100 лет тому назад
Шрифт:
И тут выстрел где-то на околице деревни раздался. И бабский крик с заполошным собачьим лаем. И еще несколько выстрелов, после которых, лай оборвался, как обрезанный. Бабские вопли, кстати, тоже затихли, но зато в других дворах собаки зашлись истошным гавканьем. Еще толком даже не разобравшись в ситуации, на всякий случай скомандовал своей сестренке:
— Дашка, беги в огород, в канаву в малиннике прячься и не вздумай показываться, пока не позову.
Шестилетняя девчушка с чрезвычайно серьезным личиком мигом умчалась указания старшего брата выполнять, прятаться. Невольно подумалось: «А в двадцать первом веке хоть кто-нибудь из детей точно так же стал бы выполнять указания, не задавая лишних вопросов?». Но все же, мне-то что в этом случае делать? Ружье
Прикинул, что из имеющихся у меня в распоряжении орудий труда может в случае необходимости оружием послужить. Топор, с некоторым натягом, годится, но тяжеловат и действовать им можно только на коротких дистанциях, вилы чуть подальше достанут, но на дистанции винтовочного выстрела тоже не пляшут. Все же и вилы, и топор подготовил, под руку подложил, а сам возле ворот в щель в заборе выглядывать происходящее на улице принялся, сам в уме просчитывая пути отступления огородами. И чтобы в противоположную от малинника сторону, чтобы внимания к сестренке не привлечь. Мало ли, какая сволочь сейчас в деревне ошивается.
Сначала ничего нового не происходило, пустая улица, только кусты сирени, посаженные возле дома, шелестят. Любопытство прямо таки одолевало: сбегать, посмотреть, что там. Только я ведь уже не совсем пацан любопытный, взрослый разум, хоть и находится под прессом детско-подростковых гормонов, но еще функционирует. Так и сидел, в щель выглядывал. И не зря. Еще пару раз дальше по улице выстрелы бухали. Тоже, наверное, любопытничал кто-то.
А потом в поле зрения двое незнакомых мужиков с винтовками наперевес и чуть следом за ними еще один с наганом показались. И одежда на них уж очень специфическая. Не ходят нормальные люди летом в драных бушлатах и шинелях на голое тело. Явно варнаки из лагеря сбежали. Впрочем, не на всех такие отрепья, тот, что с револьвером уже вполне себе в цивильную рубаху и картуз переоделся, похоже, старший среди них.
И эта парочка к нашим воротам намылилась! Уходить, однозначно, надо. И тут позади меня вдруг детский голосок раздался:
— Сашка, я боюсь! — Дашка не усидела в своем тайнике, на двор вернулась.
Зашипел на нее:
— Быстро беги на свое место, дура! — Ну, просто нервы не выдержали.
Сестренка побежала, только пятки засверкали. Только малинник же, по нему надо с осторожностью передвигаться, чтобы не хрустеть ветками на всю округу.
Бандиты услыхали звуки из-за забора, что кто-то убегает от них, и уже, не сторожась, ворота отворять принялись. Ну, те, двое, что с винтовками. Третий осторожный был, только замер, наган держа наизготовку. А мне убегать уже совсем поздно стало. Вот, взрослым сознанием хвастался, а только зря совсем. Надо было с самого начала бежать вместе с Дашкой огородами, как первые выстрелы услышал. Любопытный, блин!
Мужики с винтовками во двор вбежали и полностью на звуках из малинника сосредоточились, там же убегает кто-то. А меня, склонившегося в полуприсяде с противоположной стороны от малинника и так и прижимающегося к забору, и не видели. А потом один из них, тот, что сзади и чуть ближе ко мне, начал винтовку для выстрела поднимать и раздумывать стало совсем некогда. Так, не размышляя ни о чем, вилами в поясницу ему, молча, и ткнул на скорости.
Еще в прошлой жизни слыхал, что удар ножом в почку может шоком от боли лишить жертву голоса. Вилы ничуть не хуже сработали. Только выгнулся мужик и в пыль двора рухнул, теряя оружие из рук. А потом меня накрыло. Воздух словно в воду превратился, настолько стал упругим и неподатливым. Я тянулся к выпавшей из рук врага винтовке и никак не мог ее достичь. Впрочем, не я один застыл в пелене безвременья, словно муха в патоке, первый душегуб, что чуть вперед забежал и уже к границе малинника приблизился, тоже за все это время еще даже одного шага не сделал, так и замер с занесенной ногой. А занятное это дело, мир, видимый глазами в виде стоп-кадра по отдельным участкам изучать, даже положение глаз не сменив. И кстати, а что там делает третий? Тот, который на улице с наганом в руках оставался. Я же запросто могу быть видимым ему через проем распахнутой настежь калитки. Мысли про третьего додумывал, уже дотянувшись до оружейного ложа и ощущая, как замершее время снова начинает набирать ход, постепенно отпуская тело из своего тягучего плена.
Очень своевременно про врага со стороны улицы вспомнил, кстати. Третий протормозил, конечно, когда прямо на его глазах непонятно откуда взявшийся мальчишка пропорол вилами бок одному из подельников, но недолго. Уже поднимал ствол револьвера в направлении убийцы товарища. Оба мы поднимали. Только у меня еще немного действовал осознаваемый мной эффект подтормаживания времени, а потому я успевал продумать за раз куда больше нюансов, чем этот сморщенный и черный от грязи беглый арестант. Потому стрелял в движении, уходя из зоны створок ворот. Стрелял не прицельно, просто «в ту степь». Главное, выйти из зоны поражения и хоть чуть-чуть помешать зэку вести прицельную стрельбу.
Бах! Плохо зафиксированную винтовку отдачей вырвало из рук. Указательный палец очень больно ушиб о скобу вокруг спускового крючка оружия. И одновременно снова ощущение нахлынувшего безвременья. Неужто попал? Черт! Нужно немедленно подобрать выпавшую из рук винтовку, передернуть затвор и попытаться упокоить последнего бандита. А ведь у его винтовки затвор, наверняка, уже передернут. И снова продавливание сквозь неподвижный воздух в попытке выиграть этим хоть долю секунды времени.
Успел! Последний остающийся на ногах враг вовсе не ожидал столь явной перемены положения дел, а потому лишь тупо смотрел в сторону возящегося с непослушным оружием пацана, напрочь позабыв про точно такое же в собственных руках. Бах! И тело в драном черном бушлате падает на землю. Эй! Почему темно? Кто выключил свет?
В себя пришел от громкого рева Дашки.
— Саша, братик, не умирай! Не умирай, пожалуйста!
— Чего ревешь, не умираю я, просто устал очень, прилег вот отдохнуть. — Блин, в самом деле, захоти умереть, не дадут.
— Знаешь, как страшно! Чужие дядьки чуть меня не поймали. А потом бах, дядька в кусты смородины улетел и только ногой дергает.
— Прекрати меня обнимать. Мне подняться на ноги нужно.
Кое-как утвердился на ногах. И вовсе я не кисейной барышней оказался, что на ногах от волнения удержаться не может и чуть что в обморок падает. У меня пуля от нагана над самой ключицей насквозь прошла. Сначала от волнения этого даже и не заметил, а потом, скорее всего, кровопотеря с волнением с ног свалили. Вот, и сейчас все плывет перед глазами.
— Дашка, скорее беги домой, принеси мне какую-нибудь чистую тряпку побольше…, или нет, стой, принеси мне мою старую рубаху, которая в сенках в ларе с самого верху лежит. А что? Мелкая же еще. Сто лет будет мне тряпки искать, если ей строгого целеуказания не дать. А про рубаху я очень хорошо помню, сам ее на днях примерить пытался и, убедившись, что та безнадежно мала, закинул в этот ларь со старыми тряпками.
— Вот! — Сестра быстро обернулась. Рвать ткань с одной больной, почти не действующей рукой, это, я вам скажу, еще тот квест! Но справился. Намотал кое-как повязку и Дашку попросил узел завязать. Она девчонка смышленая, уже умеет такое завязывать. Бантик еще нет, а узел — пожалуйста.
После на заплетающихся ногах побрел за ворота. Мать с односельчанами из города, с торга, вернется, не нужно ей про револьвер и винтовки знать. Поправочка: одну винтовку все же придется предъявить. Но остальное — точно моими трофеями будет.
В нагане оказалось всего два патрона. И по карманам убитого пулей прямо в лоб бандита больше патронов не пряталось. Зато довольно толстый рулончик денег отыскался. Хм. Сколько нулей тут нарисовано! Интересно, чтобы купить на базаре хоть что-нибудь путное, этих денег хватит?