10 мифов о России
Шрифт:
«Коль убьют на бранном поле, так со славой погребут, а без славы да неволей все когда-нибудь помрут»(песня Лейб-гвардии Конно-гренадерского полка).
Такие песни (мы привели лишь малую толику) приучали солдат к мысли о возможности смерти в бою, учили не бояться смерти, готовили к ней. В основе этой подготовки было православное учение о смерти и загробном мире. Воин русской армии воевал за веру, царя и Отечество, и смерть в бою рассматривалась не только как воинский, но и как религиозный подвиг.
С другой стороны, одной из традиций русского военного искусства было стремление к «сбережению людей», победе «малой кровью». Это может показаться необычным для читателя, воспитанного на мифе о «не жалевшем солдат» русском генералитете, но факты подтверждают.
Двенадцатого
В советское время гибель «Гангута» обычно подавалась в контексте «глупости и некомпетентности» царского военно-морского руководства, при этом обычно следовала ссылка на статью известного кораблестроителя А.Н. Крылова, в которой доказывалось, что броненосец можно было спасти. Не вникая в существо дела, отметим, что А.Н. Крылов при всем своем огромном авторитете никогда не занимался реально борьбой за живучесть или спасательными работами. Поверим его компетентному мнению, что был способ спасти корабль, но могли найти этот способ те, кто непосредственно стоял на палубах тонущего броненосца?
Двадцать восьмого октября 1955 года весьма похожая катастрофа произошла в советском флоте, когда на главной базе черноморского флота Севастополе взорвался линкор «Новороссийск».
В этих катастрофах много общего — и там и там жертвами ЧП стали корабли, имеющие ограниченную боевую ценность, и там и там в руководство со стороны командования корабля вмешался адмирал в ранге командующего (в 1955 году — и.о. командующего), и там и там эксперты путем последующего анализа находили возможность спасти корабль. И итог одинаков — оба корабля оказались на дне, с одной только разницей — «Новороссийск» прихватил с собой более шести сотен человеческих душ...
И если адмирала Тыртова обвиняли в «некомпетентности» только на страницах печати (и то в основном советской), то «некомпетентность и ошибочность действий» вице-адмирала Пархоменко установила правительственная комиссия...
Сравнение этих двух случаев показывает разность подходов — царский адмирал, плюнув на корабль, спас людей, советский, жертвуя людьми, до конца пытался спасти железную махину...
Безусловно, у этой традиции были и свои издержки. Так, 15 мая 1905 года, на второй день Цусимского сражения, по приказу контр-адмирала Небогатова сразу четыре русских военных корабля спустили флаг перед неприятелем. Свои действия адмирал оправдывал безнадежностью ситуации и стремлением спасти жизни вверенных ему людей. Действительно, отряд Небогатова — последний осколок некогда грозной второй эскадры Тихого океана — находился в безнадежной ситуации — шансов победить или нанести сколько-нибудь существенный ущерб японскому флоту у его кораблей не было. Адмирал знал, что Россия не сможет послать новую эскадру в Тихий океан и не видел другой причины сражаться, кроме чести. Стоит ли честь Андреевского флага и честь адмирала жизни 4000 человек? Не дай бог оказаться перед таким выбором...
Статистика военных потерь наглядно показывает, что старая русская армия умела воевать, причиняя неприятелю большие потери, чем несла сама.
Потери сторон в русско-японской войне 1904-1905 годов [184] :
Итак, «отсталая» русская армия под командованием «бездарных» генералов даже в проигранной войне понесла в два раза меньшие потери, чем победоносные японцы. При этом именно высокие потери, понесенные японской армией, вынудили правительство микадо первым поставить вопрос о заключении мира и подписать мирный договор на весьма умеренных условиях. Более того, подписание мира вызвало волнения в Японии, так как японскому обществу он показался несоразмерным с затратами и успехами своей страны в войне.
184
Под ред. Г.Ф. Кривошеевой, В.М. Андроникова, П.Д. Бурикова, В.В. Гуркина, А.И. Круглова, Е.И. Родионова, М.В. Филимошина. Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. М.: Олма-Пресс, 2001.
Генерал Н.Н. Головин в своем капитальном исследовании «Военные усилия России в Первой мировой войне» приводит следующие статистические данные, сравнивая русские потери с потерями союзной России Франции и ее главного противника — Германии.
СРАВНЕНИЕ КРОВАВЫХ ПОТЕРЬ В РУССКОЙ АРМИИ С ТАКОВЫМИ ЖЕ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ И ГЕРМАНСКОЙ АРМИЯХ [185]
Обратите внимание на последний столбец таблицы. Приведенный в нем параметр показывает, что у солдата русской армии было примерно в полтора раза больше шансов остаться живым и невредимым, чем у его французского союзника и немецкого противника.
185
Головин Н.Н. Военные усилия России в Первой мировой войне. М.: Кучково поле, 2001. С. 138.
Как тут не вспомнить, что во Вторую мировую войну наша страна понесла наибольшие людские потери из всех стран-участниц. Одно время этим фактом даже гордилась наша пропаганда, выставляя его как доказательство «решающего вклада Советского Союза в разгром германского фашизма». Вклад, конечно, решающий, спору нет, но какой ценой...
По сию пору мы не знаем точно, сколько погибло наших сограждан в период между 1941 и 1945 годами. 27 января 2009 года президент России Д.А. Медведев дал указание министру обороны РФ А.Э. Сердюкову подготовить полный список потерь в годы Великой Отечественной войны. Может, на этот раз и получится «всех поименно назвать», через 65 лет после конца войны...
Таким образом, миф о «бездарных и косных» русских генералах не выдержал проверки фактами. Вооруженные силы при всех своих недостатках (а у кого их нет?) надежно выполняли свою главную функцию — защиту отечества. Русские генералы при всем своем консерватизме были не чужды веяний прогресса, умели профессионально воевать, и, что важно, — воевать малой кровью, сберегая жизни солдат. Образ русского офицера — умелого, благородного воина, преданного своему государю и любимого солдатами, — занял свое место в истории наряду с лучшими образцами рыцарства и воинской доблести.
Миф десятый.
О РУССКОМ ПЬЯНСТВЕ
Миф о русском пьянстве пытались разоблачить еще в советское время. Но эти попытки производили странное впечатление. «Некоторые думают и говорят о том, что у нас, мол, много водки пьют, а за границей, вот, мало пьют. Это в корне неверное представление. Вот цифры душевого потребления водки, вина и пива в переводе на чистый спирт в 1931 году во Франции — 18,9 литра, в Бельгии — 11,2, в Англии — 3,2, в СССР — 1,6... Но почему же до сих пор шла слава о русском пьянстве? Потому, что при царе народ нищенствовал, и тогда пили не от веселья, а от горя, от нищеты. Пили, именно, чтобы напиться и забыть свою проклятую жизнь. Достанет иногда человек на бутылку водки и пьет, денег при этом на еду не хватало, кушать было нечего, и человек напивался пьяным. Теперь веселее стало жить. От хорошей и сытой жизни пьяным не напьешься... Весело стало жить, значит, и выпить можно...» [186] — так рассуждал сталинский нарком пищевой промышленности Анастас Микоян в 1936 году. Интересные рассуждения — с одной стороны, вроде как разоблачение легенды о русском пьянстве, с другой — описание жуткой картины спаивания народа в старой России, с третьей — рассуждения, что пить можно и от хорошей жизни...
186
Книга о вкусной и здоровой пище. М.: Пищепромиздат, 1952. С. 79.