«...Расстрелять!»
Шрифт:
И за Серёгой тоже наблюдали. Один из наблюдателей, подставив вертикально под Серёгу швабру, — этот неизменный инструмент для шуток — крикнул ему истошно: «Серёга, прыгай!» Если военнослужащему вот так неожиданно над ухом крикнуть: «Прыгай!», он прыгнет. Серёга прыгнул и попал на кол. В таких случаях писатели пишут: «Раздался ужасный крик».
Но зря вы про нас думаете плохо: весь кубрик бросился на помощь.
Если у нас на флоте с товарищем случается неприятность подобного рода, все бросаются ему на помощь, все как один человек. Над Серёгой, в конце концов потерявшим сознание,
Дежурная медсестра Сонечка сидела и плакала изумрудными глазами. Дежурный врач ушёл на обед, и Сонечка осталась единственной на всю санчасть прислужницей милосердия. Перед ней лежал платок, куда, побродив по щекам, стекали слёзы. Сонечка шумно тянула носом, отчего влага на щеках её шла рябью, изменяя направление. Эпизодически Сонечка вздыхала и оглушительно сморкалась на весь коридор. Она оплакивала любовь.
Сонечка не сразу смогла понять, что от неё хотят, когда перед ней на белой простыне, как рождественский кабан, появился Серёга с палкой. Сонечка потрогала пальчиком палку и удивилась.
Ей наперебой начали объяснять, что личный состав кубрика здесь не при чём, что стояла где-то палка и рука судьбы взяла Серёгу за шиворот и надела его на эту палку, и вот теперь он здесь с нетерпением ожидает, когда же он будет без палки. Сонечка ещё раз потрогала палку и ещё раз ничего не поняла.
Трудно от своих переживаний с ходу перейти к чужим.
В задних рядах испытывали нетерпение.
— Давай вынимай! — кричали в задних рядах. — Человеку же больно!
Тому, кто поставил палку и крикнул: «Прыгай!», давно набили рожу, и теперь, с набитой рожей, он суетился больше всех. «Лечи!» — кричал он.
Пришёл дежурный врач, выгнал всех и расспросил Сонечку. И Сонечка поведала ему, что личный состав кубрика здесь не при чём, что стояла где-то палка…
«Скорая помощь» пришла всего-то через часок. В госпитале ещё два часа искали хирургов: они куда-то исчезли. В это время Серёга лежал под простыней, а шофер «скорой помощи» выравнивал живую очередь, идущую к телу, и объяснял, что личный состав кубрика, самое смешное, здесь не при чём…
Все подходили, смотрели, трогали палку и удивлялись, как это она прошла через штаны. Палку потрогало минимум сто рук. (Некоторые трогали двумя руками).
Серёге вырезали полтора метра кишок и уволили в запас.
— Почему в запас? — спросите вы, может быть. Потому что то количество кишок, которое было рассчитано на двадцать пять лет безупречной службы, ему выдернули за один раз.
Ох, уж эти русские!
Нашему командиру дали задание: в походе сфотографировать американский фрегат, для чего его снабдили фотоаппаратом с метровым объективом и научили, как им владеть.
Командир вызвал начальника РТС и обучил его, чтоб самому не забыть.
Начальник РТС вызвал старшину команды и, чтоб где-то отложилось, провёл с ним тренировку.
Старшина команды вызвал моряка и провёл с ним занятие, чтоб закрепить полученные навыки.
Словом, всё было готово: люди, лодка, плёнка. И фрегат где-то рядом был.
Как-то днём всплыли. Средиземное море. Духотища. Солнце жарит в затылок. В глазах круги.
И вдруг американский фрегат, чёрт возьми, вот же он, собака, взял и пошёл на сближение. Командир с мостика заорал:
— Аппарат наверх! Жива!
Фрегат приближался исключительно быстро. Аппарат притащили.
— Сейчас мы его нарисуем, — сказал командир и припал к аппарату. Видно было, конечно, но всё-таки лучше бы повыше.
— Как РДП, старпом?
— В строю, как всегда, товарищ командир.
— Знаю я ваше «как всегда». Давай его наверх. Я сяду на поплавок, а вы медленно поднимайте. И скажешь там этим… сынам восходящего солнца, если они меня уронят, я им башку оторву.
РДП — это наше выдвижное устройство. Оно удлиняет наши возможности, и без того колоссальные. Это большущая труба. А сверху на ней поплавок, там действительно человека можно поднять.
Такого Средиземное море ещё не видело: наш голый худющий командир, с высосанной грудью с метровым аппаратом на шее, медленно плывущий вверх.
— Хватит — крикнул командир, и движение застопорилось.
Фрегат был уже совсем рядом, и командир снова припал к аппарату.
— Давай вниз, — крикнул командир через две минуты.
Что-то не получилось вниз. Заклинило что-то.
— Смазан же гад, ездил же вчера, — чуть не плакал старпом.
Фрегат уже давно умчался, а наш полуголый командир всё ещё торчал высоко поднятый над морской гладью, размахивая аппаратом и вопя что есть силы.
На следующий день итальянские газеты вышли с огромной фотографией. На ней была наша лодка с поднятым РДП, а на нём наш мечущийся командир с высосанной грудью; на шее у командира висело чудо техники — фотоаппарат с метровым объективом. Отдельно была помещена вопящая командирская физиономия. Надпись под ней гласила: «Ох, уж эти непонятные русские».
А вот наши снимки не получились, впопыхах забыли в аппарат вложить плёнку.
Пеноообразователь
Настоящий офицер легко теряет ботинки. Выходит из дома в ботинках, а потом, смотришь, уже карабкается, уже ползёт в коленнолоктевом преклонённом суставе, без ботинок, в одних носках.
У меня командир любил без ботинок лазить по торцу здания. Скинет ботиночки — и полез. Сейчас он уже адмирал. Должен же кто-то служить в жутких условиях вечного безмолвия. Вот и служит, а чтоб сам лучше служил да ещё и других заставлял, — адмирала дали.
Все его считали балбесом. Он ни бельмеса ни в чём не понимал. Даже за оскорбление считал что-то понимать, но мог потребовать со всей строгостью, привлечь, понимаешь, мог к ответственности.