04.1912
Шрифт:
— Это ты! — воскликнул он. — Ты — та самая девчонка?!
Лиззи отступила на пару шагов. Мальчик спрыгнул с ограждения и сдёрнул шляпу. Он не отводил от Лиззи растерянного взгляда, и Лиззи, в свою очередь, тоже не могла перестать смотреть на него.
На вид мальчишке было примерно столько же лет, сколько и ей. К его бронзовому от загара лбу прилипли нечёсаные пряди чуть вьющихся тёмных волос. Его длинные, густые и широкие брови-гусеницы озабоченно хмурились. Поблескивающие под этими бровями глаза были быстрые, тёмные, миндалевидной формы, озорные, как у умного старого лиса. Мальчишка возвышался над Лиззи примерно на половину ладони, и его жалкие тряпки висели на нём, как на видавшей виды старой вешалке. Хоть мальчик и не был коренастым, Лиззи чувствовала потаённую силу в его узловатых костлявых руках и длинных сухих ногах. О таких, как он, мисс Мэйд мудро говорила: «пауки недобитые». Тем не менее, страха перед тем, что кто-то всё же может его добить, Лиззи в мальчишке не заметила. Напротив, её безмерно раздражала слабая искорка насмешки, которую она видела у наглеца в глазах. Лиззи не могла избавиться от убеждения, что мальчишка смотрит на неё как на неразумное существо низшего порядка, хотя это именно ему полагалось сейчас сидеть в своей каюте для третьего класса.
Молчание затягивалось.
— Ты… — Лиззи выдохнула и снова спросила: — Что ты тут делаешь?
— Я путешествую, как и ты, — ответил мальчик, — билет у меня есть.
— Ты не должен здесь находиться! Как ты вообще сюда попал?
— Перелез, — не стал врать мальчишка, — по канатам.
Лиззи с сомнением поглядела через плечо. Хоть канаты и были достаточно крепкими, она поверить не могла, что по ним возможно взобраться, в особенности тогда, когда корабль плывёт. Поэтому Лиззи насупилась и уверенно заявила:
— Ты меня обманываешь!
Мальчишка едва было не выронил шляпу.
— Да с чего бы это?
— Разве я могу это знать? Но я уверена, что ты меня обманываешь.
— А что я тогда, по-твоему, тут делаю? — удивился мальчик. — Ты ведь сама видела, что я плыву третьим классом. Таких, как мы, наверх не пускают.
Лиззи отвернулась. Когда она смотрела на мальчика, у неё в голове тотчас всплывали воспоминания об её конфузе при посадке и о разочаровании, испытанном по её вине мисс Мэйд.
— Вот возьму и расскажу всем, что ты сюда перелез, — сказала Лиззи мстительно, — и тогда тебя накажут!
— Кому ты расскажешь? — пожал плечами мальчик.
— Кому-нибудь! — отрезала Лиззи. — Позову стюарда… или вообще найду самого капитана, и тогда тебе не поздоровится!
Она даже себя не смогла убедить в том, что так и поступит. Когда она перевела взгляд на мальчика, оказалось, что тот ни волос не сдвинулся с места. Он с нескрываемым жадным интересом обшаривал взглядом палубу, словно бы уже прикидывал, что здесь можно стянуть. К счастью для Лиззи и для её неожиданного собеседника, ни один из прогуливающихся пассажиров не обратил внимания на внезапное появление постороннего элемента. Лиззи бессознательно сделала шаг в сторону и застыла между мальчиком и весьма оживлёнными джентльменами, которые прилепились к борту напротив них. Джентльмены наперебой указывали в сторону причала своими шляпами и тростями и высказывали предположения насчёт того, когда же «Титаник», наконец, выпустят из порта.
Лиззи задумчиво посмотрела на канаты и прикусила губу.
— И всё-таки…
— Как я это сделал? — угадал мальчик.
Лиззи осторожно кивнула.
— Раз ты настучишь на меня стюардам или команде, я тебе ничего не расскажу, — отрезал он, — ведь, если меня высадят в Шербуре, в этом будешь виновата ты.
Лиззи фыркнула.
— Я не буду обращаться к стюардам, если ты докажешь, что ты действительно умеешь лазать по канатам. Слезь обратно и вернись — у меня на глазах, — скомандовала она. — А я буду стоять здесь и с места не сдвинусь, чтобы ты меня не обманул!
— Хочешь, не сдвигайся, — пожал плечами мальчик, — только смотри внимательнее, чтобы ничего не пропустить.
Лиззи распахнула глаза и уставилась на мальчика, как гиена — на долгожданную добычу.
— Начинай, — непререкаемым тоном скомандовала она. — У меня — на глазах.
— Без вопросов, — ответил мальчик.
Он с такой показательной ленцой и свободой сбросил куртку, что Лиззи сердито заскрипела зубами. Оставшись в рубашке, которая была весьма неаккуратно заправлена в видавшие виды штаны, мальчишка бросил на палубу шляпу, закатал рукава и обеими руками схватился за грубый канат. Лиззи подалась ближе и ненароком наступила на куртку мальчика. Тот сразу обернулся.
— Эй! — возмущённо сказал он хриплым тихим голосом и покосился на джентльменов у противоположного борта. Те по-прежнему любовались морскими водами и спорили, когда «Титаник» отправится в плавание. — Это моя единственная приличная куртка, если что, — он сердито оскалился, — я бы, на твоём месте, не стал по ней топтаться. Поимела бы ты хоть какое-нибудь уважение, что ли?
Лиззи показательно убрала туфлю с куртки и упёрла руки в бока.
— Может, ты перестанешь обманывать? — поинтересовалась она. — Ты просто не знаешь, что делать дальше, так и признайся.
— Вот уж нет! — мальчишка был точь-в-точь как маленький цыган, когда смотрел на неё этим своим пронзительным непокорным взором, обеими руками вцепившись в кручёный канат. — Смотри и учись!
Лиззи с готовностью задрала подбородок.
— Смотрю — и учусь! — подтвердила она.
И в это же мгновение мальчик пополз. Он обвил канат руками и ногами, прижался к нему, как боа — к шее респектабельной дамы, и его тело вдруг сжалось, словно бы сплюснутое невидимым прессом. В следующую секунду оно распрямилось, гибко и стремительно, как пружина, и руки мальчика оказались чуть выше. Мальчишка поджал скрещенные тощие ноги, торчавшие из непозволительно коротких штанин, подтянулся, и Лиззи с удивлением заметила, что он уже висит над её головой, как обезьянка. Мальчик скорчил ей гримасу, спрятал лицо в тени и отпустил руки. Теперь он болтался на канате над морем, оседлав этот канат, словно коня, и удерживался на нём лишь с помощью ног. Лиззи инстинктивно прижала ладони ко рту; её сердце затопил ужас.
— Что ты делаешь?! — шёпотом вскрикнула она. — Господи, ведь ты разобьёшься!
— Смотри и учись, — назидательно повторил мальчишка и снова взялся за канат обеими руками.
Он прильнул к просмолённым верёвкам всем тощим нескладным телом, и Лиззи показалось, что она может различить под тканью лёгкой рубашки, как напряглись мускулы его рук. Затем мальчишка снова сжался, поплотнее обвил канат ногами и заскользил вниз. Его руки передвигались так быстро, что Лиззи успевала улавливать лишь отдельные их движения. Казалось, мальчик торжественно соскальзывает, утягиваемый неведомыми силами. Апрельский ветер раскачивал канат, но лицо мальчика оставалось совершенно спокойным. Он скользил всё дальше вниз, уплывая у Лиззи из поля зрения. Лиззи нерешительно шагнула к борту и перегнулась через него. Теперь она могла видеть только чёрные вихры волос мальчишки и раздувающиеся рукава его рубашки. Мальчишка соскользнул ещё ниже, затем в мгновение ока раскрутился вокруг своей оси и очутился по другую сторону каната. Он сжимался и растягивался, уверенно переставляя руки и ноги, и Лиззи даже позабыла, что он может и должен существовать без этого каната. Казалось, мальчишка и канат родились в один и тот же миг, вышли из одной и той же утробы, сплетённые в объятии, как братья-близнецы.
Через несколько мгновений мальчишка снова очутился у Лиззи над головой, довольно хмыкнул и спрыгнул на борт. Лиззи подскочила к нему и попыталась схватить за башмак: он вдруг зашатался, как будто бы готовый свалиться в воду. Но мальчик отогнал её чуть слышным окриком:
— Эй, это я сам, я сам, всё в порядке, поняла?
Лиззи отшатнулась. Мальчик выставил в стороны руки — теперь он был похож на птицу, что готовится ко взлёту. Солнце и ветер ударили ему в спину, закутав в сверкающий золотистый плащ, и в следующее мгновение мальчик, торжественно выпрямившись, с грацией короля спустился на палубу. Ветер настойчиво трепал пряди его волос, переплетая и путая их. Лиззи стояла в двух шагах от мальчика, прижав руки к сердцу: наверное, так сильно оно не колотилось даже тогда, когда она потерялась в толпе и едва было не поднялась на борт вместе с пассажирами третьего класса. Мальчик уверенно ухмылялся: кажется, он был по-настоящему доволен своим искусством.