100 магнитоальбомов советского рока. Избранные страницы истории отечественного рока. 1977 – 1991. 15 лет подпольной звукозаписи

Настоящий материал произведён иностранными агентами либо касается деятельности иностранных агентов: Александра Морозова, Натальи Барановой, «Голоса Америки», Бориса Гребенщикова, Андрея Макаревича, Артемия Троицкого, Земфиры Рамазановой.

Скорая помощь, консультации, разрушение и починка мозгов: Сергей Гурьев

В книге использованы материалы следующих авторов: Андрей Барановский (Юрий Морозов – «Свадьба кретинов», Майк – «Сладкая N и другие», «Мифы» – «Дорога домой»), Влад Бачуров («Телевизор» – «Отечество иллюзий», «Аукцыон» – «Как я стал предателем»), Класс Вавере («Желтые почтальоны» – «Болдерайская железная дорога», «Алиса»), Лена Вишня («Кино» – «Группа крови»), Александр В. Волков («Крематорий» – «Крематорий II», «Водопад» – «Первый всесоюзный панк-съезд», «До мажор» – «Ноэма»), Сергей Волченко («Поезд ушел» – «…В замочную скважину»), Андрей Максимов («Миссия: Антициклон» – «С миссией в Москве»), Николай Мейнерт («Пропеллер»), Макс Семеляк («Аукцыон» – «Как я стал предателем»).

Неоценимая

помощь словом и делом: Леонид Порохня, Александр Агеев, Сергей Бабенко, Леонид Бурлаков, Александр В. Волков, Михаил Гладков, Всеволод Гродский, Денис Кирьенин, Илья Кормильцев, Костя Кудрячев, Ирина Масалкина, Александр Морозов, Ирина Осадчая, Вера Попова, Мария Русакова, Виктор Тимшин, Лили Шерозия. Фото: Александр Агеев, Анатолий Азанов, Павел Антонов, Сергей Бабенко, Константин Багаев, Эдуард Басилия, Бегемот, Андрей Безукладников, Олег Беликов, Константин Божьев, Наташа Васильева, Алексей Вишня, Игорь Вишняков, Анатолий Войнов, Александр С. Волков, Лев Гончаров, Михаил Грушин, Яна Дягилева, Александр Зайка, Ильдар Зиганшин, Владимир Иванов, Александр Карнаков, Карабас, Вадим(Д)Конрадт, Дмитрий Константинов, Сергей Коротаев, Андрей Кудрявцев, Надя Лебедева, Сергей Леонтьев, Игорь Лобунец, Игорь Малорадский, Алексей Марков, Ирина Масалкина, Сергей Матвеев, Оксана Мацкевич, Сергей Мироненко, Георгий Молитвин, Валерий Мурзин, Игорь Мухин, Александр Пигарев, Александр Подусинов, Владимир Покровский, Богдан Поляков, Олег Попов, Леонид Порохня, Валерий Потапов, Игорь Простаков, Олег Ракович, Олег Сальхов, Евгений Станкевич, Сергей Супалов, Юрий Тугушев, Рустем Тухватулин, Ольга Урусова, Андрей «Вилли» Усов, Сергей Федосеенко, Марина Хитрина, Алексей Хрынов, Юрий Чашкин, Игорь Шапошников, Алексей Шульгин, а также из домашних архивов музыкантов.

Плодотворное сочувствие идее: Инна и Гриша Файнбург, Александр Астров, Андрей Барановский, Влад Бачуров, Митя Волынский, Борис Гребенщиков, Татьяна Долбинина, Александр Долгов, Ильдар Зиганшин, Марк Йоффе, Наташа Жикина, Николай Кириллов, Алексей Коблов, Сергей Куранов, Александр Липницкий, Сергей Лукашин, Наташа Мантерова, Костя Поздняков, Сергей Попович, Володя Рудницкий, Юрий Севостьянов, Соня Соколова, Василий Спасский, Игорь Степанов, Андрей Тищенко, Дарья Тролль, Мумий Тролль и все-все-все, Андрей Турусинов, Рустем Тухватулин, Андрей «Вилли» Усов, Леонид Фомин, Женя Хавтан, Паша Ходаков, Юрий Цейтлин, Ира Шафир, Михаил Шишков, Александр Шумский, Настя Ярмыш, Юрий Яроцкий, Земфира.

Также книге помогли: информационное агентство «Интермедиа», информационное агентство «Турне», деревня Кравцово Воронежской области, Андрей Абрамов, Оля Абросова, Барри Адамсон, Александр Андрюшкин, Аня (Соль-Илецк), Стас Артемов, Наташа Афанасьева, Оля Барабошкина, Наташа Баранова, Лена Бесчеревичных, Гена Блинчук, Андрей Бурлака, Андреа Вернерова, Вика, Пол Вильямс, Екатерина Виноградова, Лена Вишня, Давид Волков, Василий Гаврилов, Женька Гапеев, Сергей Гапоненко, Герка, Артур Гильдебрандт, Михаил Гольд, Лева Гончаров, Гоша, Марк Грабовский, Игорь Грачев, Владимир Гройсман, Леонид Гройсман, Айрат Дашков, Джулиан, И. К. Долбинин, Таня Домашевич, Я. Г. Дубенко, Лена Дьяконова, И. Н. Жикина, Катя Евсюкова, Артур Ефремов, Александр Завелевич, Михаил Иконников, Слава Калашников, Аня Калинина, Лена Карпова, Лена Клепикова, Олег Коврига, Андрей Коломыйцев, Наташа Комарова, Александр Коротич, Вадим Кузьмин, Александр Кутинов, 16 Horsepower, Маша Кушнир, сестра Юля, И. А. Кушнир, Надя Лебедева, Сергей Левицкий, Лариса Леонова, Рина Ли, Артем Липатов, Андрей Лукинов, Маша Марголис, Алексей Марков, Александр Мезенцев, Мигель, Костя Мишин, Марина Москалева, Валера Мурзин, Сладкая N и другие, Валера Наумов, Слава Недеогло, Макс Немцов, Митя Ольшанский, Вадим Пересветов, Антон Помещиков, Алексей Радуген, Света Саввина, Саша Селищева, Михаил Сидлин, Слава Синицын, Барбара Слива-Штайн, Юрий Сорокин, Михаил Спиридонов, Александр Старцев, Дмитрий Стахов, Алексей Строганов, Юля Строганова, Катя Судоргина, Лена Тенькова, Сандро Тетти, Михаил Тимофеев, Игорь Тонких, Виктор Троегубов, Влад Тупикин, Сергей Чернов, Юля Чернокошкина, Маша Чеснокова, Яна Чурикова, Игорь Шапошников, Алиса Щетинина, Эвелина, Настя Ягодина, Аня и Наташа Янчук, Зуй.

Спасибо всем, кто верил в смысл работы над этой книгой.

Нужно ли объяснять нынешнему поколению, какой кайф был 30 лет назад, в эпоху Вудстока, или, скажем, 15 лет назад, когда у нас и происходил расцвет магнитофонной культуры? Сейчас уже совсем другие кайфы, и вспоминать о том, как было хорошо, когда мы были молодыми, – это глупость. Ведь интересно, в сущности, другое: то чувство, с которым ты сидишь ночью на чьей-то кухне, кто-то рядом читает вслух, и ты вдруг впервые в жизни слышишь стихи Бродского. Это и есть Настоящее. В отличие от тех поддельных картонных декораций, в которых мы все жили при советской власти.

И не нужно поддаваться иллюзиям, что сейчас все изменилось. Как была советская власть, так она и есть. Просто тогда ларьки имели одну форму, а теперь – другую. Эта культура неискоренима: пластиковая, поддельная, сделанная где-то на закрытом заводе ЦК или на китайском подпольном заводе, один черт. Все равно она ненастоящая. А вот Бродский настоящий. И Хендрикс настоящий. И Майлз Дэвис. И Бунюэль. И фильм «Blow Up». И то, что делалось в нашей магнитозаписи, тоже было настоящим. Все это не имеет ничего общего с тем, как нас учили жить и думать.

…Когда я был маленьким, мне было скучно смотреть на жизнь моих родителей. Я думал: «Зачем же стоило рождаться, чтобы так жить? Ребята, вы живете скучно. Я так не хочу. Я сделаю все что угодно, чтобы жить не так. Чтобы жить по-настоящему». И когда я вошел в общество людей, которые что-то делали в области культуры, то понял, что был прав. Все общество вокруг было пластиковое, но каждый при желании мог, соблюдая умеренные приличия, парить духом где угодно. Если вести себя разумно, то так даже сейчас можно делать хоть всю жизнь: парить самому и помогать людям освобождаться от той бесконечной херни, которая происходит вокруг.

Когда-то, во времена хрущевской оттепели, существовали иллюзии насчет возможности обретения свободы, что называется, в рамках социума. Но когда вся эта лафа закончилась, интеллигенция стала осознавать, что шашни с советской властью до добра не доводят. Те, кто мог, свалили за кордон, а те, кто понимал, что им никогда никуда не свалить, ушли в отрыв и организовали свое государство в государстве. Мы попали в самую гущу этой странной культуры и проварились в ней до конца восьмидесятых, пока нас не выпустили на большую сцену. С моей точки зрения, эта культура была гораздо интереснее, чем, скажем, культура битников или хиппи в Америке. И битники, и хиппи были так или иначе связаны с государством, в котором жили, – в каком-то смысле они представляли собой оборотную сторону этого государства. А мы тогда были очень забавно оторваны от всего советского – именно за счет того, что пытались максимально приблизиться к культуре общечеловеческой. Все ходили на лекции по искусству Древней Греции или просто сидели, пили портвейн, читали какие-то стихи. И вообще, было полное ощущение, что чем дальше мы уходим на Запад или в Китай, тем мы нормальнее. Все это было настолько другое, что по нашему поводу не беспокоились ни менты, ни КГБ: просто не было точек соприкосновения. Люди на улицу выходили редко, а если и выходили, то их винтили разве что за непомерное пьянство. А винтить только за то, что человек знает наизусть Овидия, как-то не представлялось возможным.

Мне нравился этот мир, где пересекались музыканты, поэты, художники и даже криминальный элемент. Фантастически веселые были годы! Делить было нечего, так как все мы находились в полной изоляции от общества – как партизаны. Такая вот партизанская культура.

Поэтому и музыка того времени была значительно интереснее, нежели сейчас, – в силу абсолютного отсутствия общего знаменателя. Любая группа существовала как бы сама по себе. Никто не мог ничему научиться друг у друга, и каждый был волен безумствовать, как он хотел. Все существовали за счет связи с общечеловеческой культурой, но у каждого эта связь была особой. Скажем, то, что делали «Кино» или Майк, никак не пересекалось с тем, что делал «Аквариум». А технический момент отступал на второй план. Я, например, не знал, как работает в студии «Машина времени», – да к слову, это вообще никого не интересовало. Допустим, приходит ко мне Майк, который только что записал новый альбом. Я с интересом послушаю, но меня не будет волновать, как здесь записаны барабаны. Меня будут волновать только его песни. У Майка была индивидуальность – как плохо его ни записывай, будет слышно, что это Майк.

И характерно, что хотя мы и пили вместе, и даже играли вместе, но, скажем, мои попытки убедить Майка в том, что стоило бы где-нибудь применить, например, струнный квартет, наталкивались на полное непонимание с его стороны. Какие такие струнные? Чем виолончель отличается от тубы? Да ничем. Но при этом было полное взаимопонимание на уровне человеческом. Типа, «я нашел новую запись Боуи – ух ты, давай слушать!» Тогда это было страшно интересно.

Я прекрасно помню первую в моей жизни фирменную пластинку, которую держал в руках. Это был канадский вариант «Please Please Me» – кажется, под названием «Twist And Shout». Beatles сразу же потрясли меня тем, что вообще оказалось возможно сделать такую радостную музыку с такой позитивной энергией. Потом у меня появился сингл «Penny Lane» – четыре песни, которые просто снесли мне крышу, раз и навсегда. Такую музыку раньше просто невозможно было представить – ни звук, ни ощущения. Я долго пытался понять, как они этого добиваются: между аккордами на моей гитаре и аккордами, скажем, у Rolling Stones или Beatles не было ничего общего. Ведь когда втыкаешь советскую электрогитару в советский усилитель, что происходит: «дзынь» – и все. А у них там настоящее «вау-вау» звучит! Я тогда не смог понять этот феномен и забыл про него. А потом, спустя много лет, Лу Рид показал мне, как это делается. Он привел меня к своему гитарному мастеру, который собирает старые усилители. И тот говорит: «Хочешь, я покажу тебе одну штуку?» Дает мне электрогитару, включает в усилитель и говорит: «Возьми аккорд». Я беру, и у меня отваливается челюсть: звук получается, как у Элвиса Пресли. Как, почему?! Оказалось, что тогдашний битловский усилитель AC-30 в сочетании с гитарой Rickenbacker давал такой вот звук. А поскольку воспроизвести нечто подобное на советской гитаре было невозможно – да и вообще все понимали, что играть на гитарах мы не умеем, – мы просто сидели дома и записывали всякий бред. Стучали, ревели, старались довести этот идиотизм до высших форм. И записывали все на магнитофон, чтобы посмотреть, как это будет звучать.