10 вождей. От Ленина до Путина

Млечин Леонид Михайлович

Генеральный секретарь к девяти часам утра (если не оказывался в руках врачей) с удовольствием поднимался в лифте в свой кабинет, коротко выслушивал помощников о предстоящем расписании на день и подвигал к себе высокую стопку бумаг. Это было его любимое занятие – читать деловые, политические, разведывательные бумаги, послания, донесения, отчеты. В день он рассматривал теперь лишь по 50–60 документов.

…Вот проект ответа канцлеру Колю о его просьбе помиловать главного военного национального преступника Гесса.

Ответ в Бонн через совпосла. «Сообщите. Вопрос рассмотрен. Советская сторона по-прежнему не видит никаких оснований для освобождения Гесса» {969} .

Черненко с явным удовольствием ставит подпись на ответе Колю. Вообще, как он говорил недавно группе ветеранов, «надо не давать забывать

на Западе, что мы победители…».

…А вот Громыко, Чебриков и Рекунков пишут, что Сахаров обратился за разрешением для выезда в Италию на лечение. Бдительные авторы записки напоминают: еще раньше было принято решение не разрешать, а Боннер, его жена, была там в 75, 77, 79-м годах. Грозят голодовкой? Ну и что? Кормить искусственно… Предупредить жену Сахарова, что если она не прекратит своих провокационных действий, то против нее будет возбуждено дело по статье 190¹ УК РСФСР (порочение советского строя)… {970}

969

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1187. Л. 259.

970

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1193. Л. 81–83.

Черненко, конечно, «за». Что-что, а защищать страну от «отщепенцев» он будет неуклонно.

…А вот интересное донесение. В Москву, по разрешению властей, вернулась СИ. Аллилуева вместе со своей дочерью Ольгой (Линой Петерс) 13 лет… Желает восстановить гражданство, работать, заниматься переводами. Готова выступить в печати, перед журналистами… Говорит, «после всего, что мною сделано, вряд ли стоит быть назойливой» {971} .

Черненко повертел бумагу, подумал, решил – обсудим на политбюро, как быть с блудной дочерью Сталина дальше.

971

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1219. Л. 253–255.

…Бумаги, бумаги. Росчерк его пера – и многое можно решить. Если не в судьбе мира, страны, то в судьбах отдельных людей – это точно. Открыв следующую папочку, Черненко задумался. В американском суде одного из штатов возбужден иск против СССР на сумму 650 млн долларов владельцами облигаций займов бывшего царского правительства… {972} Целых 650 миллионов! Конечно, для нас их суд – чепуха. Но как среагировать? Пусть юристы подумают о форме безусловного отказа.

972

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1220. Л. 171.

…Опять Н.А. Щелоков. Ведь решили его, по предложению Андропова, разжаловать, исключить из партии, лишить звания Героя Социалистического Труда, орденов {973} . А он опять обращается с личным письмом. Да, конечно, он хорошо его знал, даже, пожалуй, был близок к Щелокову. Но зачем передали ему это письмо? Канцелярия недоглядела: такие неприятные вопросы решаются на более низком уровне, тем более что постановление ЦК уже есть…

А вот скучная записка Щербицкого В.В. и Ляшко А.П. о том, как поднять производство зерна на Украине… {974} Тут же предложения, как отметить 50-летие стахановского движения… {975} Записка отдела внешнеполитической информации с предложениями «по усилению разоблачения нарушений прав человека в капиталистических странах…» {976} . Еще одна записка: нужно создать научно-технический совет при мавзолее В.И. Ленина {977} . Генсек что-то помнит: ему однажды показывали в шестом секторе, когда был заведующим общим отделом, несколько папок о больших исследованиях, проводившихся раньше Институтом мозга с «серым веществом» вождя. Помнит по этим документам, что в 1925 году даже было предложение вывезти мозг Ленина в Германию для исследований. Слава Богу, что политбюро пресекло эту попытку. Тогда и была поставлена задача обосновать, материально обосновать гениальность Ленина… {978}

973

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1223. Л. 7.

974

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1190. Л. 3.

975

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1190. Л. 8.

976

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1196. Л. 3.

977

АПРФ. Ф. 3. Оп. 73. Д. 1198. Л. 107.

978

АПРФ. Оп. 22. Д. 310. Л. 1–2, 6–8.

Поэтому создать «научно-технический совет» при мавзолее нужно. Вообще не следует жалеть ни сил, ни средств для пропаганды ленинизма, его вдохновляющего примера.

Возможно, что именно так думал генсек, ставя свои разрешающие, одобряющие, поддерживающие, запрещающие резолюции. Черненко, несмотря на старческие недуги, очень нравилось, когда к нему шли все нити управления, когда именно ему докладывалась самая главная информация, когда только он, подписав документ, решение, постановление, приводил в движение огромные материальные силы, тысячи людей, устремления многих организаций. Вершина власти!

Черненко ревниво следил, чтобы молодой, энергичный Горбачев не слишком «показывался». Старался больше загружать его рутинной работой, меньше посылать «на люди». Думаю, где-то в тайниках сознания у больного старца копилась зависть и неприязнь к Михаилу Сергеевичу, здоровому, крепкому, деятельному. Хотя и старался спрятать их поглубже. Но, как писал Жан-Жак Руссо: «Иногда удар не попадает в цель, но намеренье не может промахнуться» {979} . А оно, это «намеренье», было элементарным: подольше удержаться на вершине, не подпуская близко туда молодых и энергичных…

979

Руссо Ж.-Ж. Избр. соч. Т. 3. М., 1961. С. 644.

Черненко едва ли думал, что на этом властном холме он пробудет всего тринадцать месяцев… Суетился. Душевно. Беспокоился, когда несколько дней не мог поехать в Кремль или на Старую площадь. Тревожился не о «деле», туманно огромном и расплывчатом. Беспокоился о себе: а ну как соберутся и отрешат по болезни от власти… Он хотел, очень хотел быть Первым руководителем. Долго. Но не знал, что подлинными признаками величия всегда выступают неспешная мудрость и способность сохранять глубокое спокойствие в пульсирующей сумятице мира. У Черненко не было ни того, ни другого.

Он суетился. В душе. Ведь еще несколько лет назад только в канцелярском сне он мог представить, что на его партийной печати будут отлиты красными четкими буквами слова «Генеральный секретарь»…

Канун перестройки

У Киплинга есть мудрые строки, суть которых в том, что сила продолжающейся ночи уже сломлена, хотя никакой рассвет не грозит ей ранее часа, назначенного рассвету.

Если с Андроповым народ, и особенно интеллигенция, связывал какие-то надежды на благие перемены в обществе, то черненковское безвременье дышало безысходностью, духовной тоской и всеобщим равнодушием. Да, равнодушием к Черненко, КПСС, «марксизму-ленинизму», «мудрой политике ЦК». Однако наиболее проницательные люди чувствовали, «что сила продолжающейся ночи уже сломлена». Были слышны едва уловимые подземные толчки. Сила «продолжающейся ночи» сломлена самими большевиками, их политикой, догматическим однодумством, преклонением перед милитаристским молохом. Как в марте, когда еще крепок снежный наст на российских полях, но краснозобые снегири, садясь на стылые сучья берез, своими яркими манишками напоминают всем – весна близка.

Черненковское «генсекство» – год безвременья и смутных, неясных ожиданий чего-то нового, неопределенного, другого, которое притаилось где-то здесь, недалеко… Даже генерал армии А.А. Епишев, мой непосредственный начальник, ортодоксальный коммунист, но весьма умный человек, однажды летом 1984 года неожиданно сказал мне:

– Время какое-то липкое и застывшее. Не знаю что, но что-то должно произойти…

В его словах слышались тревога и смятение. Позже я узнал, что накануне он был на приеме у генерального секретаря.