100 километров до любви
Шрифт:
– А здесь красиво, – улыбнулась я.
– Да, здесь круто. Туристы очень любят эти места. Знаешь, кто такие туристы?
– Это такие… которые ходят с рюкзаками, живут в палатках и готовят еду на костре?
– Ну, почти. У меня родители в молодости увлекались. Пойдем?
Левый берег реки был невысоким – казалось, та сторона совсем необитаемая – один сосновый лес и ничего больше. Правый берег был крутым и высоким. По краю росли плакучие ивы, за ними простирались зеленые луга, где паслось небольшое стадо коров, а чуть дальше
Я посматривала на Ваню, а он все рассказывал и рассказывал:
– Врачи сказали, что нужно укреплять мышцы. Вот я уже два года качаюсь. За это время набрал почти пятнадцать килограмм.
– По тебе не скажешь, – ответила я, смущенно оглядывая его. Ваня был высоченным и спортивным, с красивыми широкими плечами, сильными руками. Даже ноги у него были красивыми, если так можно сказать о ногах парня.
– Это потому что мышцы тяжелые.
Лицом Ваня тоже вышел. Загорелый, кареглазый. Темно-русые волосы отросли почти до лопаток. Он носил длинные шорты и, казалось, не признавал расчески. Одним словом, Ваня напоминал Тарзана.
– Сейчас я спокойно поднимаю штангу сто пятьдесят килограмм, – рассказывал он. – А еще два года назад – пятьдесят с трудом поднимал. А сейчас сто пятьдесят мой рабочий вес. К концу года планирую тянуть двести.
Я не особо понимала, о чем он говорил. Если быть совсем честной, мне уже давно стало скучно. Радовали только пейзажи впереди и легкий ветер, шумевший в деревьях у реки. Мы прошли второй пляж. Под ивами у воды, под кустами и просто на колючей траве, подстелив старые одеяла, сидели люди. Рядом бегали дети, кто-то с шумом прыгал в воду.
Я спросила Ваню, чем здесь вечером занимается молодежь и общается ли он с кем-нибудь из дачников.
– Ничего особенного, сидим у почты, общаемся, прикалываемся… – говорил Ваня. – Если у кого-то предки в городе, то можем и там зависнуть на пару дней. Недалеко от станции есть кирпичный дом, три этажа. Лет двадцать уже стоит, но все равно крутой. Там несколько лет никто не жил, а три года назад его купила семья из Москвы. Пацан у них, Антон, восемнадцать лет – нормальный вообще. Родаки у него только на три дня в неделю приезжают, вот мы у него и тусовались почти все лето в прошлом году. Круто было. В июле предки его в отпуске были. Сегодня только ехать собрались. Так что скоро позовет. Если что, пойдешь со своими девчонками?
– Как-то неудобно, – ответила я. – Нас же там никто не знает.
– Да забей ты, все нормально.
Мы прошли мимо пляжа, прошли луг, усеянный темно-розовыми полевыми гвоздиками. В лесу пахло смолой, а под пятки то и дело попадали большие сосновые шишки. Скоро лес начал редеть, и мы оказались на узкой асфальтированной дороге, на которой с трудом могут поместиться две легковые машины. За деревьями мелькали рельсы и железнодорожные столбы, еще виднелась скромная платформа. Я уже чувствовала себя уставшей и хотела домой.
– Если пойдем направо, то через три километра будем дома, – сказал Ваня. – Устала?
– Да, немного.
– В следующий раз можно сходить в другую часть поселка.
Пятнадцать минут мы шли молча. Пару раз навстречу попадались велосипедисты и проезжали машины.
– А здесь водопад есть, – сказал он.
С правой стороны дороги стояло два бетонных блока, где-то близко шумела вода. Внизу был небольшой пруд с мутной водой. Я присела на блок и посмотрела вниз: из-под дороги широким потоком текла вода. Там же стоял Ваня и пробовал ее ногой.
– Ледяная! – крикнул он, прищурив глаз.
Я подняла небольшой камень и кинула его в пруд. Он глухо бултыхнулся и исчез.
– Здесь вода какая-то странная, – сказала я, когда Ваня поднялся обратно. – Она не бесцветная, как обычная вода, а… желтая какая-то.
– Да, – согласился Ваня. – Говорят, это потому, что речка по лесу протекает.
Я повернула голову и заметила черно-белый столб у железной дороги. Наверху темной краской намалевано какое-то число.
– Что там написано? – спросила Ваню.
– Сто шестнадцать.
– Что это значит?
– Это расстояние от центра Москвы до поселка, – ответил он. – Мы можем сейчас пройти через лес, так быстрее будет.
Лес тут был совсем маленьким. Я могла легко окинуть его взглядом. Двадцать метров вдоль шоссе, двадцать метров вглубь, а дальше – болото и поле. К шоссе примыкал песчаный овраг, по краю которого росли старые сосны. Их мощные корни торчали из оврага деревянными узлами. Лес был сухим, под ногами хрустели сосновые иголки, мелькали пожелтевшие листья земляники и черники, между которыми росли цветы мать-и-мачехи. Лес длился три минуты. Я и опомниться не успела, как мы вышли на деревенскую улицу.
– Этот район называется Вытряски, – сказал Ваня. – Дома на этой улице построили позже других. Их как бы вытрясли на самый край деревни.
Утром я проснулась от приятного запаха, доносившегося с кухни. Дверь была прикрыта, а по деревянному полу бегали солнечные зайчики. На часах без пяти девять. Мы с девчонками заснули в два ночи. Диван был, конечно, старым и довольно жестким, поэтому немного болела спина.
Судя по запаху, Марина жарила блины прямо за дверью. На улице время от времени лаял Черный – должно быть, кто-то незнакомый проходил мимо калитки.
Я вышла на кухню. Кристина уже сидела за столом, забравшись с ногами на стул, и макала блин в малиновый джем.
– Ку-ку, – прокомментировала Марина. Она с детства говорит «ку-ку» вместо «доброе утро».
– Вечером идем тусоваться, – сообщила Кристина, отправляя блин в рот.
– Куда? – не поняла я.
– Ты бы еще дольше спала. Ванька уже приходил. Хотел тебя купаться позвать, а ты спишь. Короче, вечером мы все идем к какому-то Антону. Говорит, там будет вся молодежь.
– Да, он рассказывал.