...Имеются человеческие жертвы
Шрифт:
А ее не было.
«Да что же это? — воскликнул он внутренне — Сама ведь на встречу вызвала. Уж не случилось ли чего, упаси бог!»
За домом, конечно, могли наблюдать. Планировка огромного двора словно и была рассчитана на это.
— Ну так куда? — с недоумением повернулся к нему водитель.
— Прямо, как всегда, — пробормотал Турецкий и вдруг увидел Наташу. Она стояла за стеклом не своего, а соседнего подъезда и смотрела на улицу, поджидая своего спасителя.
— Вот что, друг, — сказал Турецкий. — Ты только не подумай чего.
— Э-э, да ты чего это?! — часто-часто задышал хозяин «Запорожца», судорожно нагнувшись и пытаясь нащупать лежащую где-то под ногами тяжелую монтировку.
— А ну, глянь! — тихо сказал Турецкий и показал свое удостоверение.
— Видал я ваши ксивы! — вскинулся мужик. — Этого мне еще не хватало! Держи свои бабки и вали!
— Жаль, — сказал Турецкий. — А с виду — человек как человек.
— О, ч-черт! Ну хрен с тобой! Где, говоришь, остановиться?
Через несколько секунд они поменялись местами. И пока Турецкий, сделав круг по двору, вновь направил машину к тому подъезду, где стояла Санина, он отдал владельцу «ушастого» нужные инструкции.
— Выйдешь из тачки, войдешь в подъезд, там стоит девушка, скажешь: «От Турецкого» и приведешь в машину. Все!
— Так вы и есть Турецкий?. В газетах про вас тут писали...
— Я самый, — сказал Александр Борисович. — Ну, давай, друг, некогда!
Он видел, как отшатнулась Санина от его посланца, но потом, узнав его за рулем, торопливо вышла и почти бегом приблизилась к «Запорожцу». Пригнувшись, протиснулась на заднее сиденье, и Турецкий с силой надавил на газ. Развалюха затарахтела, как маленький танк, однако резво взяла в карьер.
— Не газуй, не газуй! — взвыл хозяин.
Через несколько минут они уже вновь спускались по дороге с холма. Все трое тяжело дышали. Турецкий глянул в зеркало. Никто не тащился за ними, и он остановил машину и показал рукой, чтобы хозяин занял свое капитанское место у штурвала.
— Так куда мы поедем? — обернулся он к Наташе. — Разговор, как я догадываюсь, будет долгим, а я не знаю здесь ничего.
— Вы знаете дорогу на Чигриновку? — спросила она водителя.
— А то! Значит, туда?
Она кивнула. И они потащились, и вскоре крашеный-перекрашеный «пожарный» «Запорожец» влился в поток машин, пересек город и оказался на шоссе, петляющем параллельно руслу реки. Турецкий сидел рядом с Наташей. Говорить в грохочущей машине было невозможно, и они молчали. А где-то через час уже были на берегу, глядя на широкий серый плес и теряющийся в тумане противоположный берег. Водитель остался ждать их в чайной, перелицованной на новый манер в пиццерию «Счастливого пути!».
49
— Я расскажу вам все, — начала она. — Все, от начала до конца. Я должна была сделать это раньше, рассказать ему, Володе, и если бы я в свое время решилась на это, скорее всего, он был бы жив. А мне теперь чего-то бояться или стесняться уже нечего. Мы взрослые люди, и я верю вам. Но прежде всего — вот рюкзак. Здесь все Володины материалы. Может быть, самые важные. Вам они пригодятся наверняка, а мне их держать у себя опасно. Там, в его квартире, уже наверняка пошарили чужие руки. В общем, слушайте...
Ее рассказ продолжался не меньше часа, и Турецкий ни разу не перебил ее. Закончила она, постаравшись слово в слово воспроизвести их диалог с Клемешевым через стальную дверь этой ночью.
— Спасибо, — сказал Турецкий. — Все это не просто важно, а архиважно. И за доверие ваше спасибо. По-моему, вам не в чем себя винить, все так понятно по-человечески...
— Я знаю совершенно точно, он не тот, за кого себя выдает. Я уверена, он связан с самыми темными силами. И сегодняшний ночной визит наверняка тоже был неспроста.
— Да-да, — кивнул Турецкий, — есть над чем подумать... Сколько, говорите, весил тот «дипломат»? Сорок два кило? Что же там могло у него быть?
— Сначала я подумала — золото, — сказала Наташа. — Ну, доллары, золото, понимаете? Но потом у меня появилась другая идея. Возможно, это бред... Дело в том, что мой покойный отец был директором особо секретного оборонного завода, где делали самую серьезную... стратегическую продукцию. Я, конечно, знаю мало, сам папа никогда ничего такого не говорил, однако слышала, что в числе их изделий были и... компоненты мобильного ядерного оружия... Радиоактивные вещества... ну, скажем, оружейный плутоний... Он ведь такой же тяжелый, как золото, но в десятки раз дороже... Был слух, будто вскоре после смерти отца там у них на спец складах обнаружилась какая-то пропажа... Понимаете, если бы вдруг какую-нибудь из этих пропавших деталей нашли у нас дома, подумали бы только на отца...
— Так-так... — задумчиво проговорил Турецкий. — А потом вдруг ни с того ни с сего этот шум на Западе насчет нелегального вывоза этого самого плутония. Хм! Миф, легенда, газетная утка? Почему-то и наши и за границей поспешили замять эту историю...
Оба замолчали.
— Ну хорошо, — сказал Турецкий. — Меня интересует еще один эпизод. Там, кажется, обозначилась какая-то важная зацепка. Вы говорили, во время демонстрации в то воскресенье, когда началась заваруха на площади, вас вытащил оттуда какой-то человек.
— Ну да... Такой высокий, спортивный, лет тридцати восьми — сорока... А сегодня ночью он, Клемешев, то ли проговорился, то ли нарочно сказал, что это был его человек. Которого якобы он и послал, чтобы тот меня спас и вытащил из давки.
— И вы больше никогда не видели его? — спросил Турецкий.
— Я увидела его минут через десять, на улице. Я шла как пьяная, меня обогнали двое кавказцев, я еще внимание обратила, оба были одеты одинаково, как близнецы. И какие-то очень озабоченные они были, не такие, как все.