10 вождей. От Ленина до Путина
Шрифт:
Ну кто из нас любит критику? Все мы уверены в том, что поступаем правильно, а критики несправедливы. Никакая власть не хочет, чтобы люди знали о ее ошибках, промахах, некомпетентности и непрофессионализме.
Но все совершают ошибки. Ошибки, совершенные президентом, могут быть очень опасны. Поэтому нужны негосударственные средства массовой информации, которые должны обо всем рассказывать, никому не делая скидок. И если нет независимого от власти телевидения, которое не покажет, что происходит в стране, то страна ничего и не узнает. Когда у человека есть два глаза, он даже не подозревает, что этот оптический плюрализм
Критика в средствах массовой информации – неотъемлемая часть нормальной политической жизни. Политик должен с этим смириться, потому что свобода печати имеет огромную ценность для государства.
Возможно, дело в том, что всей предшествующей карьерой Путин не был готов к публичной деятельности. Должно быть, ему было сильно не по себе в первые месяцы, а может, и годы в Кремле. Комментарии журналистов его раздражали. Ему не нравилось, что каждый его шаг – как актера на сцене – обсуждается, оценивается, критикуется, высмеивается. Это и определило его отношение к журналистам.
– Вы думаете, это приятно, – как-то заметил Путин, – сидеть в Кремле и читать гадости, которые про меня журналисты пишут?
Тяжелое впечатление произвел ответ президента Путина известному американскому тележурналисту Ларри Кингу на вопрос о судьбе подводной лодки «Курск».
– Так что же случилось с вашей подводной лодкой? – спросил журналист, надеясь, что президент России расскажет зрителям о подлинных причинах гибели «Курска».
– Она утонула, – с легкой иронией ответил президент.
Не знаю, что произошло тогда с Путиным, что он хотел тогда сказать. Наверное, ему хотелось обрезать знаменитого американца, показать себя человеком ироничным и светским. Но вышло наоборот. Люди решили, что такая высокомерно-легкая улыбка может быть только у человека, который не понимает, что речь идет о смерти людей и бесконечном горе их родных…
Наверняка потом Путину было очень неприятно, что не только Америка, но и Россия увидела эту незабываемую улыбку на своих экранах. Несложно предположить, что для кремлевской команды этот эпизод стал еще одним аргументом против существования средств массовой информации, которые позволяют себе показывать не то, что надо, а то, что есть.
По существу, людей стали натравливать на средства массовой информации. Говорили: телевидение врет, журналисты врут… Но, пожалуй, ни один журналист не врет так, как врут чиновники. Для чиновников настали счастливые дни. Свободные средства массовой информации – это было единственное, чего они хоть немного, но боялись. Покажут, какие они есть, и стыдно будет, и начальство по головке не погладит. А теперь они ожили, они больше не боятся, потому что увидели: начальство мнением общества, которое выражается через средства массовой информации, больше не интересуется.
Телевидение в первую очередь оказалось под контролем высшей власти. Красивые слова о том, что телевидение должно принадлежать государству, надо понимать правильно: не государству, а президенту, его команде, чиновникам. Иначе говоря, президентская команда вслед за французским королем повторяет знаменитую формулу: государство – это мы. Кремлевские чиновники внушают нам, что их интересы – это интересы государства…
Государевы люди и неодворяне
Журналист Олег Блоцкий, исследовавший генеалогическое древо семьи Путиных, замечает: «По всему выходит, что нынешний президент России Владимир Путин – третий в своем роду, кто родился вне крепостной неволи». Автор восторженной книги о Путине, видимо, хотел обратить внимание на то, сколь невелики традиции свободы в России.
Эпоха Горбачева и Ельцина была слишком недолгой, чтобы эти традиции укоренились. Потому, наверное, так легко вернуть общество в управляемое состояние, когда люди охотно подчиняются начальству, не смея слова поперек сказать и соревнуясь в выражении верноподданничества. Люди готовы строиться в колонны и шеренги, не дожидаясь, когда прозвучит команда, а лишь уловив готовность власти пустить в ход кулак или что-то потяжелее. Это куда более укоренившаяся традиция – всеми фибрами души ненавидеть начальство, презирать его и одновременно подчиняться ему и надеяться на него.
Генерал Константин Пуликовский, президентский полпред на Дальнем Востоке, перечисляя губернаторов, которые хорошо работают, с удовлетворением отметил:
– Это государевы люди.
Государя императора у нас нет с февраля 1917 года. Люди принадлежат самим себе, а не императору. Высшие должностные лица обязаны служить народу. Но это в теории, а на практике чиновники знают, кому служить…
Путин считал своей задачей выстроить вертикаль власти, дабы привести в норму «разболтанную и расхлябанную государственную систему». Любопытно, что это оказалось не так уж сложно. Думали: как заставить губернаторов подчиниться? А никто, собственно, и не сопротивлялся. Достаточно было слегка их припугнуть, и прежней вольницы как не бывало. Все охотно построились и колоннами двинулись вперед. Все ставят президенту в заслугу то, что власть перестала зависеть от олигархов и губернаторов. Перечень можно продолжить. Власть перестала зависеть также и от парламента, и от общества в целом.
– Все тихо и незаметно «легли» под Путина, – говорил тогда журналистам Борис Немцов, который из правительства перешел в оппозицию. – Президент и его администрация провели зачистку политического поля, которое теперь выглядит как безликая равнина, а в центре возвышается бесконечно высокий монумент под названием «президентская власть». Госдума стала филиалом администрации президента, Совет Федерации – мелким подразделением Кремля. Губернаторы помалкивают, боясь высунуться. Большинство политических сил страны подобострастно поддакивают власти…
Государство, конечно же, должно быть сильным. Но в чем сила государства? Не в том, что вышестоящий чиновник может снимать и увольнять нижестоящего, а в том, что исправно функционируют все институты государства.
Во время беседы с президентом депутаты от агропромышленной группы спросили его, что больше всего ему мешает. Путин ответил: чиновничество. Диагноз точный. Вопрос в том, как избавляться от всевластия аппарата. Принято думать, что надо объявить очередное сокращение, скажем, четыре министерства слить в одно. Наверное, это само по себе полезно. Но дело не в количестве чиновников, а в том, какую роль государственный аппарат играет в нашей жизни. Без чиновников обойтись нельзя, важно, чтобы всевластию аппарата что-то противостояло.