05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Шрифт:
Самое интересное, что за время потасовки ни один из напавших не покушался на Иешуа. Дрались только с учениками, а о самом главном возмутителе спокойствия как бы и забыли. Впрочем, Петр был спокоен за Иешуа: кто-кто, а он-то защитить себя сможет. И драку мог бы предотвратить, да, видимо, хотел посмотреть, на что способна его команда. Что ж, экзамен — если это и впрямь был экзамен — они выдержали…
Но оказалось, что никакой не экзамен, а обыкновенный, хотя и жестокий маневр, имеющий целью отвлечь всех присутствующих от действий самого Иешуа.
Драка остановилась, и все увидели: круглый камень,
Это надругательство над могилой зрители снесли молча. Даже Марфа и Мария, видимо, уже смирились с тем, что воинство Иешуа пришло сюда осквернять святыни и грабить мирных жителей. Женщины молчали, смотрели зло, даже не плакали.
Злобы, надо сказать, было вообще много. Темная, острая, пахнущая гнилью, она ощущалась Петром очень явно. Странно, но в пестрой палитре запахов Мастера запах злобы был близок запаху горя… Впрочем, реальный запах тлена чувствовал не только он. Все, кто стоял близ входа в могилу, невольно поморщились: четыре жарких дня для тела Лазаря не прошли даром.
Невзирая на это, Иешуа вошел внутрь и растворился в темноте.
Все ждали, что же будет дальше. Иешуа не выходил долго. Люди стали усаживаться на землю: никто не хотел уходить, не узнав, чем закончится злая комедия.
Кто-то выкрикнул:
— Он что, Лазаря оживить хочет?
В ответ ему засмеялись — о сохранении благоговейного уважения к мертвому после такого уже никто и не думал.
Ученики на смех не ответили. Они хранили каменное выражение лиц, и только Андрей морщился от боли — досталось ему изрядно.
В душе же у каждого из учеников сейчас был полный сумбур: правоверный израильтянин вел невидимую борьбу с раскольником-революционером. Иешуа, будь он хоть трижды Машиах, осквернил могилу. Это факт. Но почему-то ученики верили в то, что дело, которое задумал Равви, — правое, и потревоженный мертвец — ничто по сравнению с…
С чем? С «правым» делом? Но никто из них, думал Петр, замечательных ребят, не может сформулировать ту идею, за которую они бросились в драку пять минут назад. Машиах повел, а они пошли… Эх, ребятишки! Знали бы вы, во что ввязались. Самое крамольное, что вы можете себе представить — именно это ваш Машиах и задумал. Покамест вы идете, влекомые силой его личности, но потом, гораздо позже, пойдете сами по той дороге, что Он вам укажет. И вести вас будет его Вера, которая станет вашей. Та самая, которую не измерить и не взвесить, за которую Петр сам готов был буйную голову сложить в местном иудейском бурьяне. Не за свою веру, а, по сути, за веру всех тех своих современников, над чьими кроватями висит распятие, тех, кто ходит по воскресеньям в церковь и у кого слом мог отнять эту веру…
А вот, к слову, и Лазарь.
… Петр услышал, а точнее, это вломилось ему в мозг: что? как? почему?..
Все, бывшие в этот момент возле могилы, задали себе эти немые, но очень для Петра громкие вопросы. Даже не себе, а своим глазам. Но увиденное было реальностью —
Лазарь — то есть тот, кто, по идее, должен быть Лазарем, — сделал несколько шагов вперед, споткнулся, схватился за камень, чтоб не упасть. Иешуа позади хлопнул себя ладонью по лбу — вот ведь не сообразил! — и со смехом стянул материю с головы человека.
Все это время наблюдавшие сие странное действо не проронили ни звука, но теперь, когда в вышедшем из могилы они узнали Лазаря, поднялся крик, началась паника, кое-кто развернулся и пустился наутек. Мария и Марфа плакали молча, глядя на воскресшего брата, как на… чудо? Да, чудо и есть. Остатки сомнения еще пытались возразить, что это не Лазарь, а заранее посаженный в могилу человек, похожий на их брата, и все это — не более чем издевательский розыгрыш злого Иешуа, но эти мысли стремительно исчезали. Перед ними был действительно их брат. Настоящий. Бледноватый, конечно, да и глаза слегка ошарашенные, но ведь оно и понятно — полежи-ка в могиле четверо суток!
Иешуа, легонько поддерживая Лазаря за руки, свел его вниз, к сестрам, взъерошил ему волосы, улыбаясь, сказал:
— Ну, что, неплохо сохранился? Не испортился?
Марфа осторожно дотронулась до лица брата, который до сих пор не проронил ни единого слова.
— Лазарь… Брат… Это ты? — Женщина не верила тому, что видит.
— А кому… — сказал Лазарь хрипло. Откашлялся. — А кому ж еще быть, как не мне?
— Брат! — Теперь уже Мария бросилась на него с объятьями, стала разматывать белое полотно, облепившее Лазаря, вытирать ему тело краем своего платка.
Петр, наблюдая эту мелодраматичную картину, не забывал проверять эмоциональный фон учеников Иешуа и в который раз попытался услышать самого Машиаха. Это, конечно, не удалось, а мысли ребят отчетливо улавливались. Странно — никакого удивления. Будто так и должно быть. Та самая гордость за своего Учителя — есть, удовлетворенность от выполненного дела — тоже имеется, но восхищения, шока, восторга — ничего такого нет. Будто они уже привыкли к причастности чудесам, творимым Машиахом, и воспринимают воскрешение Лазаря просто как очередной успешный эксперимент. Похоже, промыл ты им мозги, Иешуа, прежде чем приблизить к себе. А может, оно и правильно — лишние эмоции могут повредить в решающий момент.
А театр между тем продолжался.
Марфа и Мария повели брата под руки домой, щебеча наперебой всякую всячину, начиная от того, как они по нему скучали, заканчивая тем, что дома много еды. Лазарь рассеянно кивал головой и все оглядывался на Иешуа — идет ли тот следом? Интересно, понял ли он, что с ним произошло?..
— Пока нет. — Иешуа, как всегда, внезапно ответил на мысленный вопрос расслабившегося Петра. — Пока не понял, но я ему еще объясню. Ему нужно время. Иешуа явно был доволен собой.