...И белые тени в лесу
Шрифт:
Побледнев, Розильда уставилась в пустоту. Мне стало страшно, слова буквально вырвались из меня:
– Нет, Розильда, никого ты не приводила к смерти! Расскажи мне, что произошло, почему ты думаешь, что убила свою маму? Давай поговорим!..
Наверно, я сказала слишком много. Розильда изменилась в лице, пока я говорила, она стала что-то писать, прежде чем я закончила, и ни с того ни с сего с ненавистью в глазах швырнула мне блокнот.
«Моя дорогая Берта! Что Вы о себе возомнили? Вы думаете, что Вам позволено говорить все, что угодно? Я не
Кровь прилила к лицу, мне стало жарко, но в то же время внутри у меня все похолодело. Раньше она никогда такого не делала. Это больше походило на Каролину.
Розильда ушла в другую комнату. Я побежала за ней. Никому не позволю так со мной обращаться. Она стояла у окна. Я взяла ее за руку.
– Знаешь, Розильда, я такого не заслужила, и ты это прекрасно понимаешь. Ты сама попросила, чтобы я тебя расспрашивала. А теперь ты обиделась и обходишься со мной так, как будто я полная дура. Ты что думаешь, я буду это терпеть? Ты говоришь, что не станешь больше отвечать! Да и не надо. Я больше не собираюсь ни о чем спрашивать!
В горле стоял комок. Тяжело было говорить. Мне стало жалко и ее и себя.
Она хотела, чтобы я ее расспрашивала, а вопросы причиняли ей боль, но это совсем не извиняет такого поведения.
И почему я все время попадаю в какие-то неловкие ситуации? Вечно мне везет! Может, дело во мне самой?
Больше я себя унижать не позволю. Надо уметь давать сдачи, как бы тебе ни нравился человек, который тебя обижает. Иначе не только обидчики, но и я сама начну себя презирать, причем еще беспощаднее. Тогда я совсем погрязну в самоуничижении. Нет, этого не произойдет.
Я попыталась было сказать об этом Розильде, но голос меня не слушался, я осеклась и повернулась, чтобы уйти, но она притянула меня к себе, и, положив руки мне на плечи, прижалась своим лбом к моему. Мы немного постояли так, и я почувствовала, что мы полностью понимаем друг друга.
Вечером я вошла к себе в комнату и увидела на письменном столе записку. Я узнала почерк Розильды, это опять была цитата из «Баллады Рэдингской тюрьмы» Уайльда:
Ведь каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один – жестокостью, другой —
Отравою похвал,
Коварным поцелуем – трус,
А смелый – наповал.
Я перечитала строфу несколько раз. Я плохо соображала и была настолько сбита с толку всеми этими волнениями, что не понимала… ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал… Ведь только что Розильда сказала, что невозможно любить человека, которого ты привел к смерти.
А теперь она написала, что человек убивает тех, кого любит.
Может быть, таким образом она хотела взять свои слова обратно и сказать, что несмотря ни на что она любила свою маму? Как знать?
Мне стало очень грустно. У меня все сжалось в груди, и в первый раз с тех пор, как я очутилась в Замке Роз, я заскучала по дому.
На самом деле нельзя сказать, что я скучала именно
Мне было больно. Такое чувство, будто я кого-то теряю.
И этот кто-то был не Розильдой.
Это была не Каролина.
И уже тем более не Арильд. Его я не могла потерять, потому что он никогда не был моим другом.
Это был кто-то другой.
И вдруг я поняла и заплакала: это был папа.
Мой папа.
Он так далеко от меня.
Он всегда был где-то далеко.
За все это время я ни разу о нем не вспомнила. Может быть, я и обо всех остальных тоже не вспоминала, но они общались со мной через письма. А папы в этих письмах не было. Он не поехал с ними в деревню.
Он остался в нашей городской квартире наедине со своим Сведенборгом.
Что за человек мой папа?
Я подумала об отце Розильды.
«В моих воспоминаниях он выглядит совсем по-другому», – написала она, когда мы стояли перед его портретом. Она не видела его много лет, но он остался в ее памяти.
А как выглядит мой папа в моих воспоминаниях?
Я попыталась представить его и, закрыв глаза, надавила пальцами на веки, чтобы мысленно увидеть его образ, – я пыталась вызвать в памяти его глаза, лоб и улыбку, но черты лица расползались, он все время ускользал от меня. Я не могла его себе представить.
Стоило только захотеть, и все остальные стояли у меня перед глазами: мама, Роланд, Надя. А папа никак не появлялся.
Папа для меня исчез.
А скучала я именно по нему.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Каждый раз по дороге в поселок я проходила мимо конюшни, где мы с Каролиной в первый день нашего приезда видели белую лошадь – как будто это случилось в прекрасном сне. Там еще было четверо вороных лошадей.
Оказалось, что это место – часть владений Замка Роз, а белая лошадь принадлежала Розильде. Одна из вороных была лошадью Арильда, на другой ездила Каролина, когда они катались вместе.
Когда я шла мимо, я всегда думала о Каролине, о том, как мы проходили здесь в первый раз, мы еще были так взволнованы. Все, что мы видели в тот день, прочно врезалось в память: деревья, камни, изгороди. Как раз рядом с этой раскрытой калиткой я услышала за спиной ее шаги. А возле этого куста шиповника я обернулась и услышала: «Ты что, хочешь от меня отделаться?»
Я вспоминала вопросы, которые мысленно задавала себе по дороге: как сложится жизнь, если мы с Каролиной расстанемся? Я не собиралась ехать с ней в замок и думала, что здесь наши пути разойдутся.
Но все сложилось иначе…
Тогда я думала, что хотя бы немного знаю себя. Боюсь, что теперь я себя теряю. Я больше сама себе не верю. Так ведь всегда бывает, когда по доброй воле позволяешь заманить себя в какой-то чужой мир, хотя понимаешь, что на самом деле эта роль тебе вовсе не подходит. Но теперь из игры уже не выйдешь. Придется участвовать в ней до конца.