100 shades of black and white
Шрифт:
Рэй всегда говорит за них двоих. Она вообще луч света в любом царстве мрака, и ее улыбкой можно пронзить наповал. Как было когда-то с Кайло, иногда он все еще — в особенно хорошем расположении духа, сытый и довольный — рассказывает эту историю, как встретил ее.
Рэй, конечно, знает все не хуже него. Эй, он чуть не убил ее. Нечаянно, конечно. Принял за сумасшедшую, бросившуюся на него с ножиком в руках. Всего лишь ножиком против здоровенного амбала под два метра ростом и больше сотни килограмм. И ведь слушает до конца, даже не перебивая.
Но сегодня она, пожалуй,
— Серьезно? Есть одноместный? Для меня одной? — Рэй рассыпается смехом, теплым, довольным, и значит, ей снова удалось. Это настоящий талант — очаровывать всяких идиотов настолько, чтобы они выдали ей ключ от особенной комнаты. Тут не поможет удостоверение журналистки — оно все равно просрочено, Рэй уже давно не нужна работа, когда она с ним. Или подкуп — с деньгами у них иногда туговато, это да, но никто не жалуется.
Здесь нужна просто она сама. Сияющая, напоминающая солнце, способное прожечь глаза даже под прижатыми к лицу ладонями.
— Спасибо вам, спасибо, — она снова улыбается этому жирдяю в сальной, в пятнах майке, и взгляд, который тот бросает на нее, такой же жирный, маслянистый, похотливый. — Мистер Платт. Вы не поверите, насколько сильно я вам признательна. Я заплачу наличкой, никаких кредиток. Да, до завтра, хотя мне, честно, некуда спешить.
И кажется, она сейчас перегнется через стойку и примется целовать этого толстяка, но — старый фокус — Рэй контролирует все. Рука жирдяя мажет по воздуху, а сама Рэй уже аккуратно подхватывает выпавший из пухлой ладони ключ.
— Я напишу о вас самую лучшую на свете статью. Подумать только, номер, где останавливался сам Тед Банди. Спасибо.
Она еще раз улыбается, так фальшиво, что лицо вот-вот треснет, а потом слегка поворачивается к окну. Подмигивает Кайло еле заметно.
О да, она получает все, что захочет. Всегда.
Ключ в ее руке позвякивает, стукаясь о исцарапанную табличку с выцветшей цифрой Один.
Последний, самый дальний, разглядывает он нумерацию отдельно-стоящих домиков, столпившихся по ту сторону стоянки. Единственный пустой, затхлый, ожидающий своего постояльца. Темные стекла разглядывают его с интересом, все же, он единственный, кто в них не отображается.
Рэй появляется на пороге чуть позже. Открывает дверь только что полученным ключом и торжественно улыбается.
— А вот и я! — она воровато оглядывается назад, вдруг кто услышит, что она разговаривает с тенями, и захлопывает за собой дверь. Старая, хлипкая, замок проржавел насквозь, одним щелчком пальцем разбить можно, не ее, конечно, она ведь обычная. Лампа звенит от напряжения, то и дело потухая — отходят провода, но зато в этом свете можно различить знакомый силуэт.
Кайло уже внутри, ему замки и засовы не помеха. Недовольно хмурится, принюхиваясь к постельному белью. Оно тоже затхлое, провоняло насквозь и не только дешевым порошком и парфюмом. Стоит, не зная, где усадить свою
— И почему ты всегда права? — он уже даже не удивляется, просто качает головой. А ей хочется показать ему язык.
Почему?
Потому что... это всегда с нею. Ее первый похититель — из-за него Рэй и попала потом в приют, не помня даже свое имя — сказал, что она ярче солнца. И увидев ее раз, потом уже никак нельзя. Не дышится, не думается. Не живется. Вообще нельзя.
Рэй — как солнце, как его луч. Вот откуда ее имя.
Она не так чувствительна, как Кайло, так что садится на кровать, сминая покрывало. Ставит рядом с собой рюкзак и вытаскивает оттуда яблоко. Надкусывает его, жадно, громко хрустя, и сок течет по подбородку. Возможно, в другом месте, в другое время она сгорела бы со стыда. Но здесь только Кайло. И он тоже голоден. Он понимает ее.
— Будешь? — она протягивает ему другую руку. Под рукавом прячутся старые повязки, да и ранки зажили, так что не страшно. Больно, но не смертельно.
— Нет, — мотает он головой, отворачиваясь. Она для него смертельный свет, ядовитый, и солнце течет по ее венам. Утоляет жажду, но и травит одновременно. — Я подожду.
Ждать недолго. Они оба это знают.
Рэй всегда начинает первая, в этом ее назначение.
Она просыпается оттого, что снаружи кто-то расцарапывает ключом замочную скважину, пытаясь попасть, и сквозь щель внизу тянет спиртным. Гадким дешевым пойлом и жирным потом.
В лунном свете, слившемся с алой подсветкой, на своей кровати, все же укрывшаяся окровавленным, хоть и отстиранным покрывалом, она напоминает сказочную принцессу. Из тех, что приносят в жертву, с испуганным взглядом, с растрепавшимися за время сна волосами.
Жертва, идеальная жертва, вот что она такое.
И дверь скрипит, открывшись, растягивая здоровенную тень снаружи. Там хозяин, конечно же, кто еще, отнюдь не зашедший пожелать доброй ночи. В руке зажат дробовик, на тот самый случай, если она вздумает закричать.
Но Рэй не кричит. Зачем?
Не она сейчас в опасности.
Ункар Платт делает всего один шаг, переступая через порог и захлопывая за собой дверь. Он уже ухмыляется, а ширинка штанов расстегнута, и из-под пояса торчит край белья.
— Я подумал, ты скучаешь тут одна, крошка, — он пьян, но ровно настолько, чтобы раззадориться, найти в себе желание пойти и оттрахать маленькую беспомощную девушку в дальнем домике, потому что там такое происходило уже не раз. И не два.
Только вот дело не только в ярлыках, номерках или обоях, обклеивших номер Теда Банди. Дело в Рэй, в солнце внутри нее, жгучем и все же притягивающем.
Она все начинает. Она все завершает. Аминь.
Кайло кидается на толстяка быстро, цепляется руками с вытянувшимися на концах пальцев когтями в горло. Рвет и урчит, давясь дряной кровью, напополам с алкоголем. Пьет быстро, и в темноте его лицо теряет свое значение, превращаясь в пустой, дрожащий овал.
Он голоден, так голоден, что готов сожрать его, вытянуть всю кровь до капли, слизать то, что попало Рэй на лицо, а она, так удивительно и одновременно нет, все еще в кровати, замершая под побуревшим покрывалом.