«...И места, в которых мы бывали»
Шрифт:
— Куда едете?
— В Красноярск за грузом.
— А этот? — Он указал на меня, — Попутчик?
— Нет, он наш, из экспедиции. Экспедитор.
— Почему не вписан в путевку? Впиши до выезда на зимник.
— Сделаю.
— Можете ехать.
Николай взял бумаги и полез в кабину. Я последовал за ним. Он включил свет и развернул одну из бумаг. Я подал ему ручку. Он записал мою фамилию и объяснил:
— Это на случай, если провалимся на реке.
— А что, такое тоже возможно?
— Еще как! Вот выедем на лед, увидишь сколько там утопленных машин. Река подмывает лед, и многие проваливаются. Ну, вперед.
Он включил скорость и машина покатила вниз к порту. Какое-то время мы попетляли по улицам Брянки, но вот под журавлеподобными кранами с маленькими лампочками на вершинах появилась площадка с будкой, точная копия первой. Только будка была побольше и облицована фанерой с какими-то картинками. Разглядывать их не было ни времени, ни смысла, и мы направились прямо к шлагбауму. Опять увидели двоих гаишников с жезлом, опять вышли из кабины и опять подверглись допросу.
— Далеко ли путь держите?
Да, этот точно сибиряк, раз не стал «закудыкивать». Он вообще обошелся с нами помягче, видимо понимал, что мы уже раз ответили на все эти «куда» и «почему», но после них последовала новая серия:
— Как экипированы?
Николай отвечал:
— Нормально. Все, что положено по приказу. Проверяйте.
— Обязательно, — и полез в кузов. Оттуда донесся его голос: — А дров не маловато? Тут меньше полкуба. Две запаски есть. Брезент в порядке. Масло, канистра, все в наличии.
Удовлетворенный он спрыгнул на землю и добавил:
— Инструктаж ты, я вижу, прошел, теперь слушай добавку. Первое: движение по реке только с открытыми дверцами; второе: по прогнозу к середине ночи ожидается снегопад с резким снижением видимости. Понятно? Тогда распишись в журнале.
Он подал амбарную книгу и ручку. Николай расписался и шагнул к машине. Шлагбаум поднялся, и мы съехали с метрового, примерно, уступа на заснеженный лед.
Здесь Николай сказал:
— Не будем нарушать. Открой замок и придерживай дверцу, чтобы не гремела.
Я подчинился. Он сделал то же, но, поскольку его руки были заняты баранкой, он протянул от колонки руля какую-то тесьму, надел ее петельку на ручку стеклоподъемника и застыл, вглядываясь в расстилавшуюся перед нами ровную ленту реки с торчащими местами острыми гребнями застругов. Свет фар скользил по хорошо накатанной дороге, кое-где выхватывая из темноты своеобразные «метлы» — вехи с пучками прутьев на вершинах, отмечавшие дорогу, как флаги трассу слалома. В приоткрытые дверцы немилосердно дуло, сразу выстудив еще недавно такую теплую кабину.
Я решил выяснить у Николая непонятные мне вещи:
— Коля, а зачем они этот шмон устраивали? И про какой приказ шла речь?
— Шмон — по приказу. А приказ, сейчас расскажу. Зимник устроил «Золотопродснаб», он и поддерживает его в рабочем состоянии. А приказ издал директор Советского рудника, чьи машины в основном здесь и ходят. В приказе все, что относится к технике безопасности и порядку на зимнике. На каждой машине должно быть все, чтобы водитель и кто еще есть в ней, не померзли в случае чего: полкуба сухих дров, тент и прочее. Водитель по приказу, если подломался по дороге, жжет сначала дрова, потом запаски, а когда их сжег, и помощи нет, тогда может жечь груз, а потом саму машину. Но по трассе для предупреждения ЧП ходят трактора и бульдозеры. Каждый водитель обязан помочь терпящему бедствие и сразу сообщить на Брянку об этом с указанием места, где стоит пострадавший. К нему выедет летучка с ремонтниками и врачом. И это еще не все. Кроме концевых КПП на Брянке и в Епишино, есть еще промежуточный в Сухом Питу, скоро подъедем туда.
— Знаю. Был я там. Работал на Питу, да и на Сухом тоже.
— Так вот. Кроме всего есть три пункта питания в Брянке, Епишино и на Черной речке. А в Епишино и на Брянке еще пункты отдыха. Там и поспим. Темно, тепло и клопы не кусают. Приказ для всех, кто едет по зимнику. Да, еще одно, на Брянке держат бригаду водолазов. Если кто провалился, быстренько достанут.
— Живых?
— А это уж, как повезет. Но если дверцы открыты, чаще всего успевают выскочить. Вот затем и мы мерзнем. Или рискнем, закроем?
— Как знаешь. Но не зря говорят — кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
— Ха-ха-ха. Здорово ты, прямо в точку.
Он захлопнул дверцу, но мне ничего не сказал, мол, решай сам. Дуть стало меньше, но я тоже захлопнул свою. Впереди появился свет, явно фары, но пониже их было что-то еще мерцающее. Николай сказал:
— Ну, вот и первый утопший.
Впереди стоял трактор С-100, а перед ним на льду горел костер, точнее, масло на листе железа. Когда поравнялись с трактором, Николай сбавил скорость, чтобы можно было как следует разглядеть происходящее. А было видно, что во льду есть прямоугольная полынья, в которой плескалась вода, а из нее выглядывает кабина провалившегося ЗИЛа. Над верхним краем полыньи возвышалась бревенчатая тренога, точно такая, как наши копры над неглубокими скважинами. Вокруг расхаживали несколько человек, при нашем проезде отбежавших в стороны, так как из полыньи выкатилась волна, захлестнув прилегающую утоптанную площадку.
— Как же они вытаскивают машину на лед?
— Обыкновенно. Зацепят тросом за бампер, и через блок на вершине треноги тянут трактором. Передок поднимается, его ставят на лед или щит из досок и выволакивают машину. Чтобы зацепить, иногда шоферу приходится искупаться, если не хочет с водолазами связываться, или они где-нибудь еще заняты. Обычное дело.
— Да уж. А тебе приходилось?
— Случалось раза два. А в этом году пока Бог миловал. Но тут это ерунда. Глубина самое большее метра два с половиной, ездим-то вдоль берегов. А вот на Енисее, где восемь-десять метров, если провалился, пиши — пропало. Вот там и тонут люди: течение сильное, если и вылезешь, то под лед затянет, уже не выберешься. Хотя и там, бывает, спасаются. А здесь редко машина с кабиной уйдет в воду — почти всегда есть шанс. Но приятного мало. Спасатели, когда на такой случай едут, у них обязательно бутылка спирту для сугреву «утопленника» имеется. Ну, и канистра солярки для костра. Еще вопросы будут?
— Спасибо, все объяснил.
— Пожалуйста. Посмотри-ка на термометр. Когда выезжали, сколь было? Как я помню, за 35. А сейчас?
Я присунулся носом к ветровому стеклу и в отсветах от снега разглядел на дрожащем на ходу теромометре, что красная нить спирта поднялась до двадцати трех градусов. Николай сказал:
— И всегда тут так: как за Брянку заехал, вроде в другой климат попал.
Мы проехали мимо еще двух майн с торчащими кабинами и возвышающимися над ними треногами. Только трактор был лишь у одной из них. И трактор поменьше — ДТ-75. Скорее всего и утопленная машина была легкая, вероятно «газон», как определил мой всеведущий водитель. Слева промелькнули огоньки подсобного свиноводческого хозяйства. В этом поселке я часто бывал, когда работал на Питу в Орловской партии. Были у меня здесь и близкие друзья, в том числе необычный участковый милиции, абсолютно русопятый парень с фамилией Гинзбург, с которым мы разбирались в угоне принадлежащей нашей партии лодки с грузом продуктов.