощущает ли что-то похожее партнер? Наверное, ощущал, потому что Женя поцелуем не ограничился
— Я сегодня переночую у тебя, — перекладывая голову на плечо партнера, выдохнул Гера.
— Да ночуй, конечно, — зевая, согласился он.
Глава 6. Про презентацию участников
Женя катастрофически не выспался. За годы лесной жизни у него выработалось несколько рефлексов, например, мгновенно просыпаться при малейшей потере равновесия. Но он понятия не имел, есть ли подобный рефлекс у сопящего рядом Геры. Наверное, ночлег стоило устроить в лаборатории или на земле, за защитной ультразвуковой стеной, а не на дереве. Всю ночь он старался не шевелиться и внимательно следил за партнером, каждое движение которого вызывало неприятное замирание сердца и страх. Казалось, что еще чуть-чуть, еще немного, и Гера упадет вниз, сосчитает телом ветки и распластается на земле. А забрались они высоко. Кое-кому, видите ли, срочно понадобилось посмотреть на ночное небо.
Нерациональное беспокойство раздражало.
Он лежал максимально устойчиво: спиной упирался в ствол, одной рукой оплел ветку, а другую держал на голове партнера. Думал о том, что сейчас Гера на крысу не очень похож, скорее, на дикую кошку, потому что лежал так же: вытянулся на ветке и руки свесил, а голову удобно расположил на его бедре. Думал о Фиме и о том, что речь идет о случайных совпадениях, и ничего страшного не произойдет. Что затея бессмысленна изначально, что люди приходят и уходят, а Фима останется всегда. Пытался успокоить совесть и приводил ей сотни аргументов, что все будет хорошо, но она не унималась и давила сильнее. Женя злился, успокаивался, отвлекался на звезды, на подозрительные звуки, бесцельно просматривал карту и накручивал на палец чужие волосы — мягкие, короткие. После третьего витка они неизбежно соскальзывали, и в ход шла следующая прядка.
Ночь медленно тянулась, мысли навязчиво кружились, луна огибала лес, волосы партнера постепенно спутывались. И только ранним утром, под робкую птичью трель и с первыми лучами солнца, Жене удалось ненадолго прикорнуть. Беспокойный сон быстро оборвался, потому что под рукой пошевелилась опора — он бессознательно напрягся, со всей дури вцепился в нее и распахнул глаза.
— Тихо, тихо, это я, — не без труда урал Гера руку с головы.
Женя смахнул случайно выдранные белые волосы и наконец-то полностью расслабился.
— Погладь меня, и я пойду, — партнер прильнул к нему, схватил за плечи и замер. Ну кошка, да и только. Рука лениво поднялась и ребром ладони провела вдоль позвоночника, прощупывая выпуклые бугорки.
Колечки на ухе зашевелились от чужого кончика носа. Щекотно. Приятно. Никто и никогда так к нему не ластился. Гера одно что не мурлыкал, и ритмично сопел в такт движения ладони.
Женя не знал, как выглядит со стороны, но внутри он медленно таял. Вся злость от бессонной ночи съежилась и исчезла, а сонные глаза медленно закрылись.