10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец
Шрифт:
Бурьенн начал осторожно успокаивать генерала. Возможно, он сказал ему, что подозрения Жюно слишком преувеличены, а потом, чтобы сменить тему, заговорил о славе главнокомандующего.
Но в ответ Наполеон лишь насупил брови.
— О, моя слава! — воскликнул он. — Не знаю, что бы я отдал сейчас за то, чтобы все, что я услышал от Жюно, оказалось неправдой… Как же я люблю эту женщину…
Чуть позже Наполеон взял себя в руки и ни с кем уже не говорил больше на эту тему. Жюно, впрочем, его откровения дорого обошлись. Простодушный, желавший сделать все как лучше, он не учел того, что рассказать другу о неверности его жены — отнюдь не самый удачный способ укрепления дружеской привязанности. Подобная «доброжелательность» опасна еще и потому, что она наносит удар
Петь дифирамбы подруге друга — это вопрос склонности. Но петь дифирамбы его жене — это уже вопрос необходимости, больше того, личной безопасности. Бедный Жюно и предположить не мог, что в дружбе, как и во многом другом, нужна не откровенность, а дипломатия.
И, кстати, Бурьенн по этому поводу потом написал так:
«Я заметил впоследствии, что он [Наполеон. — С. Н.] так никогда и не простил ему этой глупости; и могу сказать почти наверняка, что это стало одной из причин, по которым Жюно не был сделан маршалом, подобно многим из его товарищей, которых Бонапарт любил меньше, чем его».
Глава 4. Царица Востока Полина Фурес
Впрочем, все, что связано с судьбой Жюно, это было потом, и это тема для совсем другой книги. А пока же ярость Наполеона в отношении Жозефины резко сменилась горьким безразличием.
По сути, он на нее страшно обиделся. Если бы Жюно был профессиональным психологом, он бы объяснил Наполеону, что окончание «ся» в этом слове обозначает действие, направленное на самого себя (например: «оделся» — одел себя, «причесался» — причесал себя), то есть обиделся — это значит обидел сам себя. То есть это не Жозефина обидела его, а он сам себя обидел! Сам расценил ее поступок как задевающий его достоинство и решил обидеться. И это не значит, что обижаться нельзя. Можно! Но хуже от этого будет только самому себе, и тут гораздо конструктивнее просто решить, что ты больше не будешь сам себя обижать, потому что пользы от этого — никакой.
Но Жюно, всегда находившийся рядом, не был психологом, и он посоветовал своему начальнику и другу постараться все забыть, как-то развлечься, тем более что в Каире не было недостатка в красивых женщинах. И в конце концов будущий император (не без содействия Жюно) близко сошелся с некоей Маргаритой-Полиной Фурес.
Эта женщина родилась 15 марта 1778 года в Арьеже. Она была дочерью часовщика Анри-Жака Беллиля и Маргариты Барандон. В некоторых источниках утверждается, что она была «незаконной дочерью одной кухарки по имени Беллиль», а отец ее якобы был неизвестен. Это неправда. Но вот фактом является то, что Полина вынуждена была уже с ранних лет зарабатывать средства к существованию. Она поступила в обучение к одной модистке в соседний город Каркассон. Девушкой она была веселой и жила исключительно днем сегодняшним. И вот в доме своей хозяйки она познакомилась с лейтенантом 22-го конно-егерского полка Жаном-Ноэлем Фуресом, который, не задумываясь, женился на ней. А когда французская армия отправилась на завоевание Египта, молодые не захотели расставаться друг с другом, несмотря на строгие порядки, введенные главнокомандующим. В результате Полина переоделась в егерскую униформу и пробралась на один из кораблей.
Так красавица Полина, блондинка с темно-синими глазами, оказалась в Александрии и вскоре стала всеобщей любимицей. В Каире, где находилась главная квартира армии, прекрасная лейтенантша (все называли ее Беллилот) также играла заметную роль, и вскоре она привлекла внимание Наполеона.
Следует отметить, что генерал Бонапарт не любил арабских женщин из-за их мясистости, столь ценимой восточными людьми, и захотел познакомиться с Беллилот. И дело это было поручено, конечно же, его первому адъютанту полковнику Жюно. А тот организовал все предельно просто, но надежно. Буквально на следующий день Беллилот получила приглашение на обед к генералу Дюпюи, военному коменданту Каира. За столом Жюно «случайно» оказался соседом Полины, а ее мужа, опять же «случайно», не оказалось среди приглашенных. В конце обеда Жюно галантно предложил ей чашечку кофе. А потом его рука почему-то вдруг задрожала, и прежде чем он сумел предупредить несчастье, на белом платье Беллилот уже красовалось большое коричневое пятно от пролитого напитка. Дама пребывала в замешательстве, офицеры суетились, желая помочь в решении проблемы… А Жюно, рассыпаясь в извинениях, предложил Полине пойти в комнату этажом выше.
— Там, мадам, вы найдете кувшин с водой, чтобы замыть пятно, и сможете просушить свое прекрасное платье.
Совершенно очевидно, что ничего не подозревавшая женщина нашла наверху не только обещанный кувшин с водой, но и… генерала Бонапарта.
На «приведение платья в порядок» они потратили ровно два часа, и все это время участники обеда пытались вести непринужденную беседу. И никого, казалось, не удивил тот факт, что самый меткий во французской армии стрелок из пистолета, легко попадавший в карточного туза с расстояния в двадцать шагов, вдруг утратил твердость руки…
На следующий день лейтенант Фурес был отправлен со «срочной» депешей в Париж, а двадцатилетняя Беллилот на некоторое время стала настоящей Царицей Востока, оторвав Наполеона от великих мыслей и прогнав своими поцелуями его ревность, которая, как известно, кому-то льстит, кого-то унижает, а кого-то просто обязывает изменить.
Фредерик Массон пишет:
«Как только у Бонапарта раскрываются глаза, как только иллюзия его рассеивается, он начинает подумывать о разводе. Он считает разорванной связь, соединявшую его с женой. Если бы он продолжал ничего не знать, то, несомненно, он остался бы верен ей в Египте <…> но теперь зачем сдерживать себя?»
И 29-летний Наполеон позволил себе совершенно увлечься белокурой Беллилот. Ее свежесть и живость характера пришлись ему как нельзя больше по вкусу.
И тут Наполеон совершил типичную ошибку. Он не сообразил, что только любовь может свернуть горы, а заодно и изменить другого человека. Но это любовь без осуждения и без избыточных претензий. А такую любовь мало кто способен подарить. Всем хочется получить желанный результат побыстрее. И всем кажется, что для этого нужно лишь двинуть любимого посильнее, и он сразу же исправится и станет таким, как нужно. И Наполеон решил двинуть. Он встал на ошибочный путь осуждения. Более того — мести. И тут ничего не поделаешь, ибо мстительность характерна для корсиканцев.
Но во всей этой истории, несомненно, одно лицо было совершенно лишним, а именно — муж. Его послали с депешами во Францию, и при этом начальник Генерального штаба Бертье сказал ему:
— Мой дорогой Фурес, вы счастливее нас всех. Вы снова увидите Францию. Главнокомандующий облекает вас полным доверием и поручает вам передать Директории тайные депеши. Вы отбываете через час. Прощайте! Я хотел бы быть на вашем месте.
Лейтенант пытался протестовать:
— Но мне нужно предупредить мою жену, чтобы она тоже приготовилась к отъезду…
— Ваша жена! — перебил его Бертье. — Ваша жена! Да вы сошли с ума! Прежде всего, ей будет плохо на борту плохо снабженного продовольствием корабля. Плюс она подвергнется опасностям. И, наконец, это вам не позволено. Друг мой, я понимаю, что вы будете страдать, расставшись со своей женой, но важное задание, порученное вам, превыше всего…
Фурес был очень горд собой, но в море он попал в плен к англичанам.
А тем временем его жена сделалась настоящей султаншей. Часто ее можно было видеть гарцующей в генеральской форме и в треуголке на прекрасном арабском скакуне. Она держала себя совершенно открыто, как настоящая фаворитка. Да, по сути, она ею и была. Она роскошно одевалась, угощала у себя обедами генералов, с придворными почестями принимала находившихся при армии француженок…