10 мифов о России
Шрифт:
Эти слова помню и по сей день. Я ощутил их как пощечину, да и все присутствовавшие были удручены.
Конечно, мы попытались разъяснить, что неудачи временные, что вернемся обратно. Но, откровенно говоря, не осталось уверенности, что успокоили старого солдата, дважды раненного в Первую мировую войну и теперь прикованного к постели. При расставании он сказал:
— Если бы не эта проклятая болезнь, ушел бы защищать Россию.
Снова в пути. Шагаю, а из головы никак не выходит эта изба, обреченная на бедствия семья, старый колхозник. Упрек его справедлив...» [181]
Стыдно
181
Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Воениздат, 1997. С. 87-88.
Итак, миф о бездарности и некомпетентности русского офицерского корпуса не выдерживает проверки фактами. Впрочем, есть и еще одна важная составляющая этого мифа — отношение офицера к подчиненным. Считается, что офицеры старой армии считали своих подчиненных «людьми второго сорта», не брезговали рукоприкладством и руганью, потому и расправа над офицерами в момент начала революции была хотя и жестокой, но справедливой. Жестокий, презирающий солдат офицер — почти обязательный персонаж советских книг или фильмов о старой русской армии. А что же было на самом деле?
Для ответа на этот вопрос расскажем читателю об одной характерной особенности русской армии, совершенно не свойственной ни советской, ни современной российской армиям. Речь идет о достаточно широкой открытости и публичности армии. Это проявлялось во всем. Например, в подробных описаниях боев и походов, написанных самими участниками, — книга «Сибирская казачья дивизия в походе против Японии в 1904—1905 гг.» вышла из печати уже в 1912 году с подробным описанием боевого пути соединения, всех имевшихся боев, разбором упущений и ошибок. Можете себе представить книгу «Софринская бригада ВВ МВД РФ во втором чеченском походе», изданную в 2008 году?
Текущие армейские проблемы достаточно открыто обсуждались и на страницах военной периодики, и в печати. Обсуждалась активно и проблема взаимоотношений офицера с подчиненными. Необходимо отметить, что русскому офицеру доставался новобранец физически крепкий, но часто необразованный (даже в 10-е годы XX века число неграмотных новобранцев было около четверти), которого предстояло обучить военному делу на самом современном уровне. Отсюда понятно внимание, которое уделялось проблемам военной педагогики в дореволюционной России. Надо отметить, что русский офицерский корпус в целом неплохо справлялся со своими обязанностями, по крайней мере подготовка русского солдата была адекватной требованиям времени. В ходе Первой мировой войны русский солдат успешно освоил такие новинки техники и тактики, как противогазы, ручные пулеметы, винтовки иностранного производства. Прибывшие во Францию солдаты Первой особой стрелковой бригады были вооружены французским оружием. Военный агент России во Франции граф Игнатьев вспоминал:
«Скажите, — задал мне вопрос генерал Петэн, в армию которого временно входила наша русская бригада. — Неужели ваши солдаты выучились стрелять из нашей винтовки Лебеля?
Этот высокомерный генерал принимал нас тоже почти за лапландцев.
— Наша трехлинейная винтовка сложнее и лучше вашей, — ответил я тогда Петэну» [182] .
182
Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. М.: Воениздат, 1986. С.
Офицеры первой русской особой стрелковой бригады. Франция, 1916 год
Вернемся к проблеме взаимоотношений офицеров и нижних чинов. Для этой работы нами было проанализировано более 50 мемуаров нижних чинов русской армии, опубликованных как в советское время, так и в эмиграции. На основании этого анализа мы можем прийти к следующим выводам — жестокое отношение офицера к солдатам было куда менее распространенным явлением, чем дедовщина в советской или нынешней российской армии. Но в отличие от дедовщины это явление не было системой, а было проявлением порочных качеств человеческой натуры конкретных офицеров. Само офицерское сообщество негативно относилось к «дантистам», хотя и не могло окончательно изгнать их из своей среды. Тем не менее большинство офицеров старались следовать наставлениям, сформулированным еще в 30-е годы XIX века.
«Надобно покорять людей своей воле, не оскорбляя, — господствовать над страстями, не унижая нравственного достоинства, — побеждать сопротивление, не возбуждая покорности; но мы покоряемся охотнее истинному превосходству, душевным качествам, просвещенному уму, искусству привязывать к себе сердца; мы безропотно признаем власть, которая, наказывая проступок, уважает человека. Влияние офицера должно быть основано не на одном мундире, но на нравственном превосходстве» [183] .
183
Волков. Указ. соч. С. 326.
Атака русской пехоты
Отношение к солдату проявлялось и в тактике боевых действий. С одной стороны, важной частью подготовки солдата в русской армии была подготовка к смерти в бою. Война и смерть — понятия неразделимые, и одной из необходимых составляющих моральной и психологической подготовки солдата к войне и к бою была подготовка к смерти. Тема смерти в бою, смерти за государя была одной из основных в тогдашней, говоря современным языком, политико-воспитательной работе. Проще всего это увидеть, если обратиться к текстам русских военных песен. Основной принцип отношения к смерти четко выражен в солдатской песне середины XIX века: «Жизни тот один достоин, кто на смерть всегда готов».Смерть в бою считалась вероятной, более того — практически неизбежной. Солдат царской армии шел в бой умирать:
«Мы смело на врага за русского царя на смерть пойдем вперед, своей жизни не щадя»(песня павловского юнкерского училища);
«За царя и за Россию мы готовы умирать» (солдатская песня);
«Марш вперед! Смерть нас ждет! Наливайте чары...» (песняАлександрийского гусарского полка);
«Под ним умрет драгун беспечный, сложивший голову в бою»(песня 12-го Стародубовского драгунского полка);