10 мифов о России
Шрифт:
Видную роль в изучении истории юга России сыграл ростовский чиновник Александр Михайлович Ильин. Он родился в 1870 году в Керчи, окончил гимназию, затем Санкт-Петербургский учительский институт. С 1898 года и до конца своих дней надворный советник Министерства народного просвещения А.М. Ильин проживает в Ростове и свое свободное от службы время уделяет изучению истории города. В самом городе и его окрестностях он проводит многочисленные раскопки памятников разных эпох, от греческих поселений до крепостных сооружений XVIII века. Когда в 1910 году открывается Ростовский городской музей, Ильин безвозмездно передает ему большую часть своей обширной коллекции. В 1909 году он издает книгу, посвященную истории Ростова-на-Дону, которая по сию пору является ценнейшим источником по истории города [29] . В том же году он при поддержке коллег создает Ростовское общество истории древностей, географии и природы, которое вплоть до революции занималось изучением ростовского края. В 1918 году он с группой единомышленников организует в Ростове археологический институт (закрытый большевиками в 1922 году). Советская власть не
29
Ильин А.М. История города Ростова-на-Дону. Ростов-на- Дону: Мини-тайп, 2008.
В небольшом уездном городе Калужской губернии Малоярославце тоже сложился кружок чиновников, активно занимавшихся изучением истории родного края. Его основателем стал чиновник городского суда Иван Иванович Бессонов (1885-1944), одним из видных сотрудников — Николай Павлович Ильин (1872—1948), чиновник Калужской казенной палаты [30] .
И таких примеров — великое множество. Конечно, не все чиновники были такими, но все-таки представление о среде чиновников как о серой невежественной массе мы должны признать в корне неверным. Напротив, царские чиновники были частью культурной элиты России, они не только добросовестно выполняли свои служебные обязанности, но и развивали отечественную культуру.
30
Бауэр А.А. Летописцы малоярославецкого края // Малоярославец (очерки по истории города). Малоярославец, 1992. С. 126.
Звонкое слово «честь» слабо ассоциируется у нас с представителями чиновничьего мира. Честь офицера — да, честь дворянина... Но честь чиновника? Между тем исторические факты говорят о том, что понятие чести не было чуждым ни чиновникам как таковым, ни чиновничеству как сословию в целом.
Несколько лет назад автор сей книги был в гостях у одного московского историка. Мы пили чай, и я обратил внимание на материалы, посвященные Крымской войне, на рабочем столе коллеги. Он перехватил мой взгляд и сказал: «Представляешь, попались мне тут материалы по обороне Петропавловска-Камчатского в 1854 году. И знаешь, что наиболее поразительно? Поведение местных чиновников. Ведь что такое Петропавловск-Камчатский? Заброшенная окраина империи. И чиновники там — типичные персонажи «Ревизора», только вот когда пришла вражеская эскадра, все как один стали защищать город — укрепления строили, ополчение местное собирали, а некоторые даже в бою с десантом отличились. Вот хочу статью об этом написать, хоть и не мой период... »
Не знаю, удалось ли моему коллеге выполнить свое намерение, но надеюсь, что если и не удалось, то удастся — и российская публика сможет ознакомиться с еще одной страницей нашего прошлого. Мне же в материалах по истории Камчатского края попалось упоминание о городском полицмейстере Михаиле Дмитриевиче Губареве, который во время обороны города командовал 2-м стрелковым отрядом и в бою с вражеским десантом захватил знамя английской морской пехоты. За сей подвиг отважный полицейский чин был удостоен ордена Св. Анны с бантом (приказ от 5 марта 1855 года).
Впрочем, русским чиновникам случалось и раньше проявлять храбрость и мужество на поле брани. Причем речь идет не о военных чиновниках и военных врачах, которые присутствовали в боевых порядках войск в силу долга службы, а о вполне обычных провинциальных чиновниках, чьи города оказались на пути наполеоновской армии.
В городе Малоярославце есть небольшая улица, названная в честь местного жителя Саввы Ивановича Беляева, скромного чиновника земского суда, чье имя вошло в летопись войны 1812 года и чьи заслуги были оценены только после его смерти. Поступок Саввы Беляева задержал неприятельскую армию, подошедшую к городу, на несколько часов. В решительную минуту ему пришла в голову простая и смелая мысль — открыть плотину городской мельницы и спустить воду на вражеские понтоны. Достоверных свидетельств о подвиге Беляева практически нет. Упоминание о нем мы встречаем лишь у В. Глинки в книге «Малоярославец в 1812 году». Впрочем, современные исследователи нашли в документах русской армии упоминание о неожиданном подъеме воды в реке Протве, что может служить косвенным подтверждением. Дважды в жизни Беляеву пришлось проявить большое мужество: в 1812 году и в 1830-м (во время эпидемии холеры). Единственную награду за 1812 год — бронзовую медаль — он получил не за подвиг у реки Лужи, а за успешные действия в качестве смотрителя войсковых кордонов и армейского транспорта с провиантом, а также «за содержание в доме своем на собственном иждивении раненых воинов» [31] .
31
Ячник Н.Е. Памятники Отечественной войны 1812 года в Малоярославце // Малоярославец (очерки по истории города). Малоярославец, 1992. С. 166.
Савва Беляев был не единственным чиновником, проявившим мужество в тот день. Утром 11 октября 1812 года, узнав о приближении к городу авангарда наполеоновской армии, городничий Малоярославца П.И. Быковский организовал оставление населением города, а сам с отрядом горожан-добровольцев разобрал (по другим сведениям — поджег) мост через реку Лужу, чтобы затруднить французам переправу. Городничий покинул вверенный ему город последним, когда в него уже начали вступать французские войска.
Через 70 лет, в 1884 году, ветеран Отечественной войны генерал-майор в отставке Александр Яковлевич Миркович обратился с письмом в Малоярославецкую Думу с предложением поставить памятник герою-земляку С.И. Беляеву. В следующем году начался сбор средств на постройку памятника, престарелый генерал первым пожертвовал 100 рублей. За короткий срок по всероссийской подписке было собрано 14 808 рублей 98 коп. По постановлению Малоярославецкой городской Думы от 11 мая 1890 года было решено «поставить памятник в виде городского мужского его имени училища и постановки перед ним бюста С.И. Беляева в вечное назидание молодому поколению его геройского патриотического подвига». По постановлению Думы последовало соизволение на присвоение образованному 3-классному городскому училищу имени Саввы Ивановича Беляева. Проект нового здания училища был разработан архитектором Трубниковым. В 1899 году был открыт и памятник. На небольшом чугунном постаменте с цоколем, облицованным финляндским гранитом, стоял чугунный бюст С.И. Беляева, покрытый бронзовкой. На пьедестале надпись: «Доблестному патриоту С.И. Беляеву благодарная Россия». Вокруг памятника была чугунная ограда на каменном фундаменте.
В конце 30-х годов XX века памятник был уничтожен. Кому он помешал? Неужели скромного судейского чиновника тоже посчитали «царским сатрапом»? Советские же «отцы города» вели себя в момент вражеского нашествия совсем по-другому. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков вспоминал, как в опустевшем Малоярославецком райисполкоме встретил чудом вырвавшегося из окружения маршала Буденного. Городские власти к тому времени уже покинули город, бросив жителей на произвол судьбы.
Впрочем, что там начальники крохотного Малоярославца. В 1941 году советские партийцы бежали целыми обкомами и даже целыми республиканскими правительствами. Так, уже 22 июня бежал из Каунаса в полном составе весь партийный и советский аппарат Литовской ССР. Утром 22 июня депутат Верховного Совета ЛССР и СССР поэтесса Саломея Нерис выступила с призывом к коммунистам вооружиться и защищать город. Поверившим ее призыву литовским коммунистам даже стали выдавать оружие [32] . Однако уже в 15 часов с Каунасского вокзала ушел поезд с семьями партийных и советских работников, а в 19.00 на личных автомобилях из города уехали и сами партийцы. Часом позже Каунас оставили НКГЮ и НКВД, и вся милиция была снята со своих постов. Погрузившись на автомашины со всем своим домашним скарбом (вплоть до кроватей и матрацев), они покинули город вслед за правительством, вызвав невообразимую панику среди населения [33] . Еще шли пограничные сражения, еще отчаянно сражалась на подступах к Вильнюсу 5-я танковая дивизия РККА, на границе геройски дрались гарнизоны недостроенных укреп- районов. А советские партийцы резво катили на машинах подальше от опасности. При оставлении Каунаса были брошены на произвол судьбы важные объекты, включая городскую радиостанцию, паника на улицах города и активизация националистического подполья (а НКВД, которое, по идее, должно было с ним бороться, удрало вслед за партийцами) внесли еще большую смуту и дезорганизацию в тылы действующей армии. А к брошенному советскими аппаратчиками Каунасу немцы вышли только к вечеру 24 июня.
32
Егоров Д. Июнь 41-го. Разгром Западного фронта. М.: Яуза. 2008. С .400.
33
Абатуров В., Морозов М. Неизвестные трагедии Великой Отечественной // Сражения без побед. М.: Яуза. С. 53—54.
Бежали партийцы и из других городов. Бежали на персональных машинах, с комфортом обгоняя толпы беженцев. Генерал Болдин вспоминал, как по дороге к линии фронта ему встретились несколько легковых машин. Впереди «ЗИС-101». Из его открытых окон торчат широкие листья фикуса. Оказалось, что это машина какого-то областного начальника [34] .
Конечно, таким людям памятник Савве Беляеву, что называется, «мозолил глаза». Лишь в 1944 году он был восстановлен на прежнем месте.
34
Болдин И.В. Страницы жизни. М.: Воениздат, 1961. С. 91.
Во второй половине XIX — начале XX века российские чиновники столкнулись с новым врагом — революционерами-террористами. Последние стремились дезорганизовать систему государственного управления, а заодно и посеять панику среди верных правительству людей. «Прежде всего, должны быть уничтожены люди, особенно вредные для революционной организации, и такие, внезапная и насильственная смерть которых может навести наибольший страх на правительство и, лишив его умных и энергических деятелей, потрясти его силу»,— писал в своем «Катехизисе революционера» Сергей Нечаев. Поэтому убийства следовали одно за одним. Стреляли не только в городовых и чинов полиции, стреляли в чиновников почтового ведомства, «реакционных» преподавателей гимназий и профессоров университетов. С августа 1878 до конца 1880 года террористами было убито 27 человек и несколько десятков было ранено.
Убивали отнюдь не тех, кто жестче других боролся с революционерами, а тех, кого было проще убить. 25 марта 1878 года в Киеве был убит жандармский офицер барон Гейкинг. Один из революционеров так писал об этом убийстве: «Этот Гейкинг совершенно никакого зла революционерам не делал. Он относился к своей службе совершенно формально, без всякого особого усердия, а политическим арестованным делал всякие льготы. Его «политические» вообще любили, и Гейкинг считал себя, безусловно, в безопасности. Но именно потому, что он не берегся, его и порешили убить... Но ничего нет легче, как убить Гейкинга, который всем известен в лицо и ходит по улицам не остерегаясь».