...И в трещинах зеркальный круг
Шрифт:
– Извините, главный инспектор, если заставил ждать. Задержали кое-какие осложнения на студии. Выпьете чего-нибудь?
– Сейчас нет, спасибо, мистер Радд.
Лицо клоуна вдруг скривилось, изображая ироническую усмешку.
– Не тот дом, в котором стоит подносить бокал ко рту, вы это подумали?
– Нет, откровенно говоря, не это.
– Нет, конечно же, не это. Хорошо, главный инспектор, что вы хотите узнать? Что вас интересует?
– Мистер Престон довольно подробно ответил на мои вопросы.
– Его ответы вам помогли?
– Помогли, но хотелось бы
Джейсон Радд вопросительно поднял брови.
– Я говорил также с доктором Гилкристом. Узнал от него, что ваша жена еще слаба и встретится со мной попозже.
– Марина очень чувствительна, – сказал Джейсон Радд. – У нее, если честно, случаются нервные срывы. А когда на твоих глазах совершается убийство – это, согласитесь, причина для нервного срыва.
– Да, приятного тут мало, – сухо изрек Дермот Крэддок.
– Во всяком случае, едва ли моя жена скажет вам больше, чем вы узнаете у меня. Когда все произошло, я стоял рядом с ней, а я, говоря откровенно, человек более наблюдательный, чем моя жена.
– Прежде всего один вопрос, – начал Дермот. – Скорее всего, вы на него уже отвечали, но я хочу задать его снова. Вопрос вот какой: с Хитер Бэдкок вы или ваша жена раньше были знакомы?
Джейсон Радд отрицательно покачал головой:
– Ни в коей степени. По крайней мере я видел ее впервые в жизни. Я получил от нее два письма от имени «Службы скорой помощи Святого Иоанна», но лично с ней я впервые встретился за пять минут до того, как она умерла.
– Но она утверждала, что встречалась с вашей женой?
Джейсон Радд кивнул:
– Да, двенадцать или тринадцать лет назад. На Бермудах. Было какое-то сборище на свежем воздухе в поддержку «Службы скорой помощи». Марина, как я понимаю, его открывала. И миссис Бэдкок, едва ее представили, начала взахлеб рассказывать какую-то длинную историю, как она, хотя лежала в постели с гриппом, все-таки поднялась, пришла туда и взяла у моей жены автограф.
Ироничная улыбка снова искривила его лицо.
– Могу сказать, главный инспектор, что такое случается на каждом шагу. Обычно толпы людей выстраиваются для того, чтобы взять у моей жены автограф, и эта минута навсегда остается в их памяти дорогим воспоминанием. Понятно, для них это целое событие. Естественно и то, что моя жена из тысяч охотников за автографами никого не помнит. Так что в ее памяти не осталось никаких воспоминаний о мимолетной встрече с миссис Бэдкок.
– Да, это вполне понятно, – согласился Крэддок. – Сторонний наблюдатель сказал мне, мистер Радд, что вид у вашей жены, пока она выслушивала историю Хитер Бэдкок, был несколько рассеянный. Вам тоже так показалось?
– Весьма возможно, – сказал Джейсон Радд. – Особой выносливостью Марина не отличается. Разумеется, она привыкла к тому, что я назвал бы публичной деятельностью, и выполняет эти свои обязанности почти машинально. Но к концу долгого дня внимание ее обычно ослабевает. Возможно, тут был как раз такой момент. Честно говоря, я ничего особенного не заметил. Хотя минутку… Она как-то не торопилась ответить миссис Бэдкок. Я даже, если не ошибаюсь, легонько толкнул ее локтем.
– Может быть, что-то отвлекло ее внимание? – предположил Дермот.
– Не исключено, но допускаю, что просто сказалась усталость.
Некоторое время Дермот Крэддок молчал. Он смотрел в окно на несколько мрачноватый пейзаж – Госсингтон-Холл густой стеной окружали деревья. Он перевел взгляд на картины, висевшие на стенах, и наконец снова посмотрел на Джейсона Радда. Лицо последнего выражало внимание, но и только. Прочитать его мысли и чувства не представлялось возможным. Держался он любезно и совершенно раскованно, хотя на душе у него, подумал Дермот, могло твориться что угодно. Это был человек исключительных умственных способностей. Из такого ничего не вытянешь, если он сам этого не захочет… разве что выложить козырную карту? Дермот принял решение. Именно так… по козырям.
– А вам не приходило в голову, мистер Радд, что Хитер Бэдкок была отравлена случайно? Что в действительности отравить хотели вашу жену?
В комнате повисло молчание. Джейсон Радд нимало не изменился в лице. Дермот терпеливо ждал. Наконец Джейсон Радд глубоко вздохнул и словно сбросил с себя ношу.
– Да, – негромко произнес он, – вы совершенно правы, главный инспектор. Я с самого начала был в этом уверен.
– Но вы ничего об этом не сказали ни инспектору Корнишу, ни во время дознания.
– Не сказал.
– Почему, мистер Радд?
– Если я отвечу вам, что это лишь мое убеждение, ни на чем не основанное, такой ответ будет достаточно верным. Факты, которыми располагаю я, в той же мере доступны и служителям закона, а они, пожалуй, определяют истину с большей компетентностью, чем я. О миссис Бэдкок как о человеке мне не известно ровным счетом ничего. Допускаю, что у нее были враги, решившие подсыпать ей роковую дозу именно во время этого конкретного сборища, хотя такой вариант выглядит несколько странным и притянутым за уши. И все же это возможно – именно потому, что людей собралось предостаточно, прием большой, много гостей, которых вообще мало кто знает, и в такой обстановке обвинить в преступлении конкретное лицо довольно трудно. Все это так, но буду с вами откровенным, главный инспектор. Я промолчал совсем не по этой причине. Причина в другом. Я не хотел, чтобы у моей жены хотя бы на секунду закралось подозрение, что только чудо спасло ее от смерти и отравить хотели именно ее.
– Благодарю за откровенность, – сказал Дермот. – Хотя ваш мотив мне не вполне понятен.
– Правда? Что ж, постараюсь объяснить. Чтобы это понять, нужно знать Марину. Она из тех, кому позарез нужно быть счастливым и уверенным в себе. В материальном отношении жизнь ее сложилась весьма удачно. Она хорошо известна в мире искусства, а вот на личном фронте… счастье от нее все время ускользало. Сколько раз ей казалось, что вот наконец-то она обрела счастье, приходила в безумный и безудержный восторг – а потом все ее надежды терпели крах. Она, мистер Крэддок, не способна воспринимать жизнь трезво и рассудочно. Каждый раз, вступая в брак, она, словно читающий сказку ребенок, ждала: вот теперь она заживет счастливо, отныне и во веки веков.